Локаята
Идущий налево оказывается справа, а на новом витке самый отсталый может оказаться ближе всего к самому передовому.
Первобытный коммунизм уходил вовсе не как советский, сгнивший в своей основе и рассыпавшийся от случайного сотрясения, которое могло быть тем или иным, но неизбежным. В местах, близких к местам зарождения материнской земледельческой культуры, он успел приобрести достаточно развитые формы (но, видимо, так и не переходя к форме античного полиса), чтобы представляться относительно передовым (способным к более эффективному накоплению и концентрации производительных сил) классовым обществам опасным противником, особенно когда сами эти (деспотические) общества уже достаточно были разодраны противоречиями.
Мы уже видели (http://evgeniy-kond.livejournal.com/91977.html#cutid1) драматическую борьбу карматов с наступающим под знаменем ислама феодализмом (отголоски в том числе и этой борьбы, внезапно ставшие столь громкими, доходят прямо сейчас с Ближнего Востока). Намного раньше такая же смертельная схватка произошла в Индии. Впрочем, мы и сейчас наслышаны о борьбе индийского гос-ва с племенными общинами, движение которых получило в современную эпоху маоистскую окраску.
Уникальность индийской истории в том, что в столь глубокой древности народное мировоззрение - локаята, по сути грубый протоматериализм, - получил некое учёное оформление (в санкхье) и вступил в полемику и идейную борьбу с активно развивающимися в ту кризисную эпоху идеалистическими школами: брахманизмом, буддизмом (который сам в виде религиозной общины давал иллюзорную замену уходящей общности) и джайнизмом. Народ потерпел поражение, локаята была оболгана и забыта, и известна теперь только по критическим выпадам ее противников. И критика эта рисует весьма отталкивающий образ - надо понимать, что локаята была не просто примитивна, но и отягощена наследием матриархата: архаическими магическими практиками и свободной сексуальностью тантризма.
Дошедшие до нас сведения исследует индийский марксист Д. Чаттопадхьяя в книге «Локаята даршана».
В известном смысле ведическая литература имеет уникальное значение для понимания основного вопроса всех философов, а именно вопроса о материализме или идеализме. Здесь мы находим философские идеи не только в неутонченных и потому легко распознаваемых формах, но и в их становлении - в самом процессе их возникновения и роста. Ибо для накопления огромной массы литературно-умозрительных данных, начиная с более ранних частей вед и кончая упанишадами, даже по самым скромным подсчетам потребовался весьма длительный период времени. Все же в них чувствуется своеобразная преемственность. В конце этого продолжительного процесса развития, а именно в выдержках, излагающих наиболее передовые умозрения упанишад, мы встречаемся с фактом выкристаллизовывания идеалистического мировоззрения. Довольно интересно, что те же самые выдержки свидетельствуют также о явных усилиях к освобождению от самой архаической формы материализма, вероятно, представляющих верования ранних ведических пророков, то есть предков или по крайней мере предшественников тех же философов упанишад, которые разрабатывали идеалистическое мировоззрение. В других выдержках из упанишад сохраняются еще более явные реликты этого архаического материализма. Короче говоря, ведическая литература сохранила свидетельства о последовательных этапах, пройдя через которые идеалистическое мировоззрение постепенно приобретало свой нынешний вид и сущность, свою форму и содержание.
Однако эта литература была не только показателем развития мыслительного процесса. Она также содержала серьезные указания, на основании которых мы можем восстановить некоторую картину материальных условий народа, чей мыслительный процесс она отражала. Эти материальные условия менялись или развивались, и решающей ступенью в данном развитии, как мы увидим, была ломка прежней жизни, основанной на коллективном труде, и возникновение на ее развалинах новых социальных отношений, явно основанных на классовом делении и классовом антагонизме с характерным для них презрением к физическому труду.
…
"О связи даосизма [он здесь появляется потому, что обнаружена параллель с локаятой. - ЕК] с физическим трудом и его технологией свидетельствуют также нередко встречающиеся в его текстах места, в которых речь идет о профессиональном мастерстве. Последнее трактуется там как особое, непередаваемое и недостижимое путем простого обучения качество, получаемое человеком лишь в результате тщательного сосредоточения на дао, лежащем в основе различных предметов природы".
Существует большое количество таких отрывков, касающихся мясников, музыкантов, охотников за цикадами, лодочников, пловцов, изготовителей сабель и стрел, резчиков по металлу, изготавливающих подставки для колокольчиков, колесников, укротителей диких зверей и математиков. "Во всяком случае, - суммирует Нидхэм, - в течение многих столетий материальное производство, а в связи с ним и физический труд составляли характернейшую черту даосских общин". Это весьма примечательное обстоятельство. И именно в нем следует искать истоки тех даосских представлений, которые составляют предысторию китайской науки. Трудовой процесс связан с осознанием объективности действующих в нем сил, материальность природы насильственно запечатлевается в сознании работающего человека. Иными словами, физический труд - это тот якорь, который удерживает сознание в рамках действительности, не позволяет ему пуститься в погоню за потусторонними плодами идеалистической фантастики. Только тогда, когда в результате длительного развития человеческого общества наступает такая эпоха, когда последний становится предметом всеобщего презрения и рассматривается как нечто низменное и ведущее к дегенерации, - человеческое сознание, а точнее, сознание господствующего класса, избавившегося от непосредственных обязанностей, связанных с производством материальных благ, считает себя освободившимся от материальной действительности и приобретает иллюзию всемогущества, льстя само себе идеей, что оно является создателем внешнего мира. Таково идеалистическое мировоззрение. Когда же на место сознания ставится бог или мировой дух, мы имеем дело с так называемым спиритуализмом. Нетрудно видеть, что принятие такой точки зрения делает невозможным научное исследование. Когда весь объективный мир выступает в виде продукта сознания, будь то бог, дух или разум, он представляется простой фантасмагорией, что делает серьезное исследование его законов ненужным и бесполезным. Именно поэтому буддизм, будучи аскетической и мироотрицающей религией, распространившись из Индии в Китай, выступал там столь враждебно по отношению к науке.
Иначе обстояло дело у последователей даосизма. Поддерживая постоянную связь с материальным производством и физическим трудом, они сохранили также стихийно-материалистическое мировоззрение, лишь на основе которого им удалось достигнуть успеха в развитии науки или, точнее говоря, знаний, предшествующих науке в строгом смысле слова.
[ Отсюда я делаю предположение, что изобретением десятичной системы счисления мы обязаны локаятикам. Во всяком случае было бы абсурдно полагать, что это могли сделать ученые-брахманы, тогда как до этого за многие века так и не додумались их коллеги-рабовладельцы в античной Европе. В самом деле, позиционные системы счисления были изобретены только в обществах на самых ранних этапах развития: 15-тиричная в Мезоамерике, недоработанная 60-тиричная (без 0) - в Месопотамии. Это можно объяснить тем, что на ранних этапах цивилизации ремесло еще не вполне отделено от науки, как в развитых классовых обществах. - ЕК.]
