Конец географии
Подсмотрел у swamp-lynx
Расстояние - не физический и безличный феномен, а общественный продукт, функция развития транспорта. Нынешний реальный мир и расстояния в нем не только уменьшились, но и границы между частями этого мира стали во многом условными.
Особенно велика роль "транспорта информации", отделившего передачу информации от ее носителей. Интернет не только сделал информацию общедоступной, но и устранил различие в передаче информации на локальном и глобальном уровнях.
Однако исчезновение границы между "здесь" и "там", "близко и далеко" не столько делает условия человеческого существования более однородными, сколько способствует их поляризации.
• Одних это освобождает от территориальных ограничений, лишая территориальность вообще и локальный уровень в частности значения и смысла.
• Другие же - те, кто лишен возможности легко перемещаться в пространстве, утрачивают смысл своей жизни, поскольку присвоение и освоение своей территории становится беспредметным, и им остается беспомощно наблюдать, как из-под ног уходит социальный фундамент их жизни.
Все это ведет к принципиально новой властно-пространственной мировой перестройке.
Все, что движется со скоростью, приближающейся к скорости электронного сигнала, практически свободно от ограничений, связанных с территорией, откуда он послан, в которую он послан или через которую он проходит.
✔️ Мобильной элите это обеспечивает невесомость, бестелесность власти.
При этом новые элиты становятся экстерриториальными, превращаясь чуть ли не во "внеземные" (космократия Д. Дюкло) даже в том случае, если остаются в определенном месте.
Сфера их жизни - киберпространство, они должны изолировать, дистанцировать (как в физическом, так и сциальном и в ценностно-смысловом плане) себя от локальностей и социального значения последнего.
"Им также необходимы безопасность этой изоляции - условия "несоседства" ("nonneighbourhood"), гарантия от вмешательства на местном уровне, надежная, неуязвимая изоляция, трактуемая как безопасность личностей, их домов и игровых площадок. Детерриториализация власти таким образом идет нога в ногу со все более жестким структурированием территории".
Характерной чертой строительства в метрополисах и вокруг них становится появление "запретных зон" - функциональных эквивалентов крепостных рвов и башен средневековых замков.
С.Фласти ввел несколько специальных терминов для различных типов запретных зон: "скользкое пространство" ("slippery space") - такое, которого нельзя достичь из-за того, что пути доступа к нему запутаны, затруднены или отсутствуют; "колючее пространство" ("prickly space") - такое, которое защищено различными средствами (вроде водораспылителей, чтобы посторонние не могли пользоваться газонами для отдыха), делающими использование этого пространства неудобным; "нервное ("jittery") пространство" - такое, при использовании которого человек оказывается под постоянным наблюдением.
Эти и другие "запретные зоны" служат не чему иному, как превращению социальной экстерриториальности новой надлокальной элиты в материальную, телесную изоляцию от локальности; они обеспечивают физическую недоступность представителей элиты.
✔️ В новом мире высоких скоростей локальность перестает быть тем, чем она была, когда информация перемещалась вместе с людьми.
И локальность, и локализованное население имеют очень мало общего с "локальной общностью" ("local community"). Последняя вырастала естественно, первая - результат социальной депривации.
• Справедливость традиционной локальной общности - горизонтальная и эгалитарная;
• Неолокальности - вертикальная и пирамидальная, лишающая территорию публичности, т.е. пространства споров, переговоров, компромиссов и т.д.
Вердикты по поводу того, что хорошо и правильно, а что - нет, что есть красота, а что - уродство, что полезно и что вредно, теперь не выносятся в определенном месте, а приходят из заоблачных высот, из регионов, куда не добраться.
Для того, что П.Лазарсфельд называл "местным мнением", больше нет места, равно как исчезло конкретное место для его выработки. Раньше такими местами были магазин, лавка, где люди останавливались и обсуждали свои проблемы, обменивались информацией. В отличие от этого, современные "торговые центры" -"моллы" ("shopping malls") исходно спланированы так, чтобы люди не останавливались, а постоянно двигались, смотрели по сторонам, бесконечно отвлекались и развлекались (но ни в коем случае долго).
