рассказ
Как я эмигрировал в Германию
На рубеже девяностых и нулевых я жил в Германии. Родители увезли меня туда из молдавского поселка Рышканы. Немцы хотели воссоздать в стране еврейскую диаспору, поэтому пригласили нас к себе жить.
Мы долго ждали, пока они додумаются до этого. Я как раз заканчивал школу и все ждал. Было ясно, что если я не уеду, то придется устраиваться в Москву гастарбайтером. В Молдавии делать было нечего. Я не знал молдавского.
Но однажды они-таки дотумкали до того, чтобы пригласить нас к себе. Мы бы, правда, никогда об этом не узнали, если бы не счастливая случайность. Потому что почтальон по ошибке положил письмо в чужой почтовый ящик. Не к нам, а к Эмилии Ивановне, учительнице русского языка, жившей этажом выше. А Эмилия Ивановна, не обратив внимания на адрес, вскрыла письмо и ничего в нем не поняла, потому что она не знала немецкого. Она решила, что это какая-то реклама и выкинула наше приглашение в мусорное ведро.
Но счастливая случайность спасла нас. Бабушка в этот день встретилась «на базаре» с Эмилией Ивановной. Надо сказать, что жители Рышкан всегда встречались «на базаре», так как зарплат и пенсий им не платили и приходилось заниматься бизнесом, то есть перепродажей купленных в соседнем городе розеток и шариковых ручек. Событий в Рышканах было не очень много, поэтому такие встречи «на базаре»потом составляли главный предмет дискуссий.
- Знаешь, что сегодня произошло-о?
- Что-о?
- Представляешь, я встретила Раису Михайловну!
- Ты встретила Раису Михайловну?
- Раису Михайловну. И знаешь, что она мне сказала?
- Что-о?
Итак, моя бабушка встретила Эмилию Ивановну. Само по себе это ничем бы нам не помогло. Но у бабушки были предчувствия. Например, она видела сны. Однажды секретарша нашего жилищного кооператива умерла и стала сниться бабушке. Сначала она завещала ей во сне свою печатную машинку, на которой я потом напечатал свой первый рассказ, а потом стала предупреждать о разных событиях. Накануне того дня бабушка ночью пообщалась с покойной и утром сказала, что у нее предчувствие.
Поэтому, когда она встретила Эмилию Ивановну, внутри бабушки что-то дрогнуло и она расспросила Эмилию обо всем странном, что произошло утром. Стоило учительнице русского упомянуть странное письмо, бабушка сразу почувствовала - это наше приглашение.
И она была права.
Поэтому мы уехали в Германию и стали там жить.
По прибытии нас поселили в общежитии. Командора общежития звали фрау Шаф, что переводится как «овца». Она определяла, кому где жить. Она была очень милая женщина. Ее коллегу по работе в ратхаусе звали фрау Каналья. Это никак не переводится, во всяком случае, с немецкого. Фрау Каналья занималась выплатой нам государственных денег. Поскольку у эмигрантов своих денег быть не может, им платили государственные. Это называлось «социал».
Если у нас были проблемы с жильем, мы шли к фрау Шаф, а если с деньгами - к фрау Каналье.
Общежитие стояло на краю города у поля, засеянного кукурузой. Кроме евреев в нем поселили немцев из Казахстана. На каждом этаже жило по целой деревне казахстанских немцев, каждая со своими отдельными старостами и начальниками колхоза. Те из них, которые действительно были немцами, селили у себя своих односельчан нелегально.
На нашем этаже тоже жила деревня немцев. Они постоянно мылись, поэтому я никогда не мог попасть в ванную комнату и утратил привычку чистить зубы по утрам. Но я не считаю из-за этого, что они плохие. Я хорошо отношусь к казахстанским немцам.
Евреев в общежитии было не очень много и все пожилые, кроме меня. Я не знаю, как они должны были воссоздавать еврейскую диаспору. Ведь способность к деторождению они, скорее всего, уже утратили, и сами тоже должны были скоро умереть от старости.
