История сталинского "танкового короля"
Люблю такое - богатая конкретика (а не вода и пустое теоретизирование, как в 90% советской м.-л. лит-ры). Своего рода история повседневности тех времен.
Сушков А.В. - Дело танкового короля Исаака Зальцмана (2016).
https://rabkrin.org/sushkov-a-v-delo-tankovogo-korolya-isaaka-zalczmana-2016-kniga/
Герой расследования, яркий сталинский кадр, мог бы повторить за вождем: «Да, я груб». Но это в интересах дела, конечно.
Для введения - о личности героя, кусок из заключения:
Заслуги Исаака Моисеевича Зальцмана в организации советского танкостроения в годы Великой Отечественной войны были по достоинству оценены высшим руководством СССР. Грудь директора завода украшали высокие награды, включая звезду Героя Социалистического Труда, ему были присвоены звания генерал-майора инженерно-танковой службы, лауреата Сталинской премии. Из рук высших властных инстанций он получил статус депутата Верховного совета СССР. Успехи возглавляемого им завода в тяжелейшие военные годы наглядно демонстрировали его выдающиеся организаторские способности, оправдывали сформировавшийся у него стиль руководства. Стиль этот был весьма неоднозначным. С одной стороны, И.М. Зальцман зарекомендовал себя умелым, жёстким, чрезвычайно волевым руководителем, способным в кратчайшие сроки разрешать сложнейшие организационно-технические задачи. Жёсткий стиль управления сформировался в военные годы у многих руководящих партийных и хозяйственных работников, что было обусловлено объективными факторами, связанными с экстремальными условиями. В сложившихся чрезвычайных обстоятельствах именно такие организационные качества руководителя оказались востребованными и обеспечивали успех дела.
Суть же дела такова.
У огромного завода (45 тыс.) уже в послевоенное вр. постоянно были проблемы с рабсилой. Причина - текучка, причина ее - ужасные бытовые условия: рабочие жили в землянках и бараках, некоторые - прямо в цехах. Объяснение трудно понять - не только отсутствие жилья, как будто этого недостаточно, но и отсутствие одежды и обуви. Можно понять так, что не было цивильной одежды, только рабочая, но почему нельзя выйти из цеха в рабочей?
Директор постоянно требовал присылки новой рабсилы, и, ввиду важности завода, это удовлетворялось властями. Новые работники разбегались, но т.к. это происходило не сразу, а в течение года, то стратегия директора была совершенно рациональной - в смысле его собственных целей. Средства же позволительны - в рамках общей сталинской установки на сверхэксплуатацию.
Однако это порождало отношение к живой силе как к расходному материалу и было свинским - иногда новоприбывшие оставлялись ночевать просто на земле. Это всё характерные черточки, почти в рамках нормы, никто на этом не акцентировал внимания: ни в партийном расследовании, ни автор книги.
Это отношение к рабочим, с них больше не сдерешь. Но ведь нужен кнут и для привилегированного слоя управленцев и ИТР. Тут-то и применялось знаменитое, эпических масштабов директорское хамство - исходный и чуть ли не главный пункт всех обвинений. Всем запомнились угрозы расстрелом с демонстрацией револьвера. Из рукоприкладства - сорвал и бросил на замасленный пол кепку нач. цеха.
«Зальцман производил неприятное впечатление - с угрюмым взглядом исподлобья, руки в карманах, обращается на “ты”, - вспоминал один из уралмашевцев, заместитель начальника цеха Владимир Иванович JIoщёнов. - Без надобности вмешивался в распоряжения начальника производства.
Большей частью огульно требовал сократить сроки исполнения.
На попытки объяснить нереальность называемых им волевых сроков вынимал из стола револьвер и грозил расстрелом “за невыполнение”.
У нас его появления только мешали делу»28.
Стиль руководства И.М. Зальцмана запомнился и работавшему в то время начальником цеха № 29, будущему заместителю начальника производства танков и САУ, начальнику производства Уралмашзавода Соломону Тимофеевичу Лившицу. «Совещания Зальцман начинал с того, что демонстративно выкладывал на стол пистолет. Но ни этот “аргумент”, ни самый виртуозный мат в адрес начальников цехов и специалистов не помогали - бронекорпуса в нужном количестве на сборке не появлялись. Обстановка накалялась... А однажды произошёл такой случай.