✔️ Согласно социальной мифологии и фольклору новой глобальной элиты, Прекрасный Новый Мир кочевого капитала предоставляет всем больше свободы и благосостояния, на самом деле - все наоборот.
Беднота всего мира - старая или новая, наследственная или созданная компьютером - едва ли узнает в этом фольклорном вымысле свою судьбу. Новые возможности рождаются, растут и расцветают в виртуальной реальности, жестко отделенной от старомодных и грубых реальностей бедноты. Создание богатства движется к полному самоосвобождению от многовековых ограничивающих его и досадных для него связей с производством вещей, обработкой сырья, созданием рабочих мест и управлением людьми.
Старые богатые нуждались в бедных, чтобы становиться богаче и сохранять богатство.
Эта зависимость во все времена смягчала конфликт интересов и побуждала (богачей), пусть к слабой и незначительной, заботе о бедных.
Новые богатые больше не нуждаются в бедных.
Наконец-то близок миг блаженства полной свободы. Эта свобода обогащаться одних имеет один и тот же источник, что и свобода других впадать во все большую бедность.
Этот источник, равно как и связь между новыми богатством и бедностью, умело скрывается различными способами. Р.Капушчинский (Бауман считает его самым значительным хронографом современной жизни) показывает, что это сокрытие достигается с помощью трех взаимосвязанных средств-уловок, постоянно используемых СМИ:
• Новости о голоде подаются, как правило, вместе с напоминанием о том, что те же самые далекие земли, где люди умирают от голода, стали местом рождения "азиатских тигров". При этом, однако, будто забывают, что население "тигров" составляет едва ли не 1% населения Азии. Цель такой подачи - продемонстрировать: в зоне голода есть альтернативы, одни их используют, другие - нет, а следовательно, в значительной степени вина в том, что возник голод, лежит на этих неудачливых и незадачливых.
• Новости подбираются и редактируются так, чтобы свести проблемы бедности и депривации исключительно к проблеме голода. Такая стратегия достигает двух целей: занижается реальный масштаб бедности (в мире голода - 800 млн. человек, а в безвыходной бедности живут 4 млрд., т.е. 2/3 мирового населения), а задача борьбы с бедностью сводится к проблеме нахождения продовольствия. В результате исчезают все остальные аспекты бедности, которые не устраняются с помощью повышенного белкового рациона: ужасные бытовые условия, болезни, неграмотность, агрессивность, распад семей, ослабление социальных связей, отсутствие будущего, "качественная депопуляция".
• Показ катастроф, как природных, так и гуманитарных, способствует усилению этического равнодушия и другим способом: чужие беды становятся повседневными, обычными, к ним привыкают и в них уже не вовлекаются эмоционально.
Долгосрочный результат - развитая часть мира окружает себя информационным санитарным кордоном, воздвигает глобальную информационную "берлинскую стену". Вся информация, приходящая "оттуда", - это картины войны, убийств, грабежа, насилия, наркоторговли, заразных болезней, беженцев, голода и прочих ужасов, короче, чего-то угрожающего нам, а следовательно, вызывающего желание закрыться, отгородиться, не вовлекаться эмоционально.
✔️ Современный мир лишен центра.
Мы живем в странной Паскалевой сфере, центр которой - везде, а окружность, периферия -нигде.
Современный человек находится в постоянном движении, так же как товары, услуги, сигналы, т.е. все то, что потребляется.
Мы живем в "обществе потребления" - не в том смысле, что только потребляем, а в том, что потребление, его структуры занимают особое место в общей структуре.
