Открытие фестиваля "Дягилев P.S.". Посвящение Нижинскому
14 ноября
Балет Монте-Карло на сцене Театра Балтийский дом
Четыре балета «Русских сезонов» Дягилева, связанных с именем первого исполнителя - Вацлава Нижинского, составили программу балета Монте-Карло.
Первым номером шел «Дафнис и Хлоя»в хореографии Жана-Кристофа Майо. Как обычно у этого большого хореографа, тонкость хореографических решений эротического танца (два па-де-де перетекают в одно па-де-катр) соединена с серьезной литературной и художественной культурой. Танец взаимодействует с линиями тел, которые некий художник выводит на белой стене декорации, и с символическими значениями русского Серебряного века (вторая пара: Доркон и Ликэнион - появляются на сцене крадучись, каждый с несколькими ликами, соединяя в себе героев романа Лонга, влюбленных соответственно в Дафниса и Хлою, и мифологических существ вроде Пана и нимфы, участвовавших в первой версии балета, созданной Михаилом Фокиным). Танцы двух пар протекают как бы в двух измерениях - людском и божественном; боги вмешиваются в жизнь людей, но терпят фиаско перед силой человеческой любви. Майо удалось передать настоящий античный дух, балет получился конгениальным фокинскому.
О двух балетах второго отделения такого не скажешь. «Видение розы» (хореография Марко Гёке) и «Неужели я влюбился в сон?» (хореография Йеруна Вербрюггена по мотивам «Послеполуденного отдыха фавна») напоминают традиции упрощенного пародирования классики, которые балету Монте-Карло вообще свойственны. Вместо изысканного мужского танца Розы, придуманного Фокиным, и немецкого мистического духа, Гёке сделал весь балет на одном резком движении рук, напоминающем муху, которая сидит (на розовом кусте?) и потирает лапки. Количество персонажей он расширил: девушка осталась, а роз стало больше - помимо основного танцовщика в «офигительных штанах» с наклеенными лепестками розы есть еще несколько штук в розовых пиджаках. Они сначала опрастывают пиджаки - оттуда валятся розовые лепестки, потом на этих лепестках, равномерно распространившихся по сцене, и танцуют. Вербрюгген сделал из фавна какого-то австралопитека и заставил юношу в джинсах влюбиться в него - наверное, как в свое отражение. Танец в этом балете вторичен и, если бы не гомосексуальный нарциссический стержень, был бы совсем банальным.
В последней части показали «Петрушку» в хореографии Йохана Ингера. Здесь конгениальность Фокину проступает с самого начала. Речь идет о модельере и его манекенах, танцы манекенов, их оживание - и оманекенивание живых, погруженных в мир моды, становится основным сюжетом балета. Цитаты из оригинальной хореографии Фокина очень тонко встроены в новый замысел. Не оставляет, правда, ощущение, что замысел хореографа слегка вторичен по отношению к «Золушке» Жана-Кристофа Майо, где лучшие сцены (с одеванием Золушки на бал и мистическим преображением) как раз обыгрывают мир моды.
Согласимся с директором фестиваля Натальей Метелицей: по-настоящему интересная программа, программа-омаж, окунающая столетние сюжеты в сегодняшний хореографический стиль.