Царское Дело. Cледствие как таковое: Аморальный надворный советник - II
В те же самые дни (!) начальник уголовного розыска Екатеринбурга Александр Федорович Кирста опросил еще нескольких лиц, так или иначе прикосновенных к Царскому Делу.
Гражданка из сысертских крестьян Пермской губ., Екатеринбургского уезда Евдокия Ивановна Старкова, проживающая в Сысертском заводе, объяснила: Мой сын Иван Андреев Старков был красноармейцем, охранявшим, в числе других, в г. Екатеринбурге дом бывшего Государя Императора. Накануне взятия г. Екатеринбурга мой сын Иван пришел домой, где рассказывал, что в ночь, когда исчезла семья Государя Императора (он сам и его приближенные), им комендантом дома, где был заключен б. Государь Император, приказано было на дежурство не приходить. Ночью поздно он видел в окно, как из Дома особого назначения, где был до того Государь и вся его семья, выехали два автомобиля очень больших и куда-то уехали. На утро той ночи в доме, который они окарауливали, уже из б. Царской семьи и /ее/ приближенных никого не было, причем в дом, где содержался Государь, им никому ходить было не велено.
Евдокия Старкова, а за нее, неграмотную, /расписались те же/.
Он, стало быть, не призывался замывать кровавые следы? - Никто не рассказывал ему о расстреле?
Гражданка из дворян Зинаида Андреевна Микулова, она же Микуловская, живущая временно в лечебнице Онуфриева по Златоустовской улице, а постоянно по Почтовому пер. № 5, объяснила: Под давлением насилий, выразившихся в арестах и слежках члена Чрезвычайной комиссии Константина Васильевича Коневцева, я сошлась с ним и была с ним в интимных отношениях. Он мне был противен, и я отдавалась ему физически, почему и, не интересуясь их большевистскими делами, не расспрашивала его об их секретах. Помню, что за день, за два до объявления об убийстве б. Государя Императора Коневцев днем, часа в 4, зашел ко мне на квартиру и сообщил, что большевики б. Государя убили. Мне показалось, что, говоря это, у Коневцева были на глазах слезы, и он как-то отвертывался от меня. Он же на мои вопросы сообщил мне, что его зарыли „там же, верно, во дворе", что в него было выпущено 52 пули. О семье же Государя Коневцев тогда же сообщил мне, что она увезена в Невьянск. О Наследнике сказали, что он умер. Было это 17, т. е. разговор мой с Коневцевым, числа 17 по новому стилю. На второй день после нашего разговора Коневцев уехал, как он говорил, в Пермь за золотом.
3. Микул.
ПРОТОКОЛ
1918 г. августа 7 дня.
Начальник управления Екатеринбургского уголовного розыска Кирста, в присутствии товарища прокурора Екатеринбургского окружного суда Белозерского и нижеподписавшихся понятых, на основании 258 ст. уст. угол, суд., произвел обыск в с. Уктусь, по Вознесенской улице, в доме Дорощенки у Анны Михайловны Тимофеевой по делу убийства бывшего Государя Императора Николая II и по обыску было обнаружено: Старые брюки гвардейского стрелкового полка с несколькими заплатами и надписью, видно на левом кармане: „4 августа 1900 года возобн. 8 октября 1916 года", принадлежащие, по удостоверению камердинера б. Государя, Терентия Ивановича Чемодурова, бывшему Государю Императору Николаю II. Больше относящегося к делу не найдено.
Постановил этот протокол
Начальник Уголовного розыска Кирста.
Товарищ прокурора Белозерский.
Присутствований [так!] Т. Чемодуров.
Понятые..
ПРОТОКОЛ
1918 г., августа 7 дня, начальник управления Уголовного розыска Кирста расспрашивал учительницу церк. прих. школы с. Уктусь, гражданку из крест. Нижегородской губ., Пицкой волости, Анну Михайловну Тимофееву, жит. в с. Уктусь, в д. Дорощенко, которая объяснила: Шаровары военного образца, найденные в моей квартире, принесены красноармейцем Леонидом Васильевым Лабушевым, карточка которого имеется у моей сестры Таисии Симоновой, живущей вместе со мной. Найденные Вами брюки Лабушев принес 20 августа и просил вещи оставить у меня. Лабушев - товарищ моего мужа, Ивана Алексеевича Тимофеева, красноармейца.
А. Тимофеева.
Начальник Уголовного розыска Кирста.
