Доклад Кирилла Рогова на конференции Российские реалии: государство, социум, гражданское общество.
На прошлой неделе Кирилл Рогов в «Либеральной миссии» выпустил очень интересный доклад «Знамя конфронтации: за что и почему Россия воюет с Западом (
https://liberal.ru/.../znamya-konfrontaczii-za-chto-i...)». Сейчас под влиянием этой конфронтации сейчас переписываются учебники, сворачиваются научные программы, пересматриваются исторические нарративы. В то же время, в отличие от СССР, Россия уже не представляет собой вызов, альтернативу социальному порядку Запада. Тогда за что воюем? Несколько тезисов из доклада (в основном по частям, которые написаны Кириллом, Иваном Куриллой, Игорем Зевелевым, Василием Жарковым, Львом Гудковым и Андреем Яковлевым). Доклад можно читать целиком (
https://liberal.ru/.../znamya-konfrontaczii.-za-chto-i...) или отдельными частями - я бы особенно рекомендовал статью Андрея Яковлева о конкуренции капитализмов (
https://liberal.ru/.../konkurencziya-kapitalizmov-v...), Кирилла Рогова о самоизоляции как стратегии (
https://liberal.ru/.../vremya-yanychar-izolyacziya-kak...), Ивана Куриллы о реставрации «холодной войны» (
https://liberal.ru/.../restavracziya-holodnoj-vojny...), Василия Жаркова о внешнеполитических нарративах и слепых пятнах (
https://liberal.ru/.../vstrechnye-narrativy-i-slepye...) российского и западного подходов - они просто превосходны:
• Попытка адаптации в 1990-х модели, близкой к либеральной рыночной экономике, была сочтена российской элитой неудачной. В 2002 году с ростом цены нефти элита решила не тратить силы на достижение договоренностей и создание правил, предпочтя просто получить контроль над ключевым источником доходов. Поворот к «политическому капитализму» предопределил и проигрыш конкуренции глобальным корпорациям - «Волга» проиграла соревнование с BMW.
• Неудачу потерпела и попытка построить рыночную экономику с большим влиянием государства - из-за низкого качества госинститутов, бюрократии и рентоориентированного поведения элит. Оказалось, что элита не готова ограничивать себя и действовать по нормам, которые она заявила для общества. Когорта силовиков, получившая доступ к собственности, оказалась крайне неустойчива к материальным соблазнам, ставя личные и корпоративные интересы выше национальных и государственных (соблазн ренты слишком велик). Эту модель развития поставил под сомнение экономический кризис 2008-2009 гг и политический кризис 2011-2012.
• После политического кризиса и крымской мобилизации и начала санкционных войн российский капитализм эволюционирует в сторону «экономики сопротивления». С 2012 года от попытки продвигать позитивную повестку российская элита перешла к глухой обороне - с жесткой критикой западных ценностей, охотой на «иностранных агентов» и подавлением независимых медиа. Крым и «вылазки на территорию врага» в информационном пространстве выглядели как агрессия, но для российской элиты их смысл заключался в защите своих активов («не трогайте нас, а то вам же хуже будет»). Россия оказалась в жесткой конфронтации с Западом.
• Качество госуправления повысилось, но политика уже была направлена не на развитие, а на обеспечение безопасности. Такая политика может обеспечивать сохранение политического режима долгое время. Но конфронтация с внешним миром, как показывает опыт Ирана, позволяет адаптироваться к внешнему давлению, но не обеспечивает условий для развития (подушевой ВВП Ирана в 2019 почти не отличался от уровня 1986 г).
• Глобальное противостояние коммунизма и капитализма сменилось конкуренцией либерального и нелиберального капитализмов. Элиты стран, выбравших вторую модель, считают, что путь к благосостоянию лежит не на пути заимствования политических институтов Запада. Наоборот, эти институты рассматриваются как угроза национальному развитию, национальным корпорациям и т.д. Конфронтация России и Запада включена в новую конкуренцию либерального и нелиберального (пронизанного государством) капитализма. Она подстегивается успехами Китая.
• Российские власти пожертвовали возможностями экономической кооперации и роста ради конфронтации потому, что она стала ответом на внутренние вызовы, как способ сохранить завоёванные позиции во власти, закрепить итоги передела собственности и блокировать модернизацию общества. В ходе крымской крусады Россия получила территории, которых у нее и так было в избытке, утратив доступ к тому, чего не хватало - технологии, инвестиции, вовлеченность в глобальные производственные цепочки.
• При этом «силовики» победили модернизационные элиты, утвердив свои ценности безопасности как непреложные. Изоляция России - это не сопутствующий эффект конфронтации, а ее цель: она призвана нивелировать модернизационный потенциал двух с половиной десятилетий прозападной ориентации России, зафиксировав закрытую перераспределительную модель экономики. Утверждение, что внутренняя оппозиция - это агенты внешнего влияния, блокирует ее поддержку элитами и населением. Внутренние вызовы представляются как внешние, это позволяет поднять госаппарат на борьбу с ними.
• Вопрос об отношении к Западу в России - это вопрос выбора стратегии внутреннего развития. Внешняя политика - результат выбора приоритетов институционального развития, внутренней и экономической политики, инструмент обеспечения интересов социальных и элитных групп. Не получая экономических бонусов (наоборот, жертвуя ими) от своей парадоксальной агрессивности, российская внешняя политика является ответом на внутренние вызовы - стагнацию доходов, постепенную утрату политическим режимом легитимности.
• Неудавшаяся попытка «стать Западом» в очередной фазе российской модернизации сменяется стремлением стать «антизападом» в фазе контрмодернизации. Антизападничество становится фактором легитимации правящей элиты, а внешняя политика - инструментом конструирования национальной идентичности (заменяя коммунистическую идентичность) и возводится в ранг вопроса национальной безопасности.
• Для элиты стратегия конфронтации с Западом и самоизоляции России становится способом сохранить систему госкапитализма с ее моделью извлечения ренты. Осуществлению этой стратегии помогает ослабление позиций Запада как институционального образца.
• Чем больше внутренний порядок в России эволюционирует в сторону моноцентризма, тем энергичнее Россия приписывает аналогичный характер системе международных отношений и тем активнее готова ему противостоять, защищая альтернативную Западу институциональную модель не только на постсоветском пространстве, но и за его пределами. Российские власти видят международную политику в оптике гегемонии, иерархии («кто тут главный»), а Запад - в эгалитарной оптике (независимые центры силы, политическое равенство акторов).
• Слепое пятно сторонников эгалитаристского подхода - не замечать опасений своего визави быть подчиненным брутальным и деспотическим образом. Слепое пятно для сторонников иерархического взгляда - то, что на их суверенитет никто не покушаются. Но это сложно понять стране, травмированной игом и войной ХХ века.
• Внешняя политика подчинена внутренней, поскольку основные угрозы элитам ядерных держав находятся не вне, а внутри страны. Функции внешней политики для рядового избирателя - формировать упрощенную картину мира, обозначающую границы и характеристики «своего» и «чужого», давать структурированную систему взглядов на то, «как все устроено». В России внешняя политика легитимизирует несменяемость власти, а в США интернационализирует проблемы либеральной модели - поляризацию и неравенство.
• Цель Кремля состоит в том, чтобы сделать национальные мифы, созданные или одобренные государством, единственным источником коллективной памяти. Кремль взращивает «полезную» историческую память, намеренно размывая границу между памятью и мифами. Это облегчается относительной слабостью независимой коллективной памяти.
Телеграм: EventsAndTexts