Он все-таки перевернулся
Господин Кехман решил продемонстрировать нам премьеру «Спящей красавицы» в интерпретации Начо Дуато, организовав интернет-трансляцию. Позволим себе язвительно предположить, что Михайловскому театру было бы разумнее занять скорее «форсайтовскую» позицию в отношении трансляции этого балета, нежели столь либеральную. Но, что сделано, то сделано - мы-то с вами, во всяком случае, ничего не лишились. Разве что некоторых иллюзий. Об этой постановке уже сказано довольно много нелицеприятных слов, скажем кое-какие слова и мы.
Ошибочно полагаясь на слова автора постановки, заявившего, что он не позволял себе запускать «грязные руки» в шедевр Петипа, мы по наивности ожидали значительно более радикальных хореографических изменений, увидев которые бессмысленно было бы сравнивать его постановку с постановкой классической. К сожалению этого не произошло, и невольно в сознании возникали некоторые аналогии. Практически лишив спектакль пантомимы, оставив её в "облегченном" виде в некоторых эпизодах, Начо Дуато придал ему тем самым оттенки некоторой сумбурности. Зритель, не имевший опыта просмотра предыдущих постановок, вряд ли бы смог установить причинно-следственные связи событий, происходивших на сцене. Но дело, конечно же, не в пантомиме, или, правильнее сказать, не только в пантомиме. Все эти связи были заложены в хореографии Петипа, проживавшей сказку вместе с музыкой Чайковского. Возможно, поэтому этот балет и просуществовал до сих пор. Сложность структуры способствуют усилению её жизнестойкости, в то время как упрощение неминуемо в своей перспективе приводит к увеличению энтропии. Сравнивать Петипа и Дуато, конечно же, нельзя. Помпезности, импозантности и высочайшему вкусу великого мастера, его современный коллега противопоставил эпизоды, вызывавшие своей наивностью улыбку сочувствия, но не более. Чего стоила только сцена укола Авроры веретеном (или скорее волшебной палочкой), напоминавшая по накалу страстей и глубине переживаний, разве что тот ужас, который испытывает телевизионно-недалекого склада ума барышня, сломав вульгарно накрашенный ноготь. Или напоминавшие «бэтменов» спутники феи Карабос - которая была представлена «Черным властелином», эссенцией вселенского зла, причины проявления которого так и остались загадкой. А характерные танцы народов Дикого запада во 2 акте, кордебалетная композиция «фото на память», или, похожая, скорее на зомби, нежели на Спящую красавицу, покоившаяся в затерянном на болоте склепе Аврора?
Масштаб фигур этих хореографов не сравним, это не вызывает сомнений. Но, в этом ли только причина? Как нам показалось, у Дуато не сложились отношения скорее с Петром Ильичом, нежели с Мариусом Ивановичем. Хореография создавала диссонанс движению музыки, резко контрастировала с её стилистикой. Последствия были весьма печальны.
Что ж, наверное, на этом и закончим. Теплое и уважительное отношение к предыдущим опусам Начо Дуато не позволяет нам ни продолжить, ни огласить выводы. Разве что в завершение, вспомним то, что происходило в общем-то не так давно, как кажется в Петербурге на премьере другой - настоящей «Спящей красавицы»:
Ошибочно полагаясь на слова автора постановки, заявившего, что он не позволял себе запускать «грязные руки» в шедевр Петипа, мы по наивности ожидали значительно более радикальных хореографических изменений, увидев которые бессмысленно было бы сравнивать его постановку с постановкой классической. К сожалению этого не произошло, и невольно в сознании возникали некоторые аналогии. Практически лишив спектакль пантомимы, оставив её в "облегченном" виде в некоторых эпизодах, Начо Дуато придал ему тем самым оттенки некоторой сумбурности. Зритель, не имевший опыта просмотра предыдущих постановок, вряд ли бы смог установить причинно-следственные связи событий, происходивших на сцене. Но дело, конечно же, не в пантомиме, или, правильнее сказать, не только в пантомиме. Все эти связи были заложены в хореографии Петипа, проживавшей сказку вместе с музыкой Чайковского. Возможно, поэтому этот балет и просуществовал до сих пор. Сложность структуры способствуют усилению её жизнестойкости, в то время как упрощение неминуемо в своей перспективе приводит к увеличению энтропии. Сравнивать Петипа и Дуато, конечно же, нельзя. Помпезности, импозантности и высочайшему вкусу великого мастера, его современный коллега противопоставил эпизоды, вызывавшие своей наивностью улыбку сочувствия, но не более. Чего стоила только сцена укола Авроры веретеном (или скорее волшебной палочкой), напоминавшая по накалу страстей и глубине переживаний, разве что тот ужас, который испытывает телевизионно-недалекого склада ума барышня, сломав вульгарно накрашенный ноготь. Или напоминавшие «бэтменов» спутники феи Карабос - которая была представлена «Черным властелином», эссенцией вселенского зла, причины проявления которого так и остались загадкой. А характерные танцы народов Дикого запада во 2 акте, кордебалетная композиция «фото на память», или, похожая, скорее на зомби, нежели на Спящую красавицу, покоившаяся в затерянном на болоте склепе Аврора?
Масштаб фигур этих хореографов не сравним, это не вызывает сомнений. Но, в этом ли только причина? Как нам показалось, у Дуато не сложились отношения скорее с Петром Ильичом, нежели с Мариусом Ивановичем. Хореография создавала диссонанс движению музыки, резко контрастировала с её стилистикой. Последствия были весьма печальны.
Что ж, наверное, на этом и закончим. Теплое и уважительное отношение к предыдущим опусам Начо Дуато не позволяет нам ни продолжить, ни огласить выводы. Разве что в завершение, вспомним то, что происходило в общем-то не так давно, как кажется в Петербурге на премьере другой - настоящей «Спящей красавицы»:
Click to view