//Возмутитель спокойствия, бог социальной катастрофы Ганеши был повержен, в сражении ему отрубили кроваво-красный бивень, затем как бы приручили и включили в пантеон.
Мифы о Ганапати очень сложны. Но буквальное значение этого имени понять довольно легко. Оно состоит из гана и пати что вместе означает «глава или покровитель ганы». Не известно, в какой мере ему первоначально придавался строго теологический смысл. Другой эквивалент этого же самого имени, а именно Ганеша, означает иша, или божество, ганы...
У Ганапати было много имен, не исключающих друг друга. Два из них - это Локабандху и Локанатха. Первое означает «друг народа», второе - «защитник народа». Наиболее примечательным является слово лока (народ), ибо и сама система была названа «локаята» потому, что она была распространена среди народа (лока). Поэтому связь имени Локабандху со взглядами системы локаята не может быть очень отдаленной…
Имеется много причин, в силу которых мы выбрали историю Ганапати. Она в какой-то мере познакомит нас с племенами древней Индии и прольет свет на вопрос о том, каким образом на развалинах племенной организации могло появиться здесь государство. Далее, она небезынтересна и с философской точки зрения, ибо Ганапати не всегда был богом - по крайней мере богом в современном значении этого слова - и не всегда древние создатели мифов и законодатели смотрели на него благосклонно. Богом он стал лишь в конечном итоге, а процесс, который возвысил его до положения бога, представлял собой только идеологическое отражение процесса, вызвавшего к жизни государственную власть и отношения между людьми, основанные на частном владении собственностью. Грубо говоря, как государственная власть возникла на развалинах доклассового первобытного коммунизма, так и спиритуалистические идеи возникли в человеческом сознании на обломках первобытной до-спиритуалистической идеологии. И в самом деле, существование Ганапати приводит нас к предположению, что по своему характеру доспиритуалистическая идеология была материалистической или по крайней мере протоматериалистической, то есть локаятой в том смысле, в каком мы ее трактуем...
Ману указывал, что лица, совершающие ганаяджню, не должны допускаться к участию в траурном торжестве. Что означало слово «ганаяджня»? Согласно толкованию традиционного комментатора Говиндараджи, ганаяджня - это один из ритуалов последователей Ганапати. Однако под влиянием изменившегося отношения к Ганапати наши современные ученые усматривают затруднения в принятии этой прямолинейной интерпретации. Поэтому их интересует вопрос, что имел Ману в виду на самом деле. Но сам Ману разделял настроения своего века. В приписываемом ему двустишии Ганапати изображается как божество угнетенных классов, шудр, в противоположность Шамбху-божеству брахманов и Мадхаве- божеству кшатриев. Согласно Ману, шудрам надлежало носить только изношенную одежду и питаться лишь отбросами. Вот почему мы не ожидаем от него благосклонного отношения к последователям Ганапати - божества шудр. Следовательно, его презрение к ганаяджне вполне логично. Однако Катьяяна еще до Ману дал нам своеобразный ключ к пониманию ганаяджни. Согласно его толкованию, ганаяджня вряд ли имела много общего с поклонением в нашем понимании этого слова; она обозначала ритуал, совершаемый коллективно братьями (бхратринами) и товарищами (сакхинами) в своей среде. Позднее эта идея коллектива предстанет перед нами более отчетливо. Пока же речь идет о раннем взгляде на Ганапати...
Именно с точки зрения раннего отношения к Ганапати, изображенного в канонической и квазиканонической литературе, можно ясно понять некоторые имена Ганапати. Вот эти имена: Вигхнакрит, Вигхнеша, Вигхнараджа, Вигхнешвара и др., что буквально означает «нарушитель покоя». Однако под влиянием более поздних идей буквальное значение этих имен часто игнорируется, и современные ученые в основном склонны усматривать в них значение божества, которое, управляя несчастьями, помогает людям преодолеть их и добиться успеха. По словам Моньер-Вильямса, «хотя Ганеша чинит препятствия, он также и устраняет их; поэтому, приступая к какому-либо делу или к написанию сочинения, к нему обращались со словами «намо ганешая вигхнешварая», что значит: «поклон Ганеше, повелителю препятствий»...
Вероятно, различные Ганапати отличались друг от друга различными признаками и также внешним видом. «Тайттирия санхита»71 еще робко указывает на то, что по внешнему виду они походили на животных (пашу). Однако тантрическая литература идет еще дальше и указывает на то, что некоторые Ганапати символизировались в образе быка, другие - в образе змеи. Из пятидесяти имен, приписываемых Ганапати в тантрической литературе, для нашего исследования особый интерес представляют следующее: Вришабхадвадха и Вришакетана, имеющие одно и то же значение - «бык как символ», - и Двид-жихва, что означает «двуязычный», то есть «змея». Голова слона, как хорошо нам известный атрибут Ганапати, а также имена, как предполагается, различных Ганапати, являющиеся вместе с тем названием животных, указывают, что их происхождение коренится в древних тотемических верованиях.
//Бык и змея сразу указывают на то, что гана - не племя, а скорее фратрия или некая организация в ее рамках. - ЕК.
Здесь необходимо полностью выяснить, в чем состоит разница между тотемизмом и религией. Обратимся к Томсону.
«Тотемизм отличается от получившей развитие религии тем, что он пользуется приказаниями, а не молитвами. Совершающие поклонение люди навязывают свою волю тотему непреодолимой силой магии, и этот принцип принудительного воздействия коллектива соответствует состоянию общества, в котором коллектив возвышается над всеми своими членами. Пока объединенные усилия всего коллектива уходят лишь на то, чтобы в какой-то степени обеспечить коллектив средствами существования, до тех пор не может иметь места экономическое и общественное неравенство, если не считать авторитета, приобретенного кем-либо в силу личных заслуг. Такое положение наблюдается еще в Австралии... Более развитые формы поклонения, характерные для того, что мы называем религией, предполагают наличие избытка продукции, создающего возможность для немногих жить трудом большинства. Вождь уже больше не выбирается, им становятся по праву наследования. К тотему уже обращаются с молитвой и умилостивлением, а сам тотем принимает облик человека и становится богом. Бог по отношению ко всему обществу занимает такое положение, какое занимает вождь -по отношению к своим подчиненным... Дальнейший рост классовых привилегий еще более усложняет иерархию божественных сил, санкционирующих эти привилегии. Поскольку правящий клан распространяет свою власть, он вовлекает в орбиту своих верований тотемических богов других кланов и превращает их в своих собственных богов. Главный тотем становится богом племени или племенного союза и, наконец, богом государственного образования».