Главная социальная роль индивида в нашем обществе - роль потребителя. Последний в потребительском обществе резко отличается от потребителя в других обществах. Потребление первого носит быстрый, мгновенный и в то же время непрерывный (цепь мгновений) характер. Ни один объект потребления в таком обществе не должен надолго привлекать к себе внимание: о нем забывают, как только его потребили, чтобы потреблять что-то новое.
"Культура потребительского общества ориентирована главным образом на забывание, а не на запоминание... Традиционное отношение между потребностями и их удовлетворением здесь перевернуто: обещание удовлетворения и надежда на то, что оно сбудется, предшествуют потребностям" и формируют их.
Удовлетворение потребностей становится смыслом, приключением - тем более соблазнительным и желанным, чем менее известна эта потребность.
Потребители в потребительском обществе должны находиться в постоянном движении, в поисках - новых желаний, новых потребностей, нового удовлетворения. Само это движение как путешествие потребленческое становится не только средством, но и объектом потребления; потребитель оказывается в первую очередь потребителем ощущений и чувств удовлетворения от вещей, а не самих вещей, последние - вторичны: "Желание не желает удовлетворения, желание желает желания".
Потребитель в потребительском обществе живет под внутренним давлением, по сути, обезволивающим его и заставляющим находиться в постоянном движении.
Скорость и качество движения разделяют людей на группы - те, кто вверху, и те, кто внизу.
В современном мире идет противоречивый процесс облегчения получения виз и ужесточения паспортного контроля, по сути аннулирующего эти визы. Этот процесс можно использовать в качестве символа вновь возникающей стратификации по поводу доступа к глобальной мобильности. В нынешнем мире многие становятся homo mobilis, при этом одни передвигаются по миру как туристы, другие - как бродяги.
Их миры не соприкасаются.
• В первом мире, мире глобально мобильных, пространство утрачивает свое ограничивающее качество и легко преодолевается как в "реальном", так и в "виртуальном" плане.
• Во втором мире - мире "локально привязанных" и обреченных на пассивное принятие любых изменений, реальное пространство закрывается, захлопывается, сжимается. Этот вид депривации становится еще более болезненным, поскольку СМИ демонстрируют виртуальную доступность мирового пространства.
Сжатие пространства отменяет течение времени.
• Население первого мира живет в вечном настоящем. Здесь люди постоянно заняты и постоянно испытывают нехватку времени. Они раздавлены бременем обильного, избыточного и бесполезного времени, которое нечем заполнить. В их времени "ничто никогда не происходит". Они не "контролируют" времени - но они и не контролируются им, в отличие от их предков, живших в соответствии с безличным ритмом фабричного времени. Они могут лишь убивать время - по мере того, как оно медленно убивает их.
Население первого мира живет во времени; пространство для него не имеет значения. Именно подобный опыт Жан Бодрийяр зафиксировал в образе "гиперреальности", где виртуальное и реальное неразделимы.
• Население второго мира, напротив, живет в пространстве - тяжелом, вязко-сопротивляющемся, которое связывает время и делает его неподконтрольным людям. Время последних пусто и бесструктурно. Только виртуальное, телевизионное время имеет структуру -"расписание". Остальное время монотонно, оно бесследно утекает.
/А.И.Фурсов "ФОРМАЦИИ, ЦИВИЛИЗАЦИИ, СОВРЕМЕННАЯ МИР-СИСТЕМА" | BAUMAN Z. "Globalization: Human Consequences"/
Расстояние - не физический и безличный феномен, а общественный продукт, функция развития транспорта. Нынешний реальный мир и расстояния в нем не только уменьшились, но и границы между частями этого мира стали во многом условными.
Особенно велика роль "транспорта информации", отделившего передачу информации от ее носителей. Интернет не только сделал информацию общедоступной, но и устранил различие в передаче информации на локальном и глобальном уровнях.
Однако исчезновение границы между "здесь" и "там", "близко и далеко" не столько делает условия человеческого существования более однородными, сколько способствует их поляризации.
• Одних это освобождает от территориальных ограничений, лишая территориальность вообще и локальный уровень в частности значения и смысла.