Участники совещания у И.М. Зальцмана обратили внимание на новый телефонный аппарат на его столе - с блестящим гербом СССР на наборном диске.
- Прямая связь с Молотовым, - довольно объяснил Зальцман.
На этот раз совещание шло удивительно спокойно: заместитель наркома танковой промышленности спрашивал о выполнении своих заданий и против обыкновения никак не комментировал информацию о срыве установленных им нереальных сроков. Только что-то черкал в блокноте.
И вдруг раздался телефонный звонок того самого аппарата с гербом Советского Союза. Зальцман вскочил, снял трубку и отчеканил: - У аппарата Зальцман. Слушаю вас, Вячеслав Михайлович! Как обстановка? Думаю, что с заданием партии и правительства уралмашевцы могут справиться. Но необходимо избавить коллектив от нескольких саботажников и вредителей. Тогда дела пойдут, я уверен.
Сколько расстрелять? Я думаю, что человек 17. Это просто необходимо, Вячеслав Михайлович! Вы согласны? Спасибо. Список я немедленно представлю вам на утверждение по телеграфу.
Можно представить состояние участников совещания! Но вечером того же дня выяснилось, что никакой прямой связи с Молотовым на заводе нет. А телефонный аппарат на столе Зальцмана звонил при нажатии им кнопки под столешницей».
Кроме кнута были и пряники - пирушки для верхушки и коррупция.
Жизнь требовала создания и поддержания оперативных горизонтальных связей с соседними предприятиями разного ведомственного подчинения, а риск и расторопность в оказании взаимовыгодных услуг вознаграждалась по-настоящему. Знаменитый сейчас у многих энтузиастов сов. экономики барьер между наличным и безналичным оборотом обходился элементарно.
Безнаказанность способствовала появлению новых, куда более дерзких инициатив. Буквально под носом у директора завода некоторые предприимчивые начальники цехов, поддерживаемые отдельными представителями высшего звена заводской администрации, не отходя от рабочего места, развернули производство сложных дорогостоящих изделий и деталей, продавали их «налево», а средства от реализации делили между собой. А.М. Зверев в письме на имя Сталина попытался описать механизм «преступного обогащения за счёт государства некоторых руководящих работников». В основных чертах он выглядел следующим образом. Поступавшие с завода имени Колющенко и опытного завода № 100 крупные заказы стоимостью свыше миллиона рублей должным образом не оформлялись и не регистрировались.
Их выполнение осуществлялось за счёт использования заводского оборудования и материалов Кировского завода. К работе со «спецзаказами » привлекались лучшие мастера и наиболее квалифицированные сотрудники.
Вывоз изделий и деталей осуществлялся по подложным документам под видом внутризаводских перевозок в цеха, расположенные за заводским забором.
Деньги за реализацию заказов получали обманным способом. Чтобы заполучить в свои руки основную часть средств, в заключённом соглашении между Кировским заводом и заказчиком стоимость изготовленных деталей и их количество были в разы занижены. К примеру, ведущий вал для грейдера вместо фактической стоимости в 1000 рублей продавался за 1 рубль 80 копеек. Вместо 8 заявленных деталей в действительности были изготовлены и переданы заказчику более 30 наименований. Колоссальная разница между заявленной стоимостью заказа и реальной шла на руки «предпринимателям». Для получения этих денежных средств заводы-заказчики заключали фиктивные трудовые договоры как с реальными исполнителями и их жёнами, которые на заводе не работали, так и вымышленными физическими лицами с указанием фиктивных юридических адресов.
Почему же не действовало нормальное материальное стимулирование?
Завод мог несколько смягчить нехватку жилья, но директор предпочел построить дачу себе и - рядом - главе области. Примерно то же происходило с премиальным фондом. Опять же, стратегия директора была совершенно рациональной - вместо скромного поощрения рядовых тружеников куда эффективней применять гипер-стимулирование приближенных и важных (при латании прорывов) работников. Впрочем, настоящего толка от этого не было, такая политика плодила в коллективе растленные группы рвачей, футболистов, хоккеистов (уже тогда!) и любовниц.
