16 ноября
Театр SCOT (Тога, Япония) на сцене Александринского театра
Театральная олимпиада
Спектакль легендарного режиссера Тадаси Судзуки уже приезжал в Россию (в 2003 году в Москву на фестиваль имени Чехова), теперь насладились зрелищем и мы.
Во-первых, японский режиссер европейской, так сказать, ориентации ставит пьесу Ростана (точнее, выжимку из его пьесы - но так делают сегодня и в России, хоть даже в Александринском театре, поскольку пьеса для сегодняшнего динамического сознания неоправданно длинна и наивно куртуазна) - типологически напоминая постановки русской классики на японском материале, выполненные в японском кино российски ориентированным Акирой Куросавой. Во-вторых, темы Ростана сразу звучат иронично: как только выясняется, что носатый самурай Кёдзо (Йоти Такэмори) пишет книгу «про французских самураев», зал громко хмыкает. При первых же звуках «Травиаты» ирония становится сильнее (несколько тем из оперы Верди на французский сюжет будут сопровождать весь сценический текст, мешаясь со звуками традиционной японской музыки). В-третьих, ирония насыщается русским текстом, который без акцента, но интонируя на японский манер произносит Роксана (Нана Татишвили). Все герои спектакля говорят по-японски, Роксана всем отвечает по-русски, изъясняясь стихами русского перевода пьесы, - межкультурная коммуникация налицо. Сцена с эпиграммами на тему носа начинает напоминать искусство хоку. И так далее. Не говоря о сценографии, в которой элементы вполне европейской игры пропитаны культурой театра кабуки - взаимодействие культур становится визуальным, почти осязаемым. На этом фоне и предельный лаконизм спектакля звучит философской пародией.
Но японский интеллектуал, знамо дело, пародией ограничиться не может. Сюжет Сирано, сообщает нам программка, невероятно популярен в Японии, потому что необычайно соответствует кодексу самурайского поведения. Тадаси Судзуки накладывает на этот смысл культурологический комментарий иного рода: Роксана - Европа, Кёдзо-Сирано - японец. Спектакль становится размышлением о смеси «французского с нижегородским», но на японский лад. Т.е. размышлением о том, не напрасно ли соотечественники настолько преклонялись перед европейским, что почти забыли о древней собственной культуре. Этот смысл русским умом без программки не разберешь. Японцы же, говорят, даже в бытовых речах полны иносказаний.
И все бы хорошо, но манера игры Татишвили (нарочито-грубоватая, ироничная на грани гротесковости) совершенно не ладится с тонкой японской (изнутри) игрой остальных актеров. Не из-за этого ли некоторые моменты спектакля кажутся не просто статическими - остановленным временем?
Впечатление, тем не менее, грандиозное. Живые аллегории вливаются в души заполненного зала.