//Исповедовать культ Ганапати было вредно для здоровья:
"Человек, одержимый ими, колотит по земле, срезает траву, пишет на своем теле, видит во сне водоемы, людей с бритыми головами, верблюдов, свиней, ослов и др.; ему представляется, что он движется по воздуху и что его кто-то преследует по пятам, когда он идет", а "наследные принцы не получают царства, имея все данные для того, чтобы править. Девушки не имеют женихов, хотя они обладают всеми необходимыми качествами. Женщины не имеют детей, даже если они способны родить их. Дети других женщин умирают. Знающий учитель, призванный обучать, не имеет учеников, а в занятиях ученика бывает много перерывов и срывов. Нет удачи в торговле и земледелии".
//Но борьба не ограничивалась сферой идеологии и черным пиаром, приходилось прибегать к активным подрывным мероприятиям, а затем и массовой резне. Так были истреблены сакья - племя самого Будды, а личчхавы разгромлены и ушли в Непал.
В конце концов древние ганы распались. Тем самым были созданы условия для появления на их развалинах государств. Однако из-за неравномерного развития ранние индийские государства оставались окруженными обширными районами племенных обществ, презираемых представителями государственной власти, или же их часто включали в пределы распространения своей власти.
В религиозном или квазирелигиозном плане презрение к ганам находило свое проявление в презрении ко многим Ганапати и Винаякам.
В этическом или квазиэтическом плане это находило свое проявление в презрении к верованиям и обычаям народов племен вообще и к их нравственности в области брачных отношений в частности.
Однако наиболее резкое выражение презрения к племенным обществам можно обнаружить в сочинениях Каутильи. Существует целый ряд причин, в силу которых его сообщение о сангхах представляется весьма важным. Во-первых, его оценке сангх не присуща излишняя эмоциональность: его возмущение племенными обществами обусловливалось не религиозными и не нравственными моментами, а чисто практическими соображениями. Каутилья обычно не смешивал политические убеждения с сомнениями морального порядка. Во-вторых, есть основания думать, что политика, проведение которой в жизнь приписывается ему, по сути дела, была признанной государственной политикой, проводимой в этой стране в течение многих столетий до и после него. Наконец, наиболее примечательным было его рвение, направленное на то, чтобы разрушить эти сангхи, или племенные общества.
"Шпионы, проникая в сангхи и обнаруживая зависть, ненависть и другие признаки внутренней распри, должны посеять семена тщательно продуманного раздора между ними. Под видом учителей (ачарья) они должны вызвать мелкие ссоры между вождями. Хитрые шпионы могут спровоцировать на ссору вождей сангх путем восхваления в харчевнях и публичных домах. Под видом астрологов шпионы должны расхваливать в сангхах царские признаки царевича; честные вожди сангх должны быть склонены к раболепию по отношению к царевичу, рожденному от того или другого царя. Тем, которые поддались таким уговорам, царь должен послать в качестве дара скот, людей и товары. Благодаря этому они должны быть привлечены царем на свою сторону. В случае какой-либо смуты шпионы, прикинувшись торговцами вином, должны под предлогом рождения сына, чьего-либо вступления в брак или смерти распределять сотни сосудов с напитком, к которому подмешан сок растения мадана (афродизия). В вождях надо возбуждать алчность золотыми кольцами и золотом, оставленными над входом в чайтьи и часовни.
Содержатели публичных женщин, танцоров, музыкантов и актеров, получив доступ в сангхи, пусть разжигают похоть вождей, используя для этого женщин, обладающих чарами молодости и красоты. Отправив женщин к другим вождям или же заявив, что их якобы кто-то насильно увез, они должны вызвать сильную распрю среди тех людей, которые влюбились в этих женщин. При возникновении смуты хитрые шпионы должны делать свое дело, говоря: "Развратник уничтожен".
Соблазнив влюбленного в нее вождя, женщина должна приблизиться к другому вождю и сказать ему: "Другой вождь постоянно пристает ко мне, тогда как я всей душой стремлюсь к тебе. Пока он жив, я не могу здесь остаться". Таким образом один побуждается к убийству другого.
Женщина, похищенная насильно, ночью умертвит похитителя в саду или в увеселительном месте с помощью острого оружия или яда. Затем она объявит: "Мой милый убит другим мужчиной".
Ночью под видом аскета, шпион может предложить человеку, одержимому страстью, снадобье, якобы обладающее силой привлечь женщин, но на самом деле приправленное ядом. Затем он исчезает. Другим шпионам нужно находиться там, чтобы объявить, что убийство совершил соперник умерщвленного.
Вдовы, имеющие секретные поручения, или женщины под видом нищенок, разыграв сцену ссоры из-за закладов, содержащихся у царя, пускают пыль в глаза вождям сангх и разжигают в них страсть.
Публичные женщины, танцовщицы, певицы могут назначить свидание со своим любовником в каком-либо тайном месте. Когда любовники появятся, хитрые шпионы убьют их или же уведут их, предварительно связав.
Шпион будет подбивать главу сангхи, охотника до женщин, говоря ему следующие слова: "Один бедный человек удалился из этой деревни, но его жена (своею красотой) заслуживает того, чтобы быть царицей. Ты должен обладать ею". По прошествии половины месяца после ее похищения другой шпион в личине аскета будет поносить вождя на собрании племени, говоря: "Этот человек насильно держит у себя мою жену, или невесту, или сестру, или дочь". Когда сангха станет наказывать своего вождя, царь его арестует и подвергнет мучениям. Хитрые шпионы в одежде нищих должны бродить по ночам. Переодетые по-разному шпионы должны обвинять вождей, говоря: "Человек убил брахмана и совершил прелюбодеяние с женой брахмана".
Под видом астролога шпион предскажет судьбу достигшей брачного возраста девушки, говоря: "Дочь этого человека будет царицею и матерью царя. Овладей ею любой ценой, даже применив силу". Если одному из вождей не удастся овладеть ею, шпионы должны подстрекать к этому его соперников. А когда девушкой овладевает один из соперников, то вражда неизбежна.
Женщина под видом нищенки обратится к вождю, любящему свою жену, с такими словами: "Другой вождь, гордый своей молодостью, попросил меня ввести твою жену в соблазн. В страхе перед ним я была вынуждена отнести его письмо и украшения к твоей жене. Твоя жена невинна. Но против этого вождя надо тайно предпринять меры. Я с нетерпением буду ждать, когда ты добьешься успеха"185.
Таким наставлениям посвящены многие страницы "Артхашастры" Каутильи. Но чем объясняется такое горячее стремление уничтожить общинную жизнь племенных обществ? Каутилья186 откровенно ответил на этот вопрос:
"Привлечение на свою сторону сангхи является более существенным, чем приобретение армии (данда) или союзника. Сангхи неодолимы для других в силу своего единства (или организации санхатават)".
Справедливым является следующее замечание Косамби:
"Обычно такие сангхи были слишком сильны, чтобы быть уничтоженными военной силой. Прекрасным подтверждением этого является кампания Александра (Македонского) в Пенджабе: самое упорное сопротивление оказывалось такими племенными объединениями... "Артхашастра" не переоценивает громадную силу таких сангх в противодействии прямому нападению".