Принципиальней был другой «косяк»: при том, что было возможным повышение производительности труда (и экономии рабсилы) на порядок, директор проявлял поразительное и абсолютное равнодушие к технической и организационной (в производственном смысле) стороне дела. Здесь можно заметить, что хотя он и имел образование, но уже в вузе был в основном комсоргом, т.е. выбирая между управлением процессами (базовый признак работника) и управлением людьми (базовый признак эксплуататора) он изначально выбирал управлением людьми.
В начале письма Сталину Зверев среди причин невыполнения Челябинским Кировским заводом государственного плана назвал неверное или несвоевременное решение производственно-технических и организационных вопросов, варварскую эксплуатацию оборудования, неэффективное использование кадрового потенциала предприятия.
Вместе с тем он отметил, что «.. .провал программы на заводе в огромной степени упирается в конкретных людей и в конкретные обстоятельства », и пояснил, что он имел в виду: «Речь идёт об очень глубоких и тяжёлых болезнях некоторой части руководящих кадров завода: о стяжательстве, о преступном обогащении, о потере элементарных моральных качеств, о грубых нарушениях государственной дисциплины.
Рвачество, которым заражены очень многие руководящие работники завода, в самых оголтелых формах процветает здесь в широких размерах.
Но самое опасное в том, что ему здесь попустительствуют вместо борьбы со злом».
Зверев сообщал, что корни злоупотреблений на заводе уходят в военное время: «Это проявлялось ещё в годы войны, когда в решающих цехах, как правило, в первую половину месяца проваливали программу с тем, чтобы выжать у дирекции материальные блага в виде промтоваров, продуктов и денег. Эти блага под видом стимулирования широким потоком лились в цехи. И хотя такое рвачество вызывало возмущение коллективов здоровых цехов, честно и бескорыстно выполнявших программу, а директор завода тов. Зальцман на словах квалифицировал это рвачество предательством, но оно по сути дела поощрялось: из месяца в месяц программу “вырывали” во второй половине месяца при помощи подобных подачек. Рвачество, заражая людей, процветало».
В послевоенные годы, по мнению Зверева, такие настроения на заводе сохранились: «...значительное количество руководящих кадров болезнью рвачества продолжает болеть и разлагаться».
… Зальцман назвал клеветой утверждение Зверева, что в годы войны в решающих цехах умышленно проваливали программу завода, чтобы выжать из дирекции материальные поощрения в виде промтоваров, продуктов и денежных средств. Зальцман обвинил Зверева в бездоказательности таких доводов, счёл нужным напомнить достижения завода во время войны, ставшие результатом напряжённого труда, и труд этот должен был поощряться.
… Вместе с тем о зальцмановских методах поощрения и их неоднозначных последствиях имеются воспоминания бывшего главного металлурга завода Я.Е. Гольдштейна и, судя по всему, секретом они на заводе не являлись.
Вот что писал Гольдштейн: «Весьма эффективно и своеобразно Зальцман “расшивал” узкие места в цехах. Направляясь туда, прихватывал с собой заместителя по труду и зарплате Ф. Тилиса. Тот шёл не с пустыми руками, а с портфелем, набитым деньгами, талонами на водку, табак, сахар, консервы. Эти “аргументы” действовали всегда безотказно.
Быстро и сверхбыстро ремонтировался захандривший станок, куда быстрее росло число отштампованных в смену коленчатых валов, убыстрялись темпы сборки. Однако этот метод стимулирования имел и негативную сторону - развращал рабочих, приучал работать с оглядкой в тилисовскую кормушку»68. К сказанному можно лишь добавить, что, как позже выяснилось, Ф.И. Тилис при этом не забывал и себя, присваивая нормированные продукты питания, предназначенные для завербованных на завод рабочих69.
«Возьмём начальника цеха, который считается у нас хорошим начальником цеха, во всяком случае, одним из передовых, это товарища Страковского, - начал Баталин. Если мы посмотрим, что у него делается. Он - герой, когда надо выполнить план любой ценой». Баталин рассказал о колоссальных потерях деталей в цехе Страковского, счёт которым шёл на сотни и тысячи штук. К примеру, только за два месяца было потеряно около 150 комплектов мягких деталей, включая спинки. Перерасход моторного масла в цехе за последние три месяца составил без малого 100 тонн. В совокупности потеря деталей и перерасход материалов тянули на колоссальные 700 тысяч рублей11.
