Премьера "Анны Карениной"
15 апреля
Мариинский театр
Тоска дорожная, железная…
Мариинский театр решил поставить всего Родиона Щедрина. Премьера балета «Анна Каренина» в хореографии Алексея Ратманского - один из этапов этого большого замысла. Театру нужен живой классик. Выбор Щедрина на роль классика - дело вкуса.
Ратманский известен своей тонкой иронией и гениальной стилизацией - под начало XX века («Лунный Пьеро»), под раннюю советскую эпоху (цикл балетов Шостаковича). В «Карениной» нет ни того, ни другого. Все убийственно серьезно, без намеков и гиперссылок на традиции. Ратманский ставит «программный» балет - на большой литературный сюжет, имеющий длинную историю литературных, кино, музыкальных интерпретаций. И здесь хореограф делает изначально неудачный выбор: он решает перетанцевать сюжет, рассказать на сцене историю. В этот момент балет превращается в пантомиму, а часто в красивое движение сценических кукол - и перестает быть танцем. Таких нарративных балетов в искусстве соцреализма не перечесть, ибо соцреализм делал ставку на эпический нарратив. Не случайно ни один из этих балетов не дожил до наших дней. Простите, один дожил - «Ромео и Джульетта» с гениально-патетической хореографией Лавровского. Но исключение лишь подтверждает правило.
Герои сидят на стульях, на кровати, ходят по сцене, эффектно отдают мужу кольцо, сломя голову бегут к любимому сыну или возлюбленному, хватаются за голову, чтобы показать отчаяние, но это все, простите, не балет. Это пантомима из балетов Петипа, но заполнившая все пространство спектакля. Или, как было модно в семидесятые, «зримая песня». Иногда, правда, герои танцуют. Неплохо получается танцевать на балу - хотя бал в первом действии напоминает «Золушку» того же Ратманского. Как-то поверхностно сделаны скачки во втором действии. Тут бы развернуться - вспоминая «Конька Горбунка». Но не дает то ли разделенная на две части сцена, то ли музыка, все время возвращающаяся к теме высшего света. Зачем-то вводится лицо, похожее на императора. Для того, чтобы усилить унижение Каренина-мужа, что ли? Так сказать, перед лицом начальства?
Иногда танцуют рядом с железнодорожным вагоном на станции Бологое, что, с точки зрения нарратива, выглядит смешно. Вагон перекрывает своей длиной полсцены, и вновь мы ощущаем рамки - сценические, сюжетные (остановка не может быть долгой) и музыкальные. Но больше всего в этой сцене танцует вагон. Он поворачивается к залу всеми частями, демонстрирует интерьер и как ведут себя герои внутри, чертит линии. Все это эффектно, но, простите, тоже не балет. Это аттракцион «Планета динозавров» с движущимися муляжами. И показательно - вагон забуксовал. Он не ходит в класс ежедневно, как танцовщик. Затрещал, обдал сцену дымом и остановился, не обращая внимания на музыку. Пришлось дать занавес и устроить непредвиденный антракт.
Интерактивная декорация тоже мешает балету. Видеопроекции меняются постоянно - и зритель следит за ними, отвлекаясь от танцовщиков. Интерьеры небольших помещений, спроецированные на всю сцену, давят на артистов. От этого они еще больше кажутся кукольными. Не говоря уж о том, что видеоряд подобран человеком, не слишком разбирающимся в той русской культуре. А динамичной проекции (крутящиеся колеса паровоза или скачущие лошади) танцовщики и вовсе проигрывают в движении - и превращаются в статистов, фигуры второго плана.
Сам нарратив, положенный в основу, местами неубедителен. Не ясно, зачем вообще появляются Левин и Кити. Только для того, чтобы заполнить сцену бала. Второй сюжет романа никак не развит в балете. Видений в спектакле много - но нет самого страшного: мужика, скрипящего по железу и бормочущего непонятные слова. Этот мужик жутко пугал Анну и в последний раз появился в момент самоубийства. Сама трагедия Анны сводится к простенькой мелодраме: не дают видеться с сыном, унижают в театре - ну и под колеса. Это, простите, не по роману Толстого - это сериал «Богатые тоже плачут». Трио второго действия, где Анна разрывается между Вронским и мужем, тоже смотрится дешево-мелодраматично. Не та это история, не та.
Со всем этим приходится справляться Мариинской труппе. Диана Вишнева (Анна) грациозно женственна, эротична и, вместе с тем, углублена в себя. Руки роскошны и эмоциональны (что важно в плане преемственности - в царской ложе царила Майя Плисецкая). Евгения Образцова (Кити) трогательно невинна, высокий Константин Зверев (Вронский) не слишком чисто выполнял прыжки, но в своей одержимости Анной зрителя убедил. Не повезло Ислому Баймурадову (Каренин). Ему пришлось в мелодраматических сценах превратиться из высокопоставленного чиновника в брошенного мачо. Однако местами получились и достоинство, и пустота героя Толстого.
Не оставляет ощущение избыточности того, что происходит на сцене. Бесконечные встречи-знакомства с легко наклоненной головой. Видения, переходящие в реальность. Гибель мужичка у вагона, дважды повторенная один к одному. А когда в финале поезд выезжает по центру сцены, поезд несется на видеопроекции, ход поезда имитирует оркестр! Да это, братцы, соцреализм с его «отражением действительности». Не соцреалистическая ли музыка увела хореографа от балета?
Иными словами, хотелось бы, чтобы балет меньше отражал и больше выражал. Один блин комом. Но Алексей Ратманский все равно заслужил Золотую маску, неважно - за «Горбунка» или за «Русские сезоны».