Евгений Миронов и Чулпан Хаматова в спектакле Тимофея Кулябина "Иванов"
30 октября
Театр наций (Москва) на сцене БДТ
Театральная олимпиада
Идея постановщика Тимофея Кулябина, как всегда, яркая и интересная. Поднимается занавес - и мы видим обычную советскую квартиру, в которой обитают Иванов с женой и приживал-дядя (прямо-таки советская семейная коммуналка). С интересом ждешь, что выжмет режиссер из сочиненного им сюжетного поворота: так много метафор на тему советской интеллигенции связано с чеховскими аллюзиями - и вот оно, откровение, наконец: Чехов опрокинут в реальность «Москвы слезам не верит». Но уже после первой сцены растет разочарование: режиссер не в состоянии развернуть намеченную тему. Не хватает, как обычно в сегодняшнем театре, общекультурного бэкграунда и гуманитарного образования. Яркая идея остается на уровне трюка - вполне подходящего для квартиры, менее подходящего для дачи Лебедевых (вторая сцена), очень неудачного для офиса Иванова (3 сцена) и особенно прикольного для последней сцены в ЗАГСе.
Текст Чехова, к слову, сильно урезан и разбавлен фенечками, приспосабливающими его под новый антураж. Жаль, что режиссеру не хватило и умения работы с текстом: Чехова следовало переписать основательнее - но так, чтобы стержневая идея спектакля работала постоянно. Сейчас же остается впечатление кастрированного Чехова, из которого - по-гламурному - убрали все самое сложное и оставили понятное современному зрителю. «Про что балет?» - спросил знаменитого московского балетомана один новый русский, в девяностые посетивший балет «Жизель». «О бабах», - ответил тот (слово было пожестче). И новый русский понял, да еще друзьям по партеру объяснил. Пьеса «Иванов» выходит у Тимофея Кулябина вроде той «Жизели»: пьесой о мужиках (или пожестче).
По этой, наверное, причине к середине второго действия (сцена в кабинете, переходящая в офисную курилку) приходит не просто разочарование - шок: я никогда не видел Евгения Миронова и Чулпан Хаматову, играющих настолько плохо. Хаматова совершенно однопланова - два действия скучно изображает жертву (рака или рока), обиженную на весь мир. Миронов же пытается изобразить что-то сложное, но срывается на обычную московскую истерику - громко кричит и банально ёрничает голосом, что твой Максим Аверин. Намного лучше смотрятся те артисты, которым даны роли попроще: Александр Новин в роли Миши Боркина (молодой пацан-шестерка) или Игорь Гордин в роли Лебедева (которая решена в плане очень стыдящегося своей непрекращающейся подлости и потому вечно пьяного бизнесмена-депутата).
Культурологическая наивность сыграла с Тимофеем Кулябиным злую шутку - как говорят деятели науки, эксперимент неожиданно дал отрицательный результат. Сюжет «Иванова» просто не может быть разыгран среди советской интеллигенции, в которой слово «стыд» потеряло если не все, то уж точно все чеховские коннотации. Герои Чехова - из непуганной интеллигенции, еще ничего не знающей ни про черные воронки, ни про ночные расстрелы в подвалах. Герои Чехова - из той интеллигенции, у которой честь, репутация, душевная свобода и само творчество еще не превратились в симулякры. Герои Чехова - из той интеллигенции, которая физически не может жить в разладе с собственной совестью. Отмененный выстрел Иванова в финале, точнее - замененный звуком разбивающегося бокала, - это очень верно. Не уверен, правда, что для господина Кулябина - это продуманное решение, а не очередной трюк.
Евгению Миронову просто нечего играть при такой трактовке героя. Как нечего играть и всем остальным. Глубокий замысел Чехова сам собой превращается в голливудскую пародию - вроде Остина Пауэрса. Хочешь - не хочешь, но приходится признать: все чеховские метафоры, которые артикулировала советская интеллигенция для оправдания собственной расслабленности и никчемности, не имеют к ней никакого отношения. Образованщина, не интеллигенция, как говаривал Солженицын.
Лучше всего - работа художника по костюмам и автора декораций.