ПРОТОКОЛ ОБЫСКА
1918 года, августа 9 дня. Я, начальник Екатеринбургского уголовного розыска, с нижеподписавшимися понятыми и суб-инспекторами Талашмановым и Леонтьевым сего числа, на основании 258 ст. уст. уг. суд., производил обыск в заводе Сысертском Екатеринбургского уезда в квартирах:
1) Вениамина Яковлева Сафонова, 2) Павла Медведева, 3) Андрея [Федорова] Стрекотина, 4) Андрея Андреева Стрекотина, 5) Николая Попова и 6) Ивана Андреева Старкова, причем из всех вышеупомянутых лиц дома оказался один - Андрей Федоров Стрекотин, записанный под № 3, остальных же дома не оказалось, а при обысках в квартирах у родственников последних были обнаружены нижеследующие вещи: У Сафонова ничего предосудительного найдено не было. У Павла Медведева было обнаружено: кожаный саквояж, три пары суконных серых перчаток, одни пуховые носки, полотенце, кусок бинта, портмоне, компас, 2 серебряных кольца, золотой медальон, тоже металлическая запонка, кусок подцепка. У Андрея Федорова Стрекотина: пасхальное яйцо. У Андрея Андреева Стрекотина: пасхальное яйцо, золотое кольцо без [в]ставки. У Николая Попова: бинокль. У Ивана Андреева Старкова: деревянный полированный ящик, три вилки, 2 пасхальных свечи, термометр, 1/2 флакона духов „Ландыш", 1 рашпиль-напильник, 4 белых батистовых платка носовых, 1 чулок, 5 шт. рамок для фотографических карточек, металлический брелок и брелок серебряный - свисток.
О вышеизложенном постановил: записать в настоящий протокол, отобранные вещи предъявить камердинеру бывшей Царской семьи.
Начальник Екатеринбургского уголовного розыска Кирста.
Понятые. Суб-инспекторы.
Еще только 11 августа 1918 года Иван Александрович Сергеев предпримет трехдневный осмотр нижнего этажа Дома Особого Назначения, где найдет в печи чудесным образом «совершенно не подвергшиеся действию огня два документа»: расписку П.С. Медведева, выданную 20 июля 1918 г. Ю.Х. Юровскому в получении денег для выдачи жалования чинам охраны и перечень (платежная ведомость?) охранников.
Но Александр Федорович Кирста к 6-7-му августа все это уже знает.
Он не нашел бриллиантов и Кульмских крестов, не обнаружил зловещих надписей и кровавых пятен, а всего-то заплатанные гвардейские брюки, чулок, полотенце, три вилки, из драгоценностей - два серебряных и одно золотое колечко «без вставки». При этом практически весь состав охраны ДОНа ему уже известен. Известны ему и все главные составляющие классической версии Цареубийства. Один ее извод восходит к будущему мемуаристу А.А. Стрекотину, пересказавшему ее М.И. Летемину, другой - к П.С. Медведеву (еще не обретшему облик Бобылева), со странной и нелепой жестокостью посвятившего жену в подробности служебной тайны.
Охранник Старков и чекист Каневцев рассказывали нечто иное, - и у Кирсты, как мы вскоре убедимся, исподволь формируется собственное экспертное мнение по Царскому Делу, отличное от того, что господствует, в основе своей, и поныне. Как мы знаем, Иван Александрович Сергеев, по всей вероятности, пришел к таким же, или весьма сходным, выводам. Но он, до поры до времени, вел себя достаточно осторожно, что, впрочем, ему не помогло. Кирста, чувствуя себя много более уверенно и независимо, не видел причины хорониться в кустах. Поскольку он считал, что его задача состоит в скорейшем разыскании и поимке преступников, а также - в спасении уцелевших от гибели жертв, всякое промедление казалось ему недопустимым.
И А.Ф. Кирста, весь охваченный профессиональным сыщицким азартом, допустил роковую ошибку - вмешался в любительское расследование, ведущееся «офицерской командой». Это вывело из себя не только самих любителей, но и товарища прокурора Екатеринбургского окружного суда, надзиравшего за деятельностью молодых энтузиастов. Г. прокурору Екатеринбургского окружного суда
Товарища прокурора Екатеринбургского окружного суда Н. Н. Магницкого
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
Вследствие личного предложения доношу Вашему высокородию: в начале августа сего года мне было предложено исполняющим обязанности прокурора товарищем прокурора Кутузовым наблюдать за производством дознания по делу об убийстве Государя Императора Николая II.
Ознакомившись с этим делом, я пришел к заключению, что производство дознания по нему распадается на две части, а именно: расследование и выяснение лиц, убивших Императора и его семью, и розыски их трупов.
/.../ я, с разрешения прокурора, взял на себя наблюдение за второй частью дознания - за розыском трупов, не теряя связи с первой частью и знакомясь с данными, добытыми вне моего наблюдения.
/.../ Еще до моего вступления в дело там же начаты были работы под наблюдением штабс-капитана Андрея Андреевича Шереметьевского [правильно - Шереметевского - Pед.], /.../ который, работая в невозможных условиях, был единственным человеком, относящимся к делу серьезно и с любовью.
/.../
В особенности это ярко бросалось в глаза, когда человек, работающий безвозмездно, переносит лишения и не ропщет, и с другой стороны, я приведу пример: должностное лицо, ныне уже уволенный начальник Уголовного розыска Кирста, которому специально было поручено это дело, которому отпускали средства на ведение его, совершенно игнорировал эту часть дознания, и лишь с трудом пришлось привезти его на место работ, и он тут же, в разговоре со штабс-капитаном Шереметьевским, позволил себе возмущаться добровольцами, работающими по этому делу, а равно удивляться, для какой надобности военные власти командировали офицера, в котором, по его мнению, не было нужды.