Искуственное происхождение замкнутой индийской общины.
На территории Индии существовали, как существуют и в настоящее время, значительные по своим размерам островки племенных обществ. В ранний период такие районы, населенные племенами, были, по-видимому, более обширными и более резко очерченными. Власть государств была в значительной мере ограничена в пространстве определенными пределами. Даже если государство контролировало огромную территорию, как в случае с известными империями древности, то и тогда внутри этой территории, на которую распространялась власть государственной администрации, сохранялись племенные общества. Следовательно, народы племен всегда создавали трудности для администрации государства. "Артхашастра" Каутильи показывает, что преодоление этих трудностей являлось поистине насущной задачей для государства.
Итак, встал вопрос, как поступить с народами племен. Понятно, что нужно было нарушить их сплоченность и подчинить их государственной власти. Разумеется, всех их нельзя было уничтожить физически. Поэтому возникла необходимость в методе, который бы позволил восстановить их существование при новом устройстве. Благодаря той ясности, с которой Каутилья формулирует свою политику, мы не остаемся в неведении относительно характера принятого метода.
Каутилья уделил внимание двум моментам. Во-первых, после того, как сплоченность племен оказалась бы подорванной, их надо было лишить возможности жить вместе. В противном случае они, несмотря на свое военное поражение, снова стали бы проявлять естественное и присущее им тяготение к племенной консолидации, снова взялись бы за оружие и повели бы борьбу за свою утраченную свободу. Итак, первое, что нужно было сделать, - это рассеять их.
Здесь мы подходим ко второму, гораздо более важному вопросу: политики Каутильи по отношению к племенам. Какие пути предлагал Каутилья для возрождения жизни этих людей? По мнению Каутильи, их надо было заставить селиться небольшими деревнями и заниматься земледелием202. Такие деревни должны были быть изолированными друг от друга и, следовательно, замкнутыми единицами. Это требование вытекало из первого принципа политики Каутильи - избегать всякой возможности установления контактов между этими небольшими группами людей, оторванных от своей прежней почвы.
Короче говоря, нужно было разрушить племенные общества и восстановить существование племен в мелких и изолированных земледельческих поселениях. Эта политика была не просто провозглашена каким-то политическим деятелем древности, но она активно проводилась в жизнь на протяжении многих столетий нашей истории в прошлом. Поэтому есть основания считать, что она должна пролить яркий свет на проблему своеобразной социальной структуры традиционной Индии.
Это был случай искусственного изменения надстройки без соответствующего изменения в самом базисе. Другими словами, распад племенных обществ не являлся в данном случае естественным следствием прогресса в области производительной техники; вернее, здесь речь идет о разрушении племенных обществ путем нападения на них извне и о принуждении народов племен к жизни в чрезвычайно маленьких и изолированных деревенских общинах, обязанных, как это хорошо известно, выплачивать царю или господину, установившему над ними господство, определенную долю совокупного сельскохозяйственного продукта. Контакт между правителями и жителями деревень никогда не был особенно тесным. Деревенские жители были предоставлены самим себе, и у них, естественно, сохранились весьма значительные остатки племенных институтов и представлений. Другими словами, социальный строй племен, будучи пересажен на почву деревенских общин, сохранил многие из характерных черт своего племенного прошлого. В связи с тем, что такая политика широко практиковалась в течение длительного периода, исторический процесс вызвал к жизни особую форму социальной организации общества, которую можно грубо охарактеризовать как деспотию сверху с неокончательно уничтоженным племенным обществом в деревнях снизу. Кроме того, имелись также и компактные племенные коллективы. В результате всего этого в жизни индийских масс, вообще говоря, сохранены в значительной мере такие черты, которые прослеживаются к племенному обществу.
PS.
//Не было верховной собственности царя на землю, но было право взимать налоги, которое он мог продать.
Примечательным, как заметил Мэн, является то, что своды законов такой преимущественно аграрной страны, как Индия, характеризуются "необычайной малочисленностью установлений, специально относящихся к владению землей и к взаимным правам различных классов, занятых ее обработкой". Зато мы находим законы относительно налога, взимаемого царем с деревни, который обычно составлял одну шестую часть всей продукции деревни и назывался у Ману бхага или кара.
Подобное свидетельство о праве правителя на долю продукции деревни наряду с громкими эпитетами, которыми наделялись цари в сводах законов, привело к тому, что некоторые ученые вообразили, будто земля вообще не принадлежала земледельцам и ею владели лишь цари. "Исконный индийский закон, - говорил Смит, - всегда признавал землю, используемую для сельскохозяйственного производства, собственностью короны".
Единственным серьезным аргументом, до сих пор приведенным в пользу этой теории о собственности короны, является не свидетельство индийской правовой литературы, а скорее отчет древних греческих путешественников. Но Уилкс уже показал, в какой малой степени мы можем полагаться на такой отчет
Еще:
Тантризм и касты. http://psylib.org.ua/books/chatt01/txt05.htm#p10
Буддизм - религия без бога. http://psylib.org.ua/books/chatt01/txt07.htm#p8
Рецидив первобытной уравнительности:
В государствах нового времени, обеспечение собственности - это ось, вокруг которой вращается все законодательство и с которой так или иначе соотносятся большей частью права граждан. В некоторых свободных республиках древности самой конституцией нарушалось то право собственности, которое составляет заботу всех наших властей и гордость наших государств. В лакедемонской конституции обеспечение собственности и ремесла было тем пунктом, на который почти не обращали внимания и который почти, можно сказать, был забыт. У богатых граждан Афин обычно отнимали часть их имущества. Но при этом избирали предлог, почетный для того, кого хотели обобрать, а именно его ставили на должность, требовавшую огромных расходов. Если в одной из триб, на которые были разделены граждане, кто-то был избран на такую должность, он имел право искать в этой трибе человека более богатого, чем он. Если он считал, что нашел такого, а тот утверждал, что он менее богат, ему можно было предложить обмен имущества, и он не имел права от этого отказаться.
Гегель. Работы разных лет. Т. 1. С. 225-226.
Проблема руководства обществом ставится арапешами не как проблема ограничения агрессивности и стяжательства у некоторых его членов. Суть их политической проблемы состоит в том, как заставить нескольких способных и одаренных людей взять на себя против их воли ответственность и руководство так, чтобы каждые три-четыре года, а иногда и реже состоялся бы действительно захватывающий праздник. При этом предполагается, что никто не хочет быть лидером, "большим человеком". "Большие люди" должны планировать, руководить обменом, важно шествовать, говорить громким голосом, они должны хвастаться тем, что было совершено ими в прошлом, и тем, что предстоит сделать в будущем. Все это арапеши считают самым неестественным и трудным поведением, от которого уклонится любой нормальный человек, если только сможет. Именно эту роль общество и навязывает некоторым людям, навязывает определенными, принятыми способами.
