3 июля
Мариинский театр
Фестиваль «Звезды белых ночей»
Вечер Виктории Терешкиной, приуроченный к 20-летию творческой деятельности, вышел несколько странным. Прима-балерина выбрала для него три очень интересных балета - «Лунный Пьеро» Алексея Ратманского, «Шехеразаду» Михаила Фокина и «Бриллианты» Джорджа Баланчина. Все три балета, прямо скажем, не ее. Однако Китри, Никия и Гамзатти, Раймонда и Аврора, видимо, балерине не слишком интересны - балерине хочется танцевать иную хореографию.
А вот она у Виктории Терешкиной не совсем получается. В «Лунном Пьеро» она делает все, что надо - но слишком серьезно и слишком прямолинейно. Символистский подтекст в танце совсем не ощущается, а именно на эту тонкость рассчитана хореография Ратманского. В Зобеиде ей совершенно не хватает страсти - она ей никогда не удавалась. Балет танцуется по-деловому - от движения один к движению два. Дух совершенно не захватывает: на сцене мы видим работу артистки, а не экстаз гаремной затворницы. Наконец, в «Бриллиантах» как раз не нужна эмоциональность. Но нужна точность движений и музыкальное ухо. С первым у Терешкиной все замечательно, со вторым - заметные проблемы (особенно это видно в адажио). Пожалуй, «Бриллианты» получились лучше всего остального. Но оставалось неприяное для бенефиса чувство: почему не Раймонда, почему не Китри? На бенефисе лучше бы показать вершины своего творчества, а не творческие поиски, пока не самые удачные.
В этот же раз о творческом вечере Терешкиной можно сказать то же, что раньше говорилось о творческих вечерах Дианы Вишневой: интереснее всего на творческом вечере совсем не юбиляр. Кимин Ким гениально танцевал Раба в «Шехеразаде». Этому танцовщику не знакомы слова «леность» и «усталость». Он делает столько дополнительных «фишек», сложнейших и мощных, что за остальными артистами на сцене забываешь следить. Играет он не так интересно, как Рузиматов, но, кажется, ориентирован он совсем на другую традицию. Недаром костюм Кима сделан «под Нижинского». Очень хорош в «Бриллиантах» Владимир Шкляров. Этот артист, кажется, к эпохе артистической зрелости избавился от юношеской небрежности, в которой нам случалось упрекать его ранее, обрел вкус и изящество, необходимые классическому танцовщику.