/.../
30 декабря 1918 года
Подобное возмутительное поведение не могло остаться безнаказанным.
Вот как описывает отрешение А.Ф. Кирсты новейший коллективный автор «Наталия Розанова»: Установленное не без оснований наблюдение военных властей за Кирстой вскрыло нечистоплотность как его самого, так и подчиненного ему агентурного аппарата. Он был изобличен в фальсификации следственных материалов и арестован за незаконные действия приказом начальника Екатеринбургского гарнизона генерала В. Голицына.
Недобросовестная и, вероятно, ангажированная деятельность Кирсты немало способствовала распространению и укоренению порожденных дезинформацией большевиков версий, бытующих до наших дней: о расстреле Николая II, но спасении тех или других членов Царской семьи или даже о спасении самого Государя.
В примечаниях к этому пассажу читаем: «Поручик Андрей Шереметьевский перехватил записку Кирсты, предназначенную одной из его подручных, в которой излагалось следующее: Дело принимает уголовный характер. Необходим подкуп свидетелей» (см.: Российский Архив. Вып. 8. Док. 22. С. 65).
В чем же суть нечистоплотности и «ангажированности» А.Ф. Кирсты? - Посмотрим, что сказал по этому поводу сам обиженный - самоотверженный энтузиаст А.А.Шереметевский на позднейшем допросе у Соколова: /.../Дознание тогда вел начальник уголовного розыска какой-то Кирста, человек весьма для меня подозрительный. Он потому мне казался подозрительным, что он не считался с фактами. Он приехал как-то к руднику и стал открыто осуждать нас за попытки найти трупы. Видимо, наша работа для него была неприятна. Я поручил одному человеку (фамилию его я забыл) последить за ним. Однажды, когда Кирста был в управлении начальника гарнизона, он там оставил записку для одной дамы, следующего содержания: “Дело принимает уголовный характер. Необходим подкуп свидетелей”. Эта записка относилась совершенно к другому делу, но я хочу сказать, в руках какого господина было дознание по настоящему делу. Я тогда лично передал эту записку Голицыну, и Кирста был арестован.
Т.е. налицо интрига, ложный донос, злоупотребление властью, как квинтэссенция офицерского благородства. За этакое в Императорской России не только не вызывали на поединок, но даже не били по физиономии. - Просто выгоняли вон из полка, лишив офицерского звания.
Человек, лично А.Ф. Кирстой не оскорбленный, член «офицерской команды» пполк. Ярцов, вероятнее всего, не знает о поведении штабс-капитана Шереметевского:
1919 года июня 17 дня судебный следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н. А. Соколов на разъезде № 120 в порядке 443 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованных в качестве свидетелей, и они показали: /.../
Георгий Владимирович Ярцов, 29 лет, подполковник, начальник Екатеринбургской учебной инструкторской школы, православный, в деле чужой, не судился.
/…/ Решено было исследовать эти шахты, так как у нас тогда было представление, что трупы, должно быть, брошены в эту именно шахту, а на кострах только сжигалась одежда. Производство этих работ было поручено Шереметевскому. Производство же дознания было поручено тогда начальником гарнизона Голицыным Кирсте. Я помню, что тогда в начале же своей работы Кирста говорил однажды в моем присутствии и Голицыну, что он, Кирста, не сомневается в том, что Государь жив, что Он увезен из Екатеринбурга, и говорил о каких-то имеющихся у него сведениях об этом. Впоследствии Кирста был арестован. Арестован он был, как мне говорил Голицын, тогда за то, что однажды в Управлении Голицына, в ожидании приема у него, Кирста написал какую-то записку, которую подняла какая-то дама. В этой записке Кирста писал, что дело принимает “уголовный характер”. Мысль тогда самого Голицына, когда он мне об этом рассказывал, была та, что эту записку он связывал с делом об убийстве Августейшей Семьи и в поступке Кирсты усмотрел нехорошее. За это тогда он и был арестован Голицыным.
Получается, что в записке, на которую непременно ссылаются все ненавистники бывш. начальника Екатеринбургского Уголовного розыска А.Ф. Кирсты, вовсе не упоминался «подкуп» кого бы то ни было. При этом штабс-капитан Шереметевский, который по собственному признанию, уверeнно знал, что украденная им бумага к Царскому Делу касательства не имела, не поспешил объяснить это обстоятельство разгневанному генералу.
Александр Федорович уцелел чудом. Обыкновенно его освобождение связывают с вмешательством ген. Гайды. Так ли, иначе, на этот раз все обошлось. Кирста, скорее всего, сгинул годом позже. Его исчезновение было полным, так что не осталось даже дат рождения и смерти (от сыпного тифа? -от "воспаления легких"- сердечной недостаточности? -от рук жидобольшевиков?). Во всяком случае, редакция никаких подробностей не обнаружила. Но прежде чем пропасть безследно, А.Ф. Кирсте удалось подобраться к раскрытию Царского Дела, пожалуй, поближе всех других.
Продолжение следует.