Делегат цеха металлоконструкций Ершов говорил о приказах Зальцмана, по которым цех выпускал оборудование и конструкции для собственного предприятия. Заказы были выполнены, однако они так и остались без движения лежать в цехе, захламляя его.
В корпусном цехе до сих пор есть такие операции, на которые совестно смотреть. Например, ручная развёртка диаметров бортовых передач, когда два человека тянут за конец лома, чтобы повернуть развёртку. В своё время главный инженер завода товарищ Демьянович на партийном собрании назвал эту операцию идиотской, глупой и дал слово коммунистам принять все меры к тому, чтобы усовершенствовать эту операцию и делать её на станках. Такая обработка диаметра низкопроизводительна.
Кроме того, все диаметры корпуса выходят в брак, и тем не менее на это не обращают внимания, и происходит это на том участке, где стоят высокопроизводительные станки, рассчитанные на окончательную расточку диаметра. Они стоят около двух лет в цехе и на сегодняшний день не работают так, как положено. Только 50-60 % работы выполняется на станках. Остальные операции по обработке корпусов делаются вручную или на других станках. Эти станки простаивают, настоящего оборудования или нет, или оно не отлажено и не пущено так, как надо.
Вся эта практика стимулирования привилегированных создавала разрыв, который некоторые рядовые коммунисты описывали как «китайскую стену» между верхами и низами. Такая критика справедливо, хотя и демагогически, клеймилась партийным начальством как призыв к уравниловке и троцкистские вылазки. Справедливо, т.к. это было не локальное явление, а характерная черта всей сталинской системы, выросшей в борьбе с политической оппозицией, которая любила колоть глаза победителям этим разрывом.
Когда Зальцман всё-таки зарвался, несмотря на ворох совершенных формальных преступлений и постоянное враньё партийным органам, он поплатился только поломанной карьерой (т.е. исключением из партии), с сохранением всех регалий.
Да и какие это были преступления?
Коррупция, несмотря на уголовные строгости, была в основном неизбежным и необходимым протеканием товарно-денежных отношений в директивную экономику. Сталин к тому вр. уже понял, что чрезмерно бороться с этим - себе дороже.
Футболисты - при всей очевидной безумности подобных трат и растрат, мы и сейчас видим, насколько это любимый атрибут любого властного престижа, в т.ч. и государственного, и тогда тоже.
Повышенная е*ливость некоторых начальников - при всём показном моральном негодовании на «бытовое разложение» - верхи всегда имеют низы, в т.ч. и в этом прямом смысле, и тогда тоже.
Для сталинской верхушки он был не еврей, а свой - по стилю руководства. Этот типаж порой безграмотного (хотя и с изворотливым умом), но самоуверенного и амбициозного харизматика, из организаторских талантов которого главный - способность к активному понуканию подчиненных и звериное чутьё на нужных людей и направление ветра, был для них родным.
Если бы не политическая кампания борьбы с ленинградцами и космополитами, под которую он по собственному мнению попал, м.б. и вышел бы сухим из воды.
Сам завод представлял собой образчик, модель всей созданной Сталиным системы, с тем отличием, что в гос-ве угрозы расстрелом периодически приводились в исполнение. (Болваны до сих пор думают, что это хороший метод, мечтая, что расстреливать будут они.) Разоблачение скандального образца дискредитировало эту систему и Сталин лично решил не предавать дело огласке (среди номенклатуры), во избежание утечек.
Документы позволяют прийти к выводу, что И.В. Сталин внимательно следил за ходом расследования по «делу Зальцмана» и посредством Г.М. Маленкова принимал участие в подготовке итогового ре¬шения Секретариата ЦК и Политбюро ЦК ВКП(б). Из представленного на утверждение проекта постановления была вычеркнута развёрнутая констатирующая часть, тем самым причины отставки И.М. Зальцмана фактически оказались засекреченными для партийно-государственного аппарата. Сталин не счёл нужным делать их предметом широкого обсуждения в стране.