Мид М. - Культура и мир детства.
Первобытный коммунизм уходил вовсе не как советский, сгнивший в своей основе и рассыпавшийся от случайного сотрясения, которое могло быть тем или иным, но неизбежным. В местах, близких к местам зарождения материнской земледельческой культуры, он успел приобрести достаточно развитые формы (но, видимо, так и не переходя к форме античного полиса), чтобы представляться относительно передовым (способным к более эффективному накоплению и концентрации производительных сил) классовым обществам опасным противником, особенно когда сами эти (деспотические) общества уже достаточно были разодраны противоречиями.
Мы уже видели (http://evgeniy-kond.livejournal.com/91977.html#cutid1) драматическую борьбу карматов с наступающим под знаменем ислама феодализмом (отголоски в том числе и этой борьбы, внезапно ставшие столь громкими, доходят прямо сейчас с Ближнего Востока). Намного раньше такая же смертельная схватка произошла в Индии. Впрочем, мы и сейчас наслышаны о борьбе индийского гос-ва с племенными общинами, движение которых получило в современную эпоху маоистскую окраску.
Уникальность индийской истории в том, что в столь глубокой древности народное мировоззрение - локаята, по сути грубый протоматериализм, - получил некое учёное оформление (в санкхье) и вступил в полемику и идейную борьбу с активно развивающимися в ту кризисную эпоху идеалистическими школами: брахманизмом, буддизмом (который сам в виде религиозной общины давал иллюзорную замену уходящей общности) и джайнизмом. Народ потерпел поражение, локаята была оболгана и забыта, и известна теперь только по критическим выпадам ее противников. И критика эта рисует весьма отталкивающий образ - надо понимать, что локаята была не просто примитивна, но и отягощена наследием матриархата: архаическими магическими практиками и свободной сексуальностью тантризма.
Дошедшие до нас сведения исследует индийский марксист Д. Чаттопадхьяя в книге «Локаята даршана».
В известном смысле ведическая литература имеет уникальное значение для понимания основного вопроса всех философов, а именно вопроса о материализме или идеализме. Здесь мы находим философские идеи не только в неутонченных и потому легко распознаваемых формах, но и в их становлении - в самом процессе их возникновения и роста. Ибо для накопления огромной массы литературно-умозрительных данных, начиная с более ранних частей вед и кончая упанишадами, даже по самым скромным подсчетам потребовался весьма длительный период времени. Все же в них чувствуется своеобразная преемственность. В конце этого продолжительного процесса развития, а именно в выдержках, излагающих наиболее передовые умозрения упанишад, мы встречаемся с фактом выкристаллизовывания идеалистического мировоззрения. Довольно интересно, что те же самые выдержки свидетельствуют также о явных усилиях к освобождению от самой архаической формы материализма, вероятно, представляющих верования ранних ведических пророков, то есть предков или по крайней мере предшественников тех же философов упанишад, которые разрабатывали идеалистическое мировоззрение. В других выдержках из упанишад сохраняются еще более явные реликты этого архаического материализма. Короче говоря, ведическая литература сохранила свидетельства о последовательных этапах, пройдя через которые идеалистическое мировоззрение постепенно приобретало свой нынешний вид и сущность, свою форму и содержание.
Однако эта литература была не только показателем развития мыслительного процесса. Она также содержала серьезные указания, на основании которых мы можем восстановить некоторую картину материальных условий народа, чей мыслительный процесс она отражала. Эти материальные условия менялись или развивались, и решающей ступенью в данном развитии, как мы увидим, была ломка прежней жизни, основанной на коллективном труде, и возникновение на ее развалинах новых социальных отношений, явно основанных на классовом делении и классовом антагонизме с характерным для них презрением к физическому труду.
…
"О связи даосизма [он здесь появляется потому, что обнаружена параллель с локаятой. - ЕК] с физическим трудом и его технологией свидетельствуют также нередко встречающиеся в его текстах места, в которых речь идет о профессиональном мастерстве. Последнее трактуется там как особое, непередаваемое и недостижимое путем простого обучения качество, получаемое человеком лишь в результате тщательного сосредоточения на дао, лежащем в основе различных предметов природы".
Существует большое количество таких отрывков, касающихся мясников, музыкантов, охотников за цикадами, лодочников, пловцов, изготовителей сабель и стрел, резчиков по металлу, изготавливающих подставки для колокольчиков, колесников, укротителей диких зверей и математиков. "Во всяком случае, - суммирует Нидхэм, - в течение многих столетий материальное производство, а в связи с ним и физический труд составляли характернейшую черту даосских общин". Это весьма примечательное обстоятельство. И именно в нем следует искать истоки тех даосских представлений, которые составляют предысторию китайской науки. Трудовой процесс связан с осознанием объективности действующих в нем сил, материальность природы насильственно запечатлевается в сознании работающего человека. Иными словами, физический труд - это тот якорь, который удерживает сознание в рамках действительности, не позволяет ему пуститься в погоню за потусторонними плодами идеалистической фантастики. Только тогда, когда в результате длительного развития человеческого общества наступает такая эпоха, когда последний становится предметом всеобщего презрения и рассматривается как нечто низменное и ведущее к дегенерации, - человеческое сознание, а точнее, сознание господствующего класса, избавившегося от непосредственных обязанностей, связанных с производством материальных благ, считает себя освободившимся от материальной действительности и приобретает иллюзию всемогущества, льстя само себе идеей, что оно является создателем внешнего мира. Таково идеалистическое мировоззрение. Когда же на место сознания ставится бог или мировой дух, мы имеем дело с так называемым спиритуализмом. Нетрудно видеть, что принятие такой точки зрения делает невозможным научное исследование. Когда весь объективный мир выступает в виде продукта сознания, будь то бог, дух или разум, он представляется простой фантасмагорией, что делает серьезное исследование его законов ненужным и бесполезным. Именно поэтому буддизм, будучи аскетической и мироотрицающей религией, распространившись из Индии в Китай, выступал там столь враждебно по отношению к науке.
Иначе обстояло дело у последователей даосизма. Поддерживая постоянную связь с материальным производством и физическим трудом, они сохранили также стихийно-материалистическое мировоззрение, лишь на основе которого им удалось достигнуть успеха в развитии науки или, точнее говоря, знаний, предшествующих науке в строгом смысле слова.
[ Отсюда я делаю предположение, что изобретением десятичной системы счисления мы обязаны локаятикам. Во всяком случае было бы абсурдно полагать, что это могли сделать ученые-брахманы, тогда как до этого за многие века так и не додумались их коллеги-рабовладельцы в античной Европе. В самом деле, позиционные системы счисления были изобретены только в обществах на самых ранних этапах развития: 15-тиричная в Мезоамерике, недоработанная 60-тиричная (без 0) - в Месопотамии. Это можно объяснить тем, что на ранних этапах цивилизации ремесло еще не вполне отделено от науки, как в развитых классовых обществах. - ЕК.]