• Другие же - те, кто лишен возможности легко перемещаться в пространстве, утрачивают смысл своей жизни, поскольку присвоение и освоение своей территории становится беспредметным, и им остается беспомощно наблюдать, как из-под ног уходит социальный фундамент их жизни.
Все это ведет к принципиально новой властно-пространственной мировой перестройке.
Все, что движется со скоростью, приближающейся к скорости электронного сигнала, практически свободно от ограничений, связанных с территорией, откуда он послан, в которую он послан или через которую он проходит.
✔️ Мобильной элите это обеспечивает невесомость, бестелесность власти.
При этом новые элиты становятся экстерриториальными, превращаясь чуть ли не во "внеземные" (космократия Д. Дюкло) даже в том случае, если остаются в определенном месте.
Сфера их жизни - киберпространство, они должны изолировать, дистанцировать (как в физическом, так и сциальном и в ценностно-смысловом плане) себя от локальностей и социального значения последнего.
"Им также необходимы безопасность этой изоляции - условия "несоседства" ("nonneighbourhood"), гарантия от вмешательства на местном уровне, надежная, неуязвимая изоляция, трактуемая как безопасность личностей, их домов и игровых площадок. Детерриториализация власти таким образом идет нога в ногу со все более жестким структурированием территории".
Характерной чертой строительства в метрополисах и вокруг них становится появление "запретных зон" - функциональных эквивалентов крепостных рвов и башен средневековых замков.
С.Фласти ввел несколько специальных терминов для различных типов запретных зон: "скользкое пространство" ("slippery space") - такое, которого нельзя достичь из-за того, что пути доступа к нему запутаны, затруднены или отсутствуют; "колючее пространство" ("prickly space") - такое, которое защищено различными средствами (вроде водораспылителей, чтобы посторонние не могли пользоваться газонами для отдыха), делающими использование этого пространства неудобным; "нервное ("jittery") пространство" - такое, при использовании которого человек оказывается под постоянным наблюдением.
Эти и другие "запретные зоны" служат не чему иному, как превращению социальной экстерриториальности новой надлокальной элиты в материальную, телесную изоляцию от локальности; они обеспечивают физическую недоступность представителей элиты.
✔️ В новом мире высоких скоростей локальность перестает быть тем, чем она была, когда информация перемещалась вместе с людьми.
И локальность, и локализованное население имеют очень мало общего с "локальной общностью" ("local community"). Последняя вырастала естественно, первая - результат социальной депривации.
• Справедливость традиционной локальной общности - горизонтальная и эгалитарная;
• Неолокальности - вертикальная и пирамидальная, лишающая территорию публичности, т.е. пространства споров, переговоров, компромиссов и т.д.
Вердикты по поводу того, что хорошо и правильно, а что - нет, что есть красота, а что - уродство, что полезно и что вредно, теперь не выносятся в определенном месте, а приходят из заоблачных высот, из регионов, куда не добраться.
Для того, что П.Лазарсфельд называл "местным мнением", больше нет места, равно как исчезло конкретное место для его выработки. Раньше такими местами были магазин, лавка, где люди останавливались и обсуждали свои проблемы, обменивались информацией. В отличие от этого, современные "торговые центры" -"моллы" ("shopping malls") исходно спланированы так, чтобы люди не останавливались, а постоянно двигались, смотрели по сторонам, бесконечно отвлекались и развлекались (но ни в коем случае долго).
✔️ Согласно социальной мифологии и фольклору новой глобальной элиты, Прекрасный Новый Мир кочевого капитала предоставляет всем больше свободы и благосостояния, на самом деле - все наоборот.
Беднота всего мира - старая или новая, наследственная или созданная компьютером - едва ли узнает в этом фольклорном вымысле свою судьбу. Новые возможности рождаются, растут и расцветают в виртуальной реальности, жестко отделенной от старомодных и грубых реальностей