Микако и антилопы.
Прочитала я тут рассказ
Светы, и вспомнился мне аналогичный случай, произошедший лет так 10 назад, в бытность мою студенткой. Довелось мне целый учебный год (1996-1997) прожить в общежитии в одной комнате с самой настоящей японкой. Звали её Микако, было ей лет, наверное, под 40, хотя точно я сказать не могу. Она так тщательно охраняла тайну своего возраста, что советские разведчики могли бы убиться об стену от собственного бессилия, пытаясь сию тайну выведать. Изучала наша Микако историю религий, а в Израиль приехала, потому что тут учиться дешевле, чем в Японии. По её словам. У Микако были разные маленькие слабости. Две из них - экзотические иностранные языки, с миру по нитке (она учила иврит, турецкий, греческий, латынь, французский, хоть он и не экзотический, но всё равно учила, хоть это и не означает, что выучила), а также говорила по-английски и, конечно, по-японски. По-русски она знала только две фразы: «спакойнай нойче» (это моя школа) и «консервированная кошка» (а этому её научила её предыдущая русскоязычная соседка по общаге - боюсь даже подумать, в каком контексте, потому что это словосочетание как нельзя лучше описывало внешность моей сожительницы). Причём, на всех языках она с одинаковой настойчивостью заменяла букву «л» буквой «р». Вы ведь знаете, что в японском языке нет буквы «л»? Кто-то мне рассказывал, что во время американо-японской войны у американцев был пароль для своих - «Филадельфия».
Второй слабостью Микако были русские мальчики. Молодые люди, в смысле. Каждый день, приходя из университета, она закатывала свои узкие глаза, складывала ручки в молитвенную лодочку и докладывала мне: «О-о-о, Ева! Сегодня я видела такого парня! Русского! Он работает в гардеробной! И зовут его... Михаэр!» Ну, мы-то с вами теперь уже понимаем, что имелось в виду имя Михаэль, то есть Михаил, проще говоря. А тогда я просто задыхалась от желания заржать в голос, так всё это было нелепо и смешно. Заметим, что в кругу моих друзей мужского пола очень многих ребят зовут именно Мишами. И бедной Микако пришлось к этому привыкать и начинать их классифицировать по сложной схеме: Михаэр Первый, Михаэр Второй, и так далее. И ведь она всех помнила, никогда никого не путала!
В те годы у меня был один нежно любимый друг по имени Шурик (он же Саша, он же Алехандро, он же, естественно, Александр). [Справедливости ради заметим, что и сегодня он продолжает быть моим другом, любимым не менее нежно.] В те исторические годы Шурик матом вовсе не ругался, нет. Он им просто разговаривал. И был наслышан о Микако и её неземной красоте от всех Михаэров сразу. И однажды, не сдержав любопытства, Шурик пересилил свою лень и пришёл ко мне в гости - специально, чтобы с девушкой познакомиться. Ну, вошёл в комнату, ну, представила я их друг другу: «Микако, это Александр. Александр, это Микако». Шурик вежливо поздоровался и почему-то надолго замолчал. Микако же, напротив, сложила ладошки в столь знакомую мне молитвенную лодочку, закатила глаза и то-о-омно так простонала: «Шаром, Арександер!» Спустя некоторое время мы вышли оттуда, и я, давясь хохотом, приготовилась услышать от Шурика какую-нибудь шестиэтажную конструкцию в привычном мне ключе. Вместо этого Шурик, точно как Антошка, тихо и отчётливо, произнёс: «Какой ужас!..» Добавить было нечего.