//Возмутитель спокойствия, бог социальной катастрофы Ганеши был повержен, в сражении ему отрубили кроваво-красный бивень, затем как бы приручили и включили в пантеон.
Мифы о Ганапати очень сложны. Но буквальное значение этого имени понять довольно легко. Оно состоит из гана и пати что вместе означает «глава или покровитель ганы». Не известно, в какой мере ему первоначально придавался строго теологический смысл. Другой эквивалент этого же самого имени, а именно Ганеша, означает иша, или божество, ганы...
У Ганапати было много имен, не исключающих друг друга. Два из них - это Локабандху и Локанатха. Первое означает «друг народа», второе - «защитник народа». Наиболее примечательным является слово лока (народ), ибо и сама система была названа «локаята» потому, что она была распространена среди народа (лока). Поэтому связь имени Локабандху со взглядами системы локаята не может быть очень отдаленной…
Имеется много причин, в силу которых мы выбрали историю Ганапати. Она в какой-то мере познакомит нас с племенами древней Индии и прольет свет на вопрос о том, каким образом на развалинах племенной организации могло появиться здесь государство. Далее, она небезынтересна и с философской точки зрения, ибо Ганапати не всегда был богом - по крайней мере богом в современном значении этого слова - и не всегда древние создатели мифов и законодатели смотрели на него благосклонно. Богом он стал лишь в конечном итоге, а процесс, который возвысил его до положения бога, представлял собой только идеологическое отражение процесса, вызвавшего к жизни государственную власть и отношения между людьми, основанные на частном владении собственностью. Грубо говоря, как государственная власть возникла на развалинах доклассового первобытного коммунизма, так и спиритуалистические идеи возникли в человеческом сознании на обломках первобытной до-спиритуалистической идеологии. И в самом деле, существование Ганапати приводит нас к предположению, что по своему характеру доспиритуалистическая идеология была материалистической или по крайней мере протоматериалистической, то есть локаятой в том смысле, в каком мы ее трактуем...
Ману указывал, что лица, совершающие ганаяджню, не должны допускаться к участию в траурном торжестве. Что означало слово «ганаяджня»? Согласно толкованию традиционного комментатора Говиндараджи, ганаяджня - это один из ритуалов последователей Ганапати. Однако под влиянием изменившегося отношения к Ганапати наши современные ученые усматривают затруднения в принятии этой прямолинейной интерпретации. Поэтому их интересует вопрос, что имел Ману в виду на самом деле. Но сам Ману разделял настроения своего века. В приписываемом ему двустишии Ганапати изображается как божество угнетенных классов, шудр, в противоположность Шамбху-божеству брахманов и Мадхаве- божеству кшатриев. Согласно Ману, шудрам надлежало носить только изношенную одежду и питаться лишь отбросами. Вот почему мы не ожидаем от него благосклонного отношения к последователям Ганапати - божества шудр. Следовательно, его презрение к ганаяджне вполне логично. Однако Катьяяна еще до Ману дал нам своеобразный ключ к пониманию ганаяджни. Согласно его толкованию, ганаяджня вряд ли имела много общего с поклонением в нашем понимании этого слова; она обозначала ритуал, совершаемый коллективно братьями (бхратринами) и товарищами (сакхинами) в своей среде. Позднее эта идея коллектива предстанет перед нами более отчетливо. Пока же речь идет о раннем взгляде на Ганапати...
Именно с точки зрения раннего отношения к Ганапати, изображенного в канонической и квазиканонической литературе, можно ясно понять некоторые имена Ганапати. Вот эти имена: Вигхнакрит, Вигхнеша, Вигхнараджа, Вигхнешвара и др., что буквально означает «нарушитель покоя». Однако под влиянием более поздних идей буквальное значение этих имен часто игнорируется, и современные ученые в основном склонны усматривать в них значение божества, которое, управляя несчастьями, помогает людям преодолеть их и добиться успеха. По словам Моньер-Вильямса, «хотя Ганеша чинит препятствия, он также и устраняет их; поэтому, приступая к какому-либо делу или к написанию сочинения, к нему обращались со словами «намо ганешая вигхнешварая», что значит: «поклон Ганеше, повелителю препятствий»...
Вероятно, различные Ганапати отличались друг от друга различными признаками и также внешним видом. «Тайттирия санхита»71 еще робко указывает на то, что по внешнему виду они походили на животных (пашу). Однако тантрическая литература идет еще дальше и указывает на то, что некоторые Ганапати символизировались в образе быка, другие - в образе змеи. Из пятидесяти имен, приписываемых Ганапати в тантрической литературе, для нашего исследования особый интерес представляют следующее: Вришабхадвадха и Вришакетана, имеющие одно и то же значение - «бык как символ», - и Двид-жихва, что означает «двуязычный», то есть «змея». Голова слона, как хорошо нам известный атрибут Ганапати, а также имена, как предполагается, различных Ганапати, являющиеся вместе с тем названием животных, указывают, что их происхождение коренится в древних тотемических верованиях.
//Бык и змея сразу указывают на то, что гана - не племя, а скорее фратрия или некая организация в ее рамках. - ЕК.
Здесь необходимо полностью выяснить, в чем состоит разница между тотемизмом и религией. Обратимся к Томсону.
«Тотемизм отличается от получившей развитие религии тем, что он пользуется приказаниями, а не молитвами. Совершающие поклонение люди навязывают свою волю тотему непреодолимой силой магии, и этот принцип принудительного воздействия коллектива соответствует состоянию общества, в котором коллектив возвышается над всеми своими членами. Пока объединенные усилия всего коллектива уходят лишь на то, чтобы в какой-то степени обеспечить коллектив средствами существования, до тех пор не может иметь места экономическое и общественное неравенство, если не считать авторитета, приобретенного кем-либо в силу личных заслуг. Такое положение наблюдается еще в Австралии... Более развитые формы поклонения, характерные для того, что мы называем религией, предполагают наличие избытка продукции, создающего возможность для немногих жить трудом большинства. Вождь уже больше не выбирается, им становятся по праву наследования. К тотему уже обращаются с молитвой и умилостивлением, а сам тотем принимает облик человека и становится богом. Бог по отношению ко всему обществу занимает такое положение, какое занимает вождь -по отношению к своим подчиненным... Дальнейший рост классовых привилегий еще более усложняет иерархию божественных сил, санкционирующих эти привилегии. Поскольку правящий клан распространяет свою власть, он вовлекает в орбиту своих верований тотемических богов других кланов и превращает их в своих собственных богов. Главный тотем становится богом племени или племенного союза и, наконец, богом государственного образования».
