Премьера "Лючии ди Ламмермур"
4 января
Новая сцена Мариинского театра
Премьера (5-й спектакль)
Вечерний спектакль 4 января практически повторял самый первый - 29 декабря. За пультом Валерий Гергиев. В роли Лючии главная звезда постановки - Альбина Шагимуратова. Партию Генри Эштона исполнял Владислав Сулимский. Сэром Эдгаром был Евгений Акимов. И только лорда Байдбента, наставника Лючии исполнял другой артист - не Вадим Кравец, а Илья Банник.
Музыкальная составляющая главной премьеры сезона заслуживает самой большой похвалы. Хорошо звучит оркестр (лишь в нескольких случаях звук показался каким-то размытым), мощно и красиво поет хор, солисты по-настоящему стараются. Альбина Шагимуратова очень хороша, слушаешь ее с наслаждением. Нежный тембр и сложные колоратуры - все на месте. Есть лишь некоторое ощущение, что она может и лучше (виной все тот же июньский сольный концерт). Впрочем, с выдающимися певицами так всегда: чем больше слушаешь, тем сильнее начинаешь придираться. Владислав Сулимский великолепен не только вокально, но и актерски - в соответствии с общим замыслом постановки: месть в его трактовке роли уходит на второй план; он так обеспокоен возможной опалой у новой королевы, что ему уже не до сестры. Илья Банник поет несколько школьно (что может быть свойственно наставнику) и на русский манер, но грамотно и убедительно. А вот Евгений Акимов, как обычно, пытается компенсировать отсутствие верхних нот силой звука - и это раздражает, потому что нельзя при таком вокале делать звездный вид. Слишком претенциозно выходит. Потише надо быть, поскромнее. Куда приличнее другой дежурный тенор Мариинки - Евгений Ахмедов (лорд Артур Бакло, жених Лючии), который поет не очень громко, но много чище.
Что же касается постановки Андреа де Розы, то это очередная претензия на оперный интеллектуализм. Целый ряд интересных решений практически с самого начала испорчен банальностью общего замысла - военная форма шотландцев очень напоминает нацистскую. Ну сколько ж можно сводить оперные трагедии к германскому нацизму, Бог мой!
Сцена представляет собой двухъярусное пространство, снизу напоминающее то ли ДЗОТ эпохи мировых войн, то ли крематорий (особенно когда оттуда выезжает лежащий призрак, долженствующий мелькать у фонтана - фонтана при этом нет вообще), а сверху парк. Для замковых картин он изящно превращается в обжитой неоготический интерьер, напоминающий двадцатые-тридцатые годы. Справа на заднике открыта дверь в комнату, целиком выложенную белой плиткой - то ли прозекторскую, то ли пыточную (туда в начале первой замковой сцены солдаты утащат Лючию, предварительно задрав ей рукав; оттуда же она выйдет последний раз убийцей лорда Артура).
Если все-таки принять общее решение режиссера (а что остается зрителю?), можно найти ряд интересных деталей. Остановимся лишь на одной. Сцена сумасшествия решена следующим образом: как только Лючия выходит из прозекторской, вся толпа приглашенных (только что пришедшая с сильного дождя из предыдущей сцены, поэтому пребывающая в плащах) надевает капюшоны, и плащи превращаются в сутаны. На руках у них появляются кровавые пятна, которые они медленно, не торопясь, вытирают о платье Лючии. Получается что-то вроде сатанинского ритуала человеческого жертвоприношения: ведь брат принес Лючию в жертву, а она в ответ зарезала мужа. Только нужно ли все это в одной из самых мощных музыкальных сцен, написанных Гаэтано Доницетти?
Однако музыкальная составляющая перевешивает сценическую, общее впечатление от премьеры весьма и весьма выигрышное. Посмотрим, что будет дальше - ведь Шагимуратова не сможет постоянно петь Лючию (спасибо ей и за второй спектакль!). Вот в комментах хвалят Айгуль Хисматуллину. Послушаем как-нибудь...