См. также:
Кадры решали https://evgeniy-kond.livejournal.com/113898.html
«Последние письма Сталину» https://evgeniy-kond.livejournal.com/149448.html
Сушков А.В. - Дело танкового короля Исаака Зальцмана (2016).
https://rabkrin.org/sushkov-a-v-delo-tankovogo-korolya-isaaka-zalczmana-2016-kniga/
Герой расследования, яркий сталинский кадр, мог бы повторить за вождем: «Да, я груб». Но это в интересах дела, конечно.
Для введения - о личности героя, кусок из заключения:
Заслуги Исаака Моисеевича Зальцмана в организации советского танкостроения в годы Великой Отечественной войны были по достоинству оценены высшим руководством СССР. Грудь директора завода украшали высокие награды, включая звезду Героя Социалистического Труда, ему были присвоены звания генерал-майора инженерно-танковой службы, лауреата Сталинской премии. Из рук высших властных инстанций он получил статус депутата Верховного совета СССР. Успехи возглавляемого им завода в тяжелейшие военные годы наглядно демонстрировали его выдающиеся организаторские способности, оправдывали сформировавшийся у него стиль руководства. Стиль этот был весьма неоднозначным. С одной стороны, И.М. Зальцман зарекомендовал себя умелым, жёстким, чрезвычайно волевым руководителем, способным в кратчайшие сроки разрешать сложнейшие организационно-технические задачи. Жёсткий стиль управления сформировался в военные годы у многих руководящих партийных и хозяйственных работников, что было обусловлено объективными факторами, связанными с экстремальными условиями. В сложившихся чрезвычайных обстоятельствах именно такие организационные качества руководителя оказались востребованными и обеспечивали успех дела.
Суть же дела такова.
У огромного завода (45 тыс.) уже в послевоенное вр. постоянно были проблемы с рабсилой. Причина - текучка, причина ее - ужасные бытовые условия: рабочие жили в землянках и бараках, некоторые - прямо в цехах. Объяснение трудно понять - не только отсутствие жилья, как будто этого недостаточно, но и отсутствие одежды и обуви. Можно понять так, что не было цивильной одежды, только рабочая, но почему нельзя выйти из цеха в рабочей?
Директор постоянно требовал присылки новой рабсилы, и, ввиду важности завода, это удовлетворялось властями. Новые работники разбегались, но т.к. это происходило не сразу, а в течение года, то стратегия директора была совершенно рациональной - в смысле его собственных целей. Средства же позволительны - в рамках общей сталинской установки на сверхэксплуатацию.
Однако это порождало отношение к живой силе как к расходному материалу и было свинским - иногда новоприбывшие оставлялись ночевать просто на земле. Это всё характерные черточки, почти в рамках нормы, никто на этом не акцентировал внимания: ни в партийном расследовании, ни автор книги.
Это отношение к рабочим, с них больше не сдерешь. Но ведь нужен кнут и для привилегированного слоя управленцев и ИТР. Тут-то и применялось знаменитое, эпических масштабов директорское хамство - исходный и чуть ли не главный пункт всех обвинений. Всем запомнились угрозы расстрелом с демонстрацией револьвера. Из рукоприкладства - сорвал и бросил на замасленный пол кепку нач. цеха.
«Зальцман производил неприятное впечатление - с угрюмым взглядом исподлобья, руки в карманах, обращается на “ты”, - вспоминал один из уралмашевцев, заместитель начальника цеха Владимир Иванович JIoщёнов. - Без надобности вмешивался в распоряжения начальника производства.
Большей частью огульно требовал сократить сроки исполнения.
На попытки объяснить нереальность называемых им волевых сроков вынимал из стола револьвер и грозил расстрелом “за невыполнение”.
У нас его появления только мешали делу»28.
Стиль руководства И.М. Зальцмана запомнился и работавшему в то время начальником цеха № 29, будущему заместителю начальника производства танков и САУ, начальнику производства Уралмашзавода Соломону Тимофеевичу Лившицу. «Совещания Зальцман начинал с того, что демонстративно выкладывал на стол пистолет. Но ни этот “аргумент”, ни самый виртуозный мат в адрес начальников цехов и специалистов не помогали - бронекорпуса в нужном количестве на сборке не появлялись. Обстановка накалялась... А однажды произошёл такой случай.