//Исповедовать культ Ганапати было вредно для здоровья:
"Человек, одержимый ими, колотит по земле, срезает траву, пишет на своем теле, видит во сне водоемы, людей с бритыми головами, верблюдов, свиней, ослов и др.; ему представляется, что он движется по воздуху и что его кто-то преследует по пятам, когда он идет", а "наследные принцы не получают царства, имея все данные для того, чтобы править. Девушки не имеют женихов, хотя они обладают всеми необходимыми качествами. Женщины не имеют детей, даже если они способны родить их. Дети других женщин умирают. Знающий учитель, призванный обучать, не имеет учеников, а в занятиях ученика бывает много перерывов и срывов. Нет удачи в торговле и земледелии".
//Но борьба не ограничивалась сферой идеологии и черным пиаром, приходилось прибегать к активным подрывным мероприятиям, а затем и массовой резне. Так были истреблены сакья - племя самого Будды, а личчхавы разгромлены и ушли в Непал.
В конце концов древние ганы распались. Тем самым были созданы условия для появления на их развалинах государств. Однако из-за неравномерного развития ранние индийские государства оставались окруженными обширными районами племенных обществ, презираемых представителями государственной власти, или же их часто включали в пределы распространения своей власти.
В религиозном или квазирелигиозном плане презрение к ганам находило свое проявление в презрении ко многим Ганапати и Винаякам.
В этическом или квазиэтическом плане это находило свое проявление в презрении к верованиям и обычаям народов племен вообще и к их нравственности в области брачных отношений в частности.
Однако наиболее резкое выражение презрения к племенным обществам можно обнаружить в сочинениях Каутильи. Существует целый ряд причин, в силу которых его сообщение о сангхах представляется весьма важным. Во-первых, его оценке сангх не присуща излишняя эмоциональность: его возмущение племенными обществами обусловливалось не религиозными и не нравственными моментами, а чисто практическими соображениями. Каутилья обычно не смешивал политические убеждения с сомнениями морального порядка. Во-вторых, есть основания думать, что политика, проведение которой в жизнь приписывается ему, по сути дела, была признанной государственной политикой, проводимой в этой стране в течение многих столетий до и после него. Наконец, наиболее примечательным было его рвение, направленное на то, чтобы разрушить эти сангхи, или племенные общества.
"Шпионы, проникая в сангхи и обнаруживая зависть, ненависть и другие признаки внутренней распри, должны посеять семена тщательно продуманного раздора между ними. Под видом учителей (ачарья) они должны вызвать мелкие ссоры между вождями. Хитрые шпионы могут спровоцировать на ссору вождей сангх путем восхваления в харчевнях и публичных домах. Под видом астрологов шпионы должны расхваливать в сангхах царские признаки царевича; честные вожди сангх должны быть склонены к раболепию по отношению к царевичу, рожденному от того или другого царя. Тем, которые поддались таким уговорам, царь должен послать в качестве дара скот, людей и товары. Благодаря этому они должны быть привлечены царем на свою сторону. В случае какой-либо смуты шпионы, прикинувшись торговцами вином, должны под предлогом рождения сына, чьего-либо вступления в брак или смерти распределять сотни сосудов с напитком, к которому подмешан сок растения мадана (афродизия). В вождях надо возбуждать алчность золотыми кольцами и золотом, оставленными над входом в чайтьи и часовни.
Содержатели публичных женщин, танцоров, музыкантов и актеров, получив доступ в сангхи, пусть разжигают похоть вождей, используя для этого женщин, обладающих чарами молодости и красоты. Отправив женщин к другим вождям или же заявив, что их якобы кто-то насильно увез, они должны вызвать сильную распрю среди тех людей, которые влюбились в этих женщин. При возникновении смуты хитрые шпионы должны делать свое дело, говоря: "Развратник уничтожен".
Соблазнив влюбленного в нее вождя, женщина должна приблизиться к другому вождю и сказать ему: "Другой вождь постоянно пристает ко мне, тогда как я всей душой стремлюсь к тебе. Пока он жив, я не могу здесь остаться". Таким образом один побуждается к убийству другого.
Женщина, похищенная насильно, ночью умертвит похитителя в саду или в увеселительном месте с помощью острого оружия или яда. Затем она объявит: "Мой милый убит другим мужчиной".
Ночью под видом аскета, шпион может предложить человеку, одержимому страстью, снадобье, якобы обладающее силой привлечь женщин, но на самом деле приправленное ядом. Затем он исчезает. Другим шпионам нужно находиться там, чтобы объявить, что убийство совершил соперник умерщвленного.
Вдовы, имеющие секретные поручения, или женщины под видом нищенок, разыграв сцену ссоры из-за закладов, содержащихся у царя, пускают пыль в глаза вождям сангх и разжигают в них страсть.
Публичные женщины, танцовщицы, певицы могут назначить свидание со своим любовником в каком-либо тайном месте. Когда любовники появятся, хитрые шпионы убьют их или же уведут их, предварительно связав.
Шпион будет подбивать главу сангхи, охотника до женщин, говоря ему следующие слова: "Один бедный человек удалился из этой деревни, но его жена (своею красотой) заслуживает того, чтобы быть царицей. Ты должен обладать ею". По прошествии половины месяца после ее похищения другой шпион в личине аскета будет поносить вождя на собрании племени, говоря: "Этот человек насильно держит у себя мою жену, или невесту, или сестру, или дочь". Когда сангха станет наказывать своего вождя, царь его арестует и подвергнет мучениям. Хитрые шпионы в одежде нищих должны бродить по ночам. Переодетые по-разному шпионы должны обвинять вождей, говоря: "Человек убил брахмана и совершил прелюбодеяние с женой брахмана".
Под видом астролога шпион предскажет судьбу достигшей брачного возраста девушки, говоря: "Дочь этого человека будет царицею и матерью царя. Овладей ею любой ценой, даже применив силу". Если одному из вождей не удастся овладеть ею, шпионы должны подстрекать к этому его соперников. А когда девушкой овладевает один из соперников, то вражда неизбежна.
Женщина под видом нищенки обратится к вождю, любящему свою жену, с такими словами: "Другой вождь, гордый своей молодостью, попросил меня ввести твою жену в соблазн. В страхе перед ним я была вынуждена отнести его письмо и украшения к твоей жене. Твоя жена невинна. Но против этого вождя надо тайно предпринять меры. Я с нетерпением буду ждать, когда ты добьешься успеха"185.
Таким наставлениям посвящены многие страницы "Артхашастры" Каутильи. Но чем объясняется такое горячее стремление уничтожить общинную жизнь племенных обществ? Каутилья186 откровенно ответил на этот вопрос:
"Привлечение на свою сторону сангхи является более существенным, чем приобретение армии (данда) или союзника. Сангхи неодолимы для других в силу своего единства (или организации санхатават)".
Справедливым является следующее замечание Косамби:
"Обычно такие сангхи были слишком сильны, чтобы быть уничтоженными военной силой. Прекрасным подтверждением этого является кампания Александра (Македонского) в Пенджабе: самое упорное сопротивление оказывалось такими племенными объединениями... "Артхашастра" не переоценивает громадную силу таких сангх в противодействии прямому нападению".
