та же по-прежнему
Надо же! Мое дело судья закрыла, предупредила, что в следующий раз такое уже не пройдет, стукнула молоточком и отправила восвояси. Хорошо, не приказала лакеям выпроводить господина на улицу. При этом успела сначала допросить второго свидетеля обвинения, еще одного подписанта моего протокола, фамилию не запомнил, почему-то без звания, типа, работника информационного отдела ОВД Адмиралтейского района. Весьма бойкого молодого человека, кстати, тараторившего без запинки четкие формулировки относительно митинга, митингующих, нахождения субъектов вроде меня на Исаакиевской площади 5 марта, действий полиции.
На все вопросы судьи он отвечал мгновенно, «не моргнув глазом». Меня не узнал, никого не запомнил, людей было много и точка. Его лично задача была информировать граждан о происходящем нарушении закона, ходил якобы с мегафоном (что-то не помню я его на всех видео, которые просмотрел, соврал, наверно, протоколы подписывал - и только). Интонаций практически не было, язык подвешен, чувствовалась подготовка, весьма развитой молодой человек. Вполне вероятно, высшее образование, какая-нибудь Академия из новомодных (и невнятных), факультет «по связям с общественностью». А что, работает вполне по специальности. Только как ни крути, а - «интеллигент на службе у полиции». Легкое металлическое послевкусие, осетринка того-с, с душком-с, ваше сиятельство, официант легко может обнести. Впрочем, Бог ему судья. Врать не стал, и на том спасибо.
Госпоже судье на прощание я успел только выразить сожаление, что первоначально подумал о ней плохо. Только и нашелся сказать. Вот так вот.
Записаться в путинисты, что ли, озорно мелькало в голове, когда выходил, цокая каблуками, через две арки, из вечной тени сырых петербургских дворов на залитую солнцем Садовую. А откуда бы ни вышел, а на улице всегда лучше. Это из Шкловского. В переложении Крусанова.
Получается, единственный кто хотел меня посадить это сержант Данько. Тот более менее прямо указывал на меня, но, правда, только в начале… Ага! Я понял. Сержант меня честно предупредил, что будет врать. Но вот чего он не сказал, врать не долго! То есть он готов был указать на меня и на этом закончить. Да, так точно, он, не могу знать, рад стараться. А судья заставила его лгать дальше, где, когда, что да как. Теперь припоминаю, на вопрос судьи, что именно кричал митингующий (то есть я), сержант как-то даже с вызовом, чуть повысив голос, угрюмо: «Путин вор!», обращаясь чрезмерно прямо к ней, в глаза. Был какой-то упрек в его тоне, какое-то раздражение, обида, как бы недовольный ропот.
После чего сержант ушел в несознанку, типа, не помню, не знаю.
То есть, на самом деле диалог был таким. Будем сажать - давай сажать, сделаем это по-быстрому, не хочешь - не надо, зачем тогда вызывали, кончай издеваться, в натуре. И второй свидетель, умный, с самого начала уже знал, судья не хочет, тогда и ему можно ничего не помнить. Ну, а в итоге, за недоказанностью, мне - гуляй пока. Пока!
В результате, все вышли сухими из воды. Кроме сержанта.
Что весьма характерно.
Все они, умные и образованные, в итоге - съедут. Отдуваться придется тебе, Сергей Александрович, Серега! (кажется), и эту вечную несправедливость, видно, исправить не удастся никогда. Так было всегда, будет и в этот раз. Пострадает реальный сектор экономики. Так что, валил бы ты с этой работы, Сергей Александрович, пока не поздно.
С другой стороны, а кто руки ломал Навальному? Такие вещи людям на пользу не идут, прежде всего, конечно, тому, кто ломает. Но и тем, кому ломают, - тоже добрых чувств сей опыт не прибавляет. Ожесточение, да еще когда на него имеют право, не лучшее средство для борьбы со злом. Плюс в его конкретном случае открытая нетерпимость ко греху, воровству, то есть. Все это вкупе может внушить некоторые опасения… Единственная правота это доброта, Бродский, кажется.
Остается главный вопрос, насколько мне следует быть благодарным судье? Здесь, мне кажется, стоит несколько помедлить.
Слава Богу, речь не шла о тюремном сроке, не двадцать лет, а пятнадцать суток, не вредительство, а незаконный митинг. Но суть-то остается! Одна шестнадцатая сталинизма, одна тридцать вторая, шестьдесят четвертая, сто двадцать восьмая… Все автомат Калашникова получается: разобрали, собрать всегда можно, детальки маленькие, но знакомые. Сами просятся обратно в конструкцию.
Видел я как-то на Карельском в лесу ели, а через середину - колючая проволока, ржавая, с тех времен. Впечатлило.
Помню мама рассказывала. Перед проходной Волгоградского тракторного (я в Волгограде вырос) на постаменте стоял танк, тридцатьчетверка. Нужда возникла постамент отремонтировать, чуть ли не заменить. Что делать с танком, ни один кран не берет, начальство впало в депрессию. И тут нашелся слесарь, за бутылку, говорит, решу вопрос. Поковырялся полдня, завел мотор, подложил чего-то, да и съехал на землю. Сам. История года так семидесятого.
Чудовищный репрессивный аппарат. Может копать, а может не копать. Максимум гуманизма и деликатности - извещение о реабилитации. Мол, ладно, шлепнули не за дело, так вышло сгоряча, дико извиняюсь, распишись в получении, братан, позови следующего. Не вынимая спички из зубов.
Меня, по сути, реабилитировали, пощадили.
В данный момент судье я должен быть благодарен за то, что не посадила (а могла), сержанту - за то, что не избил дубинкой (а мог), интеллигенту - что не соврал (а мог легко, за тем и взяли). Сколько счастья разом привалило на мою голову! В какое славное время довелось нам жить!
Однако радости почему-то нет.
Понимая бестактность, опять же, дико извиняясь, позволю себе робко возразить в разгар всеобщего ликования: в моем деле существует одна маленькая закавыка, господа, незаметная такая закарючечка.
Я был невиновен ни до, ни после, ни вовремя. И я не просил пощады.
Какого хрена меня держали в клетке двое суток?!
Даже если имели право, зачем держать, объясните смысл? Я впервые в жизни попал в милицию, почему просто не выдать повестку в суд?
Почему люди не могут собраться у избиркома на следующий день после выборов президента? Почему это нужно согласовывать?
Где люди, что голосовали за победителя? Как получилось, что площадь была пуста перед тем, как туда пришли (пусть) проигравшие?
И главное, это все еще Азия, или таки немножко Европа?