Укрощение строптивой - Большой театр
24 апреля
на сцене Александринского театра
фестиваль Dance Open
Большой театр привез новый спектакль, поставленный Жаном-Кристофом Майо на музыку разных произведений Д.Д.Шостаковича. Только что розданные золотые маски подогрели и без того сильный интерес, который петербургский балетоман всегда имеет к продукции Большого. Маска на сей раз не ошиблась. Этот спектакль - большая удача Большого. Смотрится он на одном дыхании и позволяет раскрыться целому ряду молодых артистов.
Жан-Кристоф Майо, которого Петербург знает по одной из вишневских "Граней",оказался хореографом сложным и разнообразным. В отличие от декадентской сложности " Свитча", поставленного на Вишневу, мы увидели хореографию простую и изысканную, как стихи Пушкина. Поначалу танец напоминал "Летучую мышь" Ролана Пети, но довольно скоро Майо доказал, что он - хореограф самостоятельный и зрелый, а перифразы из Пети - это как иронические цитатные вставки в "Евгении Онегине". Драматизм ситуаций и сложность характеров хореограф передает двумя-тремя штрихами, которые развиваются и усложняются на протяжении всего балета. Стремительность движений и действия не позволяет зрителю устать, легкие и умные сюжетные находки (вроде простыни, которой слуга Грумио накрывает Петруччо и Катарину в постельной сцене, или чайной церемонии, которой заменена шекспировская гастрономия) заставляют улыбнуться, а умная многоуровневая стилизация предлагает самой интеллектуальной части публики предаться культурологическим размышлениям.
Шекспировский сюжет основательно изменен хореографом - в духе современного европейского мировоззрения. Садистско-воспитательная сторона укрощения (например, у Шекспира муж приказывает не кормить строптивую - и это быстро исправляет ей характер) заменена силой взаимной любви и семейным уважением. Будучи оттененным музыкой Шостаковича, Шекспир переносится в эпоху двадцатых и окрашивается в тона модернизма. Это не только костюмы и стилистика движений, это и время победы эмансипации, а заодно - и время, многократно стилизованное прежним руководителем Большого Алексеем Ратманским; так что Майо, можно сказать, уважительно продолжил новейшие традиции Большого балета.
Но самое главное - хореография столь удачна, потому что многократно учитывает актерские индивидуальности танцовщиков. Например, Екатерина Крысанова в классике никогда мне не нравилась (допускаю, впрочем, что сейчас она сильно выросла, а я ее давно в классике не смотрел), но в партии Катарины она замечательна. Склочность и раздражительность в первом действии создают настолько живой образ, что сразу решаешь: Маска присуждена ей по делу. Постепенное погружение в новую жизнь и исправление характера, тем не менее, сохраняют в ее танце задор и спортивное соревнование с мужем (хорошо видно в дуэте на свадьбе Бьянки). На второе место я поставил бы великолепную роль Экономки, проведенную Анной Тихомировой с техническим и артистическим блеском. Смотреть на Тихомирову - одно удовольствие, она в образе от начала до конца, не говоря о великолепных руках и ногах, которые сами по себе - произведение искусства (здесь оговоримся, что Тихомирова и в классике может быть великолепна: я ее заметил первый раз в гала Dance Open, когда она исполнила вставную вариацию па-де-де Дон-Кихота с подлинным совершенством - ни добавить, ни убавить). Владислава Лантратова видел 13 февраля в роли Красса: там это хорошая техника и полное отсутствие актера. У Майо Лантратов умудряется побывать и хулиганом (а ля балет "Барышня и хулиган"), и мудрым мужем, и страстным любовником, и лирическим танцовщиком в заключительной сцене. Анастасию Сташкевич традиционно используют в Большом на втором плане. Майо удачно обыгрывает ее по-настоящему хорошие руки и делает для нее большую лирическую партию. Из Семена Чудина (Люченцио) балетмейстер прикольно сотворил слегка закомплексованного подростка - а заодно использовал его широкий шаг в финале I действия. Вячеслав Лопатин (Гремио) не так блестящ, как в кобборговской "Сильфиде", но характер своего героя раскрывает полностью. Неизвестный мне ранее Александр Смольянинов (Гортензио) тоже очень хорош и в сложном танце и в образе.
"Укрощение строптивой" доказывает городу и миру, что современный хореограф-новатор в состоянии поставить в современном российском театре большой балетный спектакль традиционного формата (Начо Дуато в Михайловском почти убедил нас в обратном). От такого сотрудничества выигрывает и хореограф и труппа в целом и каждый отдельный артист, занятый в постановке. Теперь очередь за Мариинским - раньше Мариинка ревниво реагировала на все успехи Большого.