Кроме того мужчин здесь было раз, два и обчелся. В-основном пожилые тетки. Кроме меня в общежитии жил только один еврейский мужчина - Семен. Он был старожилом, и он нем ходили слухи, что он шпионит в общежитии по заданию фрау Канальи.
Дело в том, что эмигрантом не разрешалось иметь в комнате ничего лишнего. Если у тебя есть, например, микроволновка, то зачем платить тебе «социал»? Продай микроволновку сначала.
Естественно, что у казахстанских начальников колхоза все это было - и микроволновка, и телевизор, и, прости господи, плэйстейшн. Их надо было вывести на чистую воду. Чтобы Семен не доносил на них фрау Каналье, они платили ему небольшие суммы, которые он копил и отправлял в Киев своей еще более старенькой маме.
Однажды Семен постучал и в мою комнату.
- Добрый вечер. Вы не могли бы одолжить мне стакан соли?
- Мог бы. А зачем вам соль? - спросил я.
- Я делаю такой, знаете ли..м-м-м… луковый суп. На основе, знаете ли, лука…
Говоря это он пристально оглядел мою комнату, но не обнаружил в ней ничего запретного, кроме бабушкиной печатной машинки, которую я привез из Рышкан. Я дал ему соль.
Он понюхал ее и сказал с некоторым сожалением:
- Вы знаете, что настоящая фамилия Ахматовой была Горенко?
После этого он, не дожидаясь ответа, закрыл дверь и больше не приходил.
Вот скажите, разве мог такой мужчина воссоздать в Германии еврейскую диаспору?
Поэтому я понимал, что единственная надежда - на меня. Только с этим я не мог справиться в одиночку. Чтобы родить еврея, я должен был зачать ребенка тоже от еврейки, потому что у нас национальность считается по матери, а вокруг были одни казахстанские немки.
Через несколько лет, когда я совсем повзрослел, эта проблема начала сильно нервировать меня и мой, так сказать, гормональный фон. Казахстанские немки старались выходить замуж за корренных жителей. А коренные немки тоже не интересовались отношениями с нищими обитателями эмигранских общежитий.
Поэтому я в конце концов уехал в Москву и стал молдавским гастарбайтером. От судьбы не уйдешь.
На рубеже девяностых и нулевых я жил в Германии. Родители увезли меня туда из молдавского поселка Рышканы. Немцы хотели воссоздать в стране еврейскую диаспору, поэтому пригласили нас к себе жить.
Мы долго ждали, пока они додумаются до этого. Я как раз заканчивал школу и все ждал. Было ясно, что если я не уеду, то придется устраиваться в Москву гастарбайтером. В Молдавии делать было нечего. Я не знал молдавского.
Но однажды они-таки дотумкали до того, чтобы пригласить нас к себе. Мы бы, правда, никогда об этом не узнали, если бы не счастливая случайность. Потому что почтальон по ошибке положил письмо в чужой почтовый ящик. Не к нам, а к Эмилии Ивановне, учительнице русского языка, жившей этажом выше. А Эмилия Ивановна, не обратив внимания на адрес, вскрыла письмо и ничего в нем не поняла, потому что она не знала немецкого. Она решила, что это какая-то реклама и выкинула наше приглашение в мусорное ведро.
Но счастливая случайность спасла нас. Бабушка в этот день встретилась «на базаре» с Эмилией Ивановной. Надо сказать, что жители Рышкан всегда встречались «на базаре», так как зарплат и пенсий им не платили и приходилось заниматься бизнесом, то есть перепродажей купленных в соседнем городе розеток и шариковых ручек. Событий в Рышканах было не очень много, поэтому такие встречи «на базаре»потом составляли главный предмет дискуссий.
- Знаешь, что сегодня произошло-о?
- Что-о?
- Представляешь, я встретила Раису Михайловну!
- Ты встретила Раису Михайловну?
- Раису Михайловну. И знаешь, что она мне сказала?
- Что-о?
Итак, моя бабушка встретила Эмилию Ивановну. Само по себе это ничем бы нам не помогло. Но у бабушки были предчувствия. Например, она видела сны. Однажды секретарша нашего жилищного кооператива умерла и стала сниться бабушке. Сначала она завещала ей во сне свою печатную машинку, на которой я потом напечатал свой первый рассказ, а потом стала предупреждать о разных событиях. Накануне того дня бабушка ночью пообщалась с покойной и утром сказала, что у нее предчувствие.