Участники совещания у И.М. Зальцмана обратили внимание на новый телефонный аппарат на его столе - с блестящим гербом СССР на наборном диске.
- Прямая связь с Молотовым, - довольно объяснил Зальцман.
На этот раз совещание шло удивительно спокойно: заместитель наркома танковой промышленности спрашивал о выполнении своих заданий и против обыкновения никак не комментировал информацию о срыве установленных им нереальных сроков. Только что-то черкал в блокноте.
И вдруг раздался телефонный звонок того самого аппарата с гербом Советского Союза. Зальцман вскочил, снял трубку и отчеканил: - У аппарата Зальцман. Слушаю вас, Вячеслав Михайлович! Как обстановка? Думаю, что с заданием партии и правительства уралмашевцы могут справиться. Но необходимо избавить коллектив от нескольких саботажников и вредителей. Тогда дела пойдут, я уверен.
Сколько расстрелять? Я думаю, что человек 17. Это просто необходимо, Вячеслав Михайлович! Вы согласны? Спасибо. Список я немедленно представлю вам на утверждение по телеграфу.
Можно представить состояние участников совещания! Но вечером того же дня выяснилось, что никакой прямой связи с Молотовым на заводе нет. А телефонный аппарат на столе Зальцмана звонил при нажатии им кнопки под столешницей».
Кроме кнута были и пряники - пирушки для верхушки и коррупция.
Жизнь требовала создания и поддержания оперативных горизонтальных связей с соседними предприятиями разного ведомственного подчинения, а риск и расторопность в оказании взаимовыгодных услуг вознаграждалась по-настоящему. Знаменитый сейчас у многих энтузиастов сов. экономики барьер между наличным и безналичным оборотом обходился элементарно.
Безнаказанность способствовала появлению новых, куда более дерзких инициатив. Буквально под носом у директора завода некоторые предприимчивые начальники цехов, поддерживаемые отдельными представителями высшего звена заводской администрации, не отходя от рабочего места, развернули производство сложных дорогостоящих изделий и деталей, продавали их «налево», а средства от реализации делили между собой. А.М. Зверев в письме на имя Сталина попытался описать механизм «преступного обогащения за счёт государства некоторых руководящих работников». В основных чертах он выглядел следующим образом. Поступавшие с завода имени Колющенко и опытного завода № 100 крупные заказы стоимостью свыше миллиона рублей должным образом не оформлялись и не регистрировались.
Их выполнение осуществлялось за счёт использования заводского оборудования и материалов Кировского завода. К работе со «спецзаказами » привлекались лучшие мастера и наиболее квалифицированные сотрудники.
Вывоз изделий и деталей осуществлялся по подложным документам под видом внутризаводских перевозок в цеха, расположенные за заводским забором.
Деньги за реализацию заказов получали обманным способом. Чтобы заполучить в свои руки основную часть средств, в заключённом соглашении между Кировским заводом и заказчиком стоимость изготовленных деталей и их количество были в разы занижены. К примеру, ведущий вал для грейдера вместо фактической стоимости в 1000 рублей продавался за 1 рубль 80 копеек. Вместо 8 заявленных деталей в действительности были изготовлены и переданы заказчику более 30 наименований. Колоссальная разница между заявленной стоимостью заказа и реальной шла на руки «предпринимателям». Для получения этих денежных средств заводы-заказчики заключали фиктивные трудовые договоры как с реальными исполнителями и их жёнами, которые на заводе не работали, так и вымышленными физическими лицами с указанием фиктивных юридических адресов.
Почему же не действовало нормальное материальное стимулирование?
Завод мог несколько смягчить нехватку жилья, но директор предпочел построить дачу себе и - рядом - главе области. Примерно то же происходило с премиальным фондом. Опять же, стратегия директора была совершенно рациональной - вместо скромного поощрения рядовых тружеников куда эффективней применять гипер-стимулирование приближенных и важных (при латании прорывов) работников. Впрочем, настоящего толка от этого не было, такая политика плодила в коллективе растленные группы рвачей, футболистов, хоккеистов (уже тогда!) и любовниц.
