"Ласточка" Пуччини и Анжела Георгиу
21 июля, день
Ковент-Гарден
"Ласточку" (La roundine) Пуччини принято называть творческой неудачей великого композитора, указывая и на вторичность сюжета по отношению к вердиевской "Травиате" и на банальность музыки. Однако в хорошем исполнении музыка начинает нравиться.
Во-первых, как справедливо указывают некоторые музыковеды, к "Ласточке" стоит быть снисходительнее: это очередной творческий эксперимент маэстро, попытка написать нечто наподобие оперетты. Опереточный поход заметен и в построении либретто (две пары солистов: сопрано и тенор, - ищут разные пути в этой жизни), и в построении музыки. Она стремится быть легкой, сохраняя традиционные пуччиниевские интонации. Впрочем, есть и еще один источник, как кажется. Поскольку на протяжении всей оперы (особенно первых двух актов) артисты обсуждают вопрос, как крут Париж в начале двадцатого века, то ориентация на классический шансон (в общем-то, близкая Пуччини) здесь тоже присутствует. И вот это соединение оперетты и шансона в трактовке Пуччини замечательно интересно.
К этой экспериментальной музыке добавилась очень красивая постановка. Декорации Эцио Фригерио, выполненные в духе оригинальной стилизации ар нуво, просто великолепны. Декорацию третьего акта - с действительно завораживающими витражами во всю сцену - публику приветствует бурными аплодисментами (а хлопать декорациям в Лондоне не принято). Постановка Николаса Джоэля делает из опереточного пуччиниевского эксперимента очень живой спектакль, с по-опереточному усиленными эмоциями и переходами из одного эмоционального состояния в другое.
Подбор певцов тоже очень хорош. Собственно, спектакль ставился на Анжелу Георгиу, которая чаровала нас весь спектакль своим чувственно-мистическим пиано. Впрочем, где надо, она пела громко и страстно - и, как обычно, роль вела на высоте. В пару к ней призвали Чарльза Кастроново, который, пожалуй, единственный выпадал из общего рисунка спектакля, ибо был слишком страстен и совсем неулыбчив - слишком оперным тенором без опереточного оттенка. Пел, впрочем, неплохо, однако серьезность в пении отражалась низкими тонами, что иногда заставляло думать о вытянутом баритоне. Зато второй тенор (поэт Прунье) - Эдгарас Монтивадос - был кажется просто создан для этой роли. Сильный голос и красивый тембр соединены у него с блетсящими актерскими способностями, передающими парижский вечно шутящий и вечно счастливый темперамент. Второе сопрано (служанка Лизетт) - Сабина Пуэртолас - не слишком берет голосом, но за нее поработал режиссер: отлично поставленная - в драматическом плане - роль компенсировала вокальные недостатки. Неплох был Пьетро Спаньоли (Рамбальдо, покровитель Магды, главной героини), но роль у него слишком проходная (он, если помните, пел в Михайловском премьеру "Любовного напитка", но и там запомнился не очень).
Но самым большим удивлением оказался дирижер Марко Армилиато. Обычно певец-дирижер, как в случае с Доминго, - это вариант пенсионной синекуры. Армилиато удивил блестящим звучанием оркестра, особенно здорово сводился звук там, где вступал хор и пели все четыре солиста. Оркестр звучал исключительно даже по меркам Ковент-Гардена. Кроме того, Армилиато знает, как надо играть, чтобы не глушить певца (несмотря на то, что сам пел очень громко). Поэтому все задушевные - удивительной красоты, на пиано - фиоритуры Георгиу было слышно.
Замечательный спектакль, назло всем тем, кто считает "Ласточку" не стоящей внимания.
Ковент-Гарден
"Ласточку" (La roundine) Пуччини принято называть творческой неудачей великого композитора, указывая и на вторичность сюжета по отношению к вердиевской "Травиате" и на банальность музыки. Однако в хорошем исполнении музыка начинает нравиться.
Во-первых, как справедливо указывают некоторые музыковеды, к "Ласточке" стоит быть снисходительнее: это очередной творческий эксперимент маэстро, попытка написать нечто наподобие оперетты. Опереточный поход заметен и в построении либретто (две пары солистов: сопрано и тенор, - ищут разные пути в этой жизни), и в построении музыки. Она стремится быть легкой, сохраняя традиционные пуччиниевские интонации. Впрочем, есть и еще один источник, как кажется. Поскольку на протяжении всей оперы (особенно первых двух актов) артисты обсуждают вопрос, как крут Париж в начале двадцатого века, то ориентация на классический шансон (в общем-то, близкая Пуччини) здесь тоже присутствует. И вот это соединение оперетты и шансона в трактовке Пуччини замечательно интересно.
К этой экспериментальной музыке добавилась очень красивая постановка. Декорации Эцио Фригерио, выполненные в духе оригинальной стилизации ар нуво, просто великолепны. Декорацию третьего акта - с действительно завораживающими витражами во всю сцену - публику приветствует бурными аплодисментами (а хлопать декорациям в Лондоне не принято). Постановка Николаса Джоэля делает из опереточного пуччиниевского эксперимента очень живой спектакль, с по-опереточному усиленными эмоциями и переходами из одного эмоционального состояния в другое.
Подбор певцов тоже очень хорош. Собственно, спектакль ставился на Анжелу Георгиу, которая чаровала нас весь спектакль своим чувственно-мистическим пиано. Впрочем, где надо, она пела громко и страстно - и, как обычно, роль вела на высоте. В пару к ней призвали Чарльза Кастроново, который, пожалуй, единственный выпадал из общего рисунка спектакля, ибо был слишком страстен и совсем неулыбчив - слишком оперным тенором без опереточного оттенка. Пел, впрочем, неплохо, однако серьезность в пении отражалась низкими тонами, что иногда заставляло думать о вытянутом баритоне. Зато второй тенор (поэт Прунье) - Эдгарас Монтивадос - был кажется просто создан для этой роли. Сильный голос и красивый тембр соединены у него с блетсящими актерскими способностями, передающими парижский вечно шутящий и вечно счастливый темперамент. Второе сопрано (служанка Лизетт) - Сабина Пуэртолас - не слишком берет голосом, но за нее поработал режиссер: отлично поставленная - в драматическом плане - роль компенсировала вокальные недостатки. Неплох был Пьетро Спаньоли (Рамбальдо, покровитель Магды, главной героини), но роль у него слишком проходная (он, если помните, пел в Михайловском премьеру "Любовного напитка", но и там запомнился не очень).
Но самым большим удивлением оказался дирижер Марко Армилиато. Обычно певец-дирижер, как в случае с Доминго, - это вариант пенсионной синекуры. Армилиато удивил блестящим звучанием оркестра, особенно здорово сводился звук там, где вступал хор и пели все четыре солиста. Оркестр звучал исключительно даже по меркам Ковент-Гардена. Кроме того, Армилиато знает, как надо играть, чтобы не глушить певца (несмотря на то, что сам пел очень громко). Поэтому все задушевные - удивительной красоты, на пиано - фиоритуры Георгиу было слышно.
Замечательный спектакль, назло всем тем, кто считает "Ласточку" не стоящей внимания.