Искуственное происхождение замкнутой индийской общины.
На территории Индии существовали, как существуют и в настоящее время, значительные по своим размерам островки племенных обществ. В ранний период такие районы, населенные племенами, были, по-видимому, более обширными и более резко очерченными. Власть государств была в значительной мере ограничена в пространстве определенными пределами. Даже если государство контролировало огромную территорию, как в случае с известными империями древности, то и тогда внутри этой территории, на которую распространялась власть государственной администрации, сохранялись племенные общества. Следовательно, народы племен всегда создавали трудности для администрации государства. "Артхашастра" Каутильи показывает, что преодоление этих трудностей являлось поистине насущной задачей для государства.
Итак, встал вопрос, как поступить с народами племен. Понятно, что нужно было нарушить их сплоченность и подчинить их государственной власти. Разумеется, всех их нельзя было уничтожить физически. Поэтому возникла необходимость в методе, который бы позволил восстановить их существование при новом устройстве. Благодаря той ясности, с которой Каутилья формулирует свою политику, мы не остаемся в неведении относительно характера принятого метода.
Каутилья уделил внимание двум моментам. Во-первых, после того, как сплоченность племен оказалась бы подорванной, их надо было лишить возможности жить вместе. В противном случае они, несмотря на свое военное поражение, снова стали бы проявлять естественное и присущее им тяготение к племенной консолидации, снова взялись бы за оружие и повели бы борьбу за свою утраченную свободу. Итак, первое, что нужно было сделать, - это рассеять их.
Здесь мы подходим ко второму, гораздо более важному вопросу: политики Каутильи по отношению к племенам. Какие пути предлагал Каутилья для возрождения жизни этих людей? По мнению Каутильи, их надо было заставить селиться небольшими деревнями и заниматься земледелием202. Такие деревни должны были быть изолированными друг от друга и, следовательно, замкнутыми единицами. Это требование вытекало из первого принципа политики Каутильи - избегать всякой возможности установления контактов между этими небольшими группами людей, оторванных от своей прежней почвы.
Короче говоря, нужно было разрушить племенные общества и восстановить существование племен в мелких и изолированных земледельческих поселениях. Эта политика была не просто провозглашена каким-то политическим деятелем древности, но она активно проводилась в жизнь на протяжении многих столетий нашей истории в прошлом. Поэтому есть основания считать, что она должна пролить яркий свет на проблему своеобразной социальной структуры традиционной Индии.
Это был случай искусственного изменения надстройки без соответствующего изменения в самом базисе. Другими словами, распад племенных обществ не являлся в данном случае естественным следствием прогресса в области производительной техники; вернее, здесь речь идет о разрушении племенных обществ путем нападения на них извне и о принуждении народов племен к жизни в чрезвычайно маленьких и изолированных деревенских общинах, обязанных, как это хорошо известно, выплачивать царю или господину, установившему над ними господство, определенную долю совокупного сельскохозяйственного продукта. Контакт между правителями и жителями деревень никогда не был особенно тесным. Деревенские жители были предоставлены самим себе, и у них, естественно, сохранились весьма значительные остатки племенных институтов и представлений. Другими словами, социальный строй племен, будучи пересажен на почву деревенских общин, сохранил многие из характерных черт своего племенного прошлого. В связи с тем, что такая политика широко практиковалась в течение длительного периода, исторический процесс вызвал к жизни особую форму социальной организации общества, которую можно грубо охарактеризовать как деспотию сверху с неокончательно уничтоженным племенным обществом в деревнях снизу. Кроме того, имелись также и компактные племенные коллективы. В результате всего этого в жизни индийских масс, вообще говоря, сохранены в значительной мере такие черты, которые прослеживаются к племенному обществу.
PS.
//Не было верховной собственности царя на землю, но было право взимать налоги, которое он мог продать.
Примечательным, как заметил Мэн, является то, что своды законов такой преимущественно аграрной страны, как Индия, характеризуются "необычайной малочисленностью установлений, специально относящихся к владению землей и к взаимным правам различных классов, занятых ее обработкой". Зато мы находим законы относительно налога, взимаемого царем с деревни, который обычно составлял одну шестую часть всей продукции деревни и назывался у Ману бхага или кара.
Подобное свидетельство о праве правителя на долю продукции деревни наряду с громкими эпитетами, которыми наделялись цари в сводах законов, привело к тому, что некоторые ученые вообразили, будто земля вообще не принадлежала земледельцам и ею владели лишь цари. "Исконный индийский закон, - говорил Смит, - всегда признавал землю, используемую для сельскохозяйственного производства, собственностью короны".
Единственным серьезным аргументом, до сих пор приведенным в пользу этой теории о собственности короны, является не свидетельство индийской правовой литературы, а скорее отчет древних греческих путешественников. Но Уилкс уже показал, в какой малой степени мы можем полагаться на такой отчет
Еще:
Тантризм и касты. http://psylib.org.ua/books/chatt01/txt05.htm#p10
Буддизм - религия без бога. http://psylib.org.ua/books/chatt01/txt07.htm#p8
Рецидив первобытной уравнительности:
В государствах нового времени, обеспечение собственности - это ось, вокруг которой вращается все законодательство и с которой так или иначе соотносятся большей частью права граждан. В некоторых свободных республиках древности самой конституцией нарушалось то право собственности, которое составляет заботу всех наших властей и гордость наших государств. В лакедемонской конституции обеспечение собственности и ремесла было тем пунктом, на который почти не обращали внимания и который почти, можно сказать, был забыт. У богатых граждан Афин обычно отнимали часть их имущества. Но при этом избирали предлог, почетный для того, кого хотели обобрать, а именно его ставили на должность, требовавшую огромных расходов. Если в одной из триб, на которые были разделены граждане, кто-то был избран на такую должность, он имел право искать в этой трибе человека более богатого, чем он. Если он считал, что нашел такого, а тот утверждал, что он менее богат, ему можно было предложить обмен имущества, и он не имел права от этого отказаться.
Гегель. Работы разных лет. Т. 1. С. 225-226.
Проблема руководства обществом ставится арапешами не как проблема ограничения агрессивности и стяжательства у некоторых его членов. Суть их политической проблемы состоит в том, как заставить нескольких способных и одаренных людей взять на себя против их воли ответственность и руководство так, чтобы каждые три-четыре года, а иногда и реже состоялся бы действительно захватывающий праздник. При этом предполагается, что никто не хочет быть лидером, "большим человеком". "Большие люди" должны планировать, руководить обменом, важно шествовать, говорить громким голосом, они должны хвастаться тем, что было совершено ими в прошлом, и тем, что предстоит сделать в будущем. Все это арапеши считают самым неестественным и трудным поведением, от которого уклонится любой нормальный человек, если только сможет. Именно эту роль общество и навязывает некоторым людям, навязывает определенными, принятыми способами.
Мид М. - Культура и мир детства.