Принципиальней был другой «косяк»: при том, что было возможным повышение производительности труда (и экономии рабсилы) на порядок, директор проявлял поразительное и абсолютное равнодушие к технической и организационной (в производственном смысле) стороне дела. Здесь можно заметить, что хотя он и имел образование, но уже в вузе был в основном комсоргом, т.е. выбирая между управлением процессами (базовый признак работника) и управлением людьми (базовый признак эксплуататора) он изначально выбирал управлением людьми.
В начале письма Сталину Зверев среди причин невыполнения Челябинским Кировским заводом государственного плана назвал неверное или несвоевременное решение производственно-технических и организационных вопросов, варварскую эксплуатацию оборудования, неэффективное использование кадрового потенциала предприятия.
Вместе с тем он отметил, что «.. .провал программы на заводе в огромной степени упирается в конкретных людей и в конкретные обстоятельства », и пояснил, что он имел в виду: «Речь идёт об очень глубоких и тяжёлых болезнях некоторой части руководящих кадров завода: о стяжательстве, о преступном обогащении, о потере элементарных моральных качеств, о грубых нарушениях государственной дисциплины.
Рвачество, которым заражены очень многие руководящие работники завода, в самых оголтелых формах процветает здесь в широких размерах.
Но самое опасное в том, что ему здесь попустительствуют вместо борьбы со злом».
Зверев сообщал, что корни злоупотреблений на заводе уходят в военное время: «Это проявлялось ещё в годы войны, когда в решающих цехах, как правило, в первую половину месяца проваливали программу с тем, чтобы выжать у дирекции материальные блага в виде промтоваров, продуктов и денег. Эти блага под видом стимулирования широким потоком лились в цехи. И хотя такое рвачество вызывало возмущение коллективов здоровых цехов, честно и бескорыстно выполнявших программу, а директор завода тов. Зальцман на словах квалифицировал это рвачество предательством, но оно по сути дела поощрялось: из месяца в месяц программу “вырывали” во второй половине месяца при помощи подобных подачек. Рвачество, заражая людей, процветало».
В послевоенные годы, по мнению Зверева, такие настроения на заводе сохранились: «...значительное количество руководящих кадров болезнью рвачества продолжает болеть и разлагаться».
… Зальцман назвал клеветой утверждение Зверева, что в годы войны в решающих цехах умышленно проваливали программу завода, чтобы выжать из дирекции материальные поощрения в виде промтоваров, продуктов и денежных средств. Зальцман обвинил Зверева в бездоказательности таких доводов, счёл нужным напомнить достижения завода во время войны, ставшие результатом напряжённого труда, и труд этот должен был поощряться.
… Вместе с тем о зальцмановских методах поощрения и их неоднозначных последствиях имеются воспоминания бывшего главного металлурга завода Я.Е. Гольдштейна и, судя по всему, секретом они на заводе не являлись.
Вот что писал Гольдштейн: «Весьма эффективно и своеобразно Зальцман “расшивал” узкие места в цехах. Направляясь туда, прихватывал с собой заместителя по труду и зарплате Ф. Тилиса. Тот шёл не с пустыми руками, а с портфелем, набитым деньгами, талонами на водку, табак, сахар, консервы. Эти “аргументы” действовали всегда безотказно.
Быстро и сверхбыстро ремонтировался захандривший станок, куда быстрее росло число отштампованных в смену коленчатых валов, убыстрялись темпы сборки. Однако этот метод стимулирования имел и негативную сторону - развращал рабочих, приучал работать с оглядкой в тилисовскую кормушку»68. К сказанному можно лишь добавить, что, как позже выяснилось, Ф.И. Тилис при этом не забывал и себя, присваивая нормированные продукты питания, предназначенные для завербованных на завод рабочих69.
«Возьмём начальника цеха, который считается у нас хорошим начальником цеха, во всяком случае, одним из передовых, это товарища Страковского, - начал Баталин. Если мы посмотрим, что у него делается. Он - герой, когда надо выполнить план любой ценой». Баталин рассказал о колоссальных потерях деталей в цехе Страковского, счёт которым шёл на сотни и тысячи штук. К примеру, только за два месяца было потеряно около 150 комплектов мягких деталей, включая спинки. Перерасход моторного масла в цехе за последние три месяца составил без малого 100 тонн. В совокупности потеря деталей и перерасход материалов тянули на колоссальные 700 тысяч рублей11.
Делегат цеха металлоконструкций Ершов говорил о приказах Зальцмана, по которым цех выпускал оборудование и конструкции для собственного предприятия. Заказы были выполнены, однако они так и остались без движения лежать в цехе, захламляя его.
В корпусном цехе до сих пор есть такие операции, на которые совестно смотреть. Например, ручная развёртка диаметров бортовых передач, когда два человека тянут за конец лома, чтобы повернуть развёртку. В своё время главный инженер завода товарищ Демьянович на партийном собрании назвал эту операцию идиотской, глупой и дал слово коммунистам принять все меры к тому, чтобы усовершенствовать эту операцию и делать её на станках. Такая обработка диаметра низкопроизводительна.
Кроме того, все диаметры корпуса выходят в брак, и тем не менее на это не обращают внимания, и происходит это на том участке, где стоят высокопроизводительные станки, рассчитанные на окончательную расточку диаметра. Они стоят около двух лет в цехе и на сегодняшний день не работают так, как положено. Только 50-60 % работы выполняется на станках. Остальные операции по обработке корпусов делаются вручную или на других станках. Эти станки простаивают, настоящего оборудования или нет, или оно не отлажено и не пущено так, как надо.
Вся эта практика стимулирования привилегированных создавала разрыв, который некоторые рядовые коммунисты описывали как «китайскую стену» между верхами и низами. Такая критика справедливо, хотя и демагогически, клеймилась партийным начальством как призыв к уравниловке и троцкистские вылазки. Справедливо, т.к. это было не локальное явление, а характерная черта всей сталинской системы, выросшей в борьбе с политической оппозицией, которая любила колоть глаза победителям этим разрывом.
Когда Зальцман всё-таки зарвался, несмотря на ворох совершенных формальных преступлений и постоянное враньё партийным органам, он поплатился только поломанной карьерой (т.е. исключением из партии), с сохранением всех регалий.
Да и какие это были преступления?
Коррупция, несмотря на уголовные строгости, была в основном неизбежным и необходимым протеканием товарно-денежных отношений в директивную экономику. Сталин к тому вр. уже понял, что чрезмерно бороться с этим - себе дороже.
Футболисты - при всей очевидной безумности подобных трат и растрат, мы и сейчас видим, насколько это любимый атрибут любого властного престижа, в т.ч. и государственного, и тогда тоже.
Повышенная е*ливость некоторых начальников - при всём показном моральном негодовании на «бытовое разложение» - верхи всегда имеют низы, в т.ч. и в этом прямом смысле, и тогда тоже.
Для сталинской верхушки он был не еврей, а свой - по стилю руководства. Этот типаж порой безграмотного (хотя и с изворотливым умом), но самоуверенного и амбициозного харизматика, из организаторских талантов которого главный - способность к активному понуканию подчиненных и звериное чутьё на нужных людей и направление ветра, был для них родным.
Если бы не политическая кампания борьбы с ленинградцами и космополитами, под которую он по собственному мнению попал, м.б. и вышел бы сухим из воды.
Сам завод представлял собой образчик, модель всей созданной Сталиным системы, с тем отличием, что в гос-ве угрозы расстрелом периодически приводились в исполнение. (Болваны до сих пор думают, что это хороший метод, мечтая, что расстреливать будут они.) Разоблачение скандального образца дискредитировало эту систему и Сталин лично решил не предавать дело огласке (среди номенклатуры), во избежание утечек.
Документы позволяют прийти к выводу, что И.В. Сталин внимательно следил за ходом расследования по «делу Зальцмана» и посредством Г.М. Маленкова принимал участие в подготовке итогового ре¬шения Секретариата ЦК и Политбюро ЦК ВКП(б). Из представленного на утверждение проекта постановления была вычеркнута развёрнутая констатирующая часть, тем самым причины отставки И.М. Зальцмана фактически оказались засекреченными для партийно-государственного аппарата. Сталин не счёл нужным делать их предметом широкого обсуждения в стране.
См. также:
Кадры решали https://evgeniy-kond.livejournal.com/113898.html
«Последние письма Сталину» https://evgeniy-kond.livejournal.com/149448.html