на сцене Александринского театра
фестиваль Dance Open
Большой театр привез новый спектакль, поставленный Жаном-Кристофом Майо на музыку разных произведений Д.Д.Шостаковича. Только что розданные золотые маски подогрели и без того сильный интерес, который петербургский балетоман всегда имеет к продукции Большого. Маска на сей раз не ошиблась. Этот спектакль - большая удача Большого. Смотрится он на одном дыхании и позволяет раскрыться целому ряду молодых артистов.
Жан-Кристоф Майо, которого Петербург знает по одной из вишневских "Граней",оказался хореографом сложным и разнообразным. В отличие от декадентской сложности " Свитча", поставленного на Вишневу, мы увидели хореографию простую и изысканную, как стихи Пушкина. Поначалу танец напоминал "Летучую мышь" Ролана Пети, но довольно скоро Майо доказал, что он - хореограф самостоятельный и зрелый, а перифразы из Пети - это как иронические цитатные вставки в "Евгении Онегине". Драматизм ситуаций и сложность характеров хореограф передает двумя-тремя штрихами, которые развиваются и усложняются на протяжении всего балета. Стремительность движений и действия не позволяет зрителю устать, легкие и умные сюжетные находки (вроде простыни, которой слуга Грумио накрывает Петруччо и Катарину в постельной сцене, или чайной церемонии, которой заменена шекспировская гастрономия) заставляют улыбнуться, а умная многоуровневая стилизация предлагает самой интеллектуальной части публики предаться культурологическим размышлениям.
Шекспировский сюжет основательно изменен хореографом - в духе современного европейского мировоззрения. Садистско-воспитательная сторона укрощения (например, у Шекспира муж приказывает не кормить строптивую - и это быстро исправляет ей характер) заменена силой взаимной любви и семейным уважением. Будучи оттененным музыкой Шостаковича, Шекспир переносится в эпоху двадцатых и окрашивается в тона модернизма. Это не только костюмы и стилистика движений, это и время победы эмансипации, а заодно - и время, многократно стилизованное прежним руководителем Большого Алексеем Ратманским; так что Майо, можно сказать, уважительно продолжил новейшие традиции Большого балета.
Но самое главное - хореография столь удачна, потому что многократно учитывает актерские индивидуальности танцовщиков. Например, Екатерина Крысанова в классике никогда мне не нравилась (допускаю, впрочем, что сейчас она сильно выросла, а я ее давно в классике не смотрел), но в партии Катарины она замечательна. Склочность и раздражительность в первом действии создают настолько живой образ, что сразу решаешь: Маска присуждена ей по делу. Постепенное погружение в новую жизнь и исправление характера, тем не менее, сохраняют в ее танце задор и спортивное соревнование с мужем (хорошо видно в дуэте на свадьбе Бьянки). На второе место я поставил бы великолепную роль Экономки, проведенную Анной Тихомировой с техническим и артистическим блеском. Смотреть на Тихомирову - одно удовольствие, она в образе от начала до конца, не говоря о великолепных руках и ногах, которые сами по себе - произведение искусства (здесь оговоримся, что Тихомирова и в классике может быть великолепна: я ее заметил первый раз в гала Dance Open, когда она исполнила вставную вариацию па-де-де Дон-Кихота с подлинным совершенством - ни добавить, ни убавить). Владислава Лантратова видел 13 февраля в роли Красса: там это хорошая техника и полное отсутствие актера. У Майо Лантратов умудряется побывать и хулиганом (а ля балет "Барышня и хулиган"), и мудрым мужем, и страстным любовником, и лирическим танцовщиком в заключительной сцене. Анастасию Сташкевич традиционно используют в Большом на втором плане. Майо удачно обыгрывает ее по-настоящему хорошие руки и делает для нее большую лирическую партию. Из Семена Чудина (Люченцио) балетмейстер прикольно сотворил слегка закомплексованного подростка - а заодно использовал его широкий шаг в финале I действия. Вячеслав Лопатин (Гремио) не так блестящ, как в кобборговской "Сильфиде", но характер своего героя раскрывает полностью. Неизвестный мне ранее Александр Смольянинов (Гортензио) тоже очень хорош и в сложном танце и в образе.
"Укрощение строптивой" доказывает городу и миру, что современный хореограф-новатор в состоянии поставить в современном российском театре большой балетный спектакль традиционного формата (Начо Дуато в Михайловском почти убедил нас в обратном). От такого сотрудничества выигрывает и хореограф и труппа в целом и каждый отдельный артист, занятый в постановке. Теперь очередь за Мариинским - раньше Мариинка ревниво реагировала на все успехи Большого.