Поэтому, когда она встретила Эмилию Ивановну, внутри бабушки что-то дрогнуло и она расспросила Эмилию обо всем странном, что произошло утром. Стоило учительнице русского упомянуть странное письмо, бабушка сразу почувствовала - это наше приглашение.
И она была права.
Поэтому мы уехали в Германию и стали там жить.
По прибытии нас поселили в общежитии. Командора общежития звали фрау Шаф, что переводится как «овца». Она определяла, кому где жить. Она была очень милая женщина. Ее коллегу по работе в ратхаусе звали фрау Каналья. Это никак не переводится, во всяком случае, с немецкого. Фрау Каналья занималась выплатой нам государственных денег. Поскольку у эмигрантов своих денег быть не может, им платили государственные. Это называлось «социал».
Если у нас были проблемы с жильем, мы шли к фрау Шаф, а если с деньгами - к фрау Каналье.
Общежитие стояло на краю города у поля, засеянного кукурузой. Кроме евреев в нем поселили немцев из Казахстана. На каждом этаже жило по целой деревне казахстанских немцев, каждая со своими отдельными старостами и начальниками колхоза. Те из них, которые действительно были немцами, селили у себя своих односельчан нелегально.
На нашем этаже тоже жила деревня немцев. Они постоянно мылись, поэтому я никогда не мог попасть в ванную комнату и утратил привычку чистить зубы по утрам. Но я не считаю из-за этого, что они плохие. Я хорошо отношусь к казахстанским немцам.
Евреев в общежитии было не очень много и все пожилые, кроме меня. Я не знаю, как они должны были воссоздавать еврейскую диаспору. Ведь способность к деторождению они, скорее всего, уже утратили, и сами тоже должны были скоро умереть от старости.
Кроме того мужчин здесь было раз, два и обчелся. В-основном пожилые тетки. Кроме меня в общежитии жил только один еврейский мужчина - Семен. Он был старожилом, и он нем ходили слухи, что он шпионит в общежитии по заданию фрау Канальи.
Дело в том, что эмигрантом не разрешалось иметь в комнате ничего лишнего. Если у тебя есть, например, микроволновка, то зачем платить тебе «социал»? Продай микроволновку сначала.
Естественно, что у казахстанских начальников колхоза все это было - и микроволновка, и телевизор, и, прости господи, плэйстейшн. Их надо было вывести на чистую воду. Чтобы Семен не доносил на них фрау Каналье, они платили ему небольшие суммы, которые он копил и отправлял в Киев своей еще более старенькой маме.
Однажды Семен постучал и в мою комнату.
- Добрый вечер. Вы не могли бы одолжить мне стакан соли?
- Мог бы. А зачем вам соль? - спросил я.
- Я делаю такой, знаете ли..м-м-м… луковый суп. На основе, знаете ли, лука…
Говоря это он пристально оглядел мою комнату, но не обнаружил в ней ничего запретного, кроме бабушкиной печатной машинки, которую я привез из Рышкан. Я дал ему соль.
Он понюхал ее и сказал с некоторым сожалением:
- Вы знаете, что настоящая фамилия Ахматовой была Горенко?
После этого он, не дожидаясь ответа, закрыл дверь и больше не приходил.
Вот скажите, разве мог такой мужчина воссоздать в Германии еврейскую диаспору?
Поэтому я понимал, что единственная надежда - на меня. Только с этим я не мог справиться в одиночку. Чтобы родить еврея, я должен был зачать ребенка тоже от еврейки, потому что у нас национальность считается по матери, а вокруг были одни казахстанские немки.
Через несколько лет, когда я совсем повзрослел, эта проблема начала сильно нервировать меня и мой, так сказать, гормональный фон. Казахстанские немки старались выходить замуж за корренных жителей. А коренные немки тоже не интересовались отношениями с нищими обитателями эмигранских общежитий.
Поэтому я в конце концов уехал в Москву и стал молдавским гастарбайтером. От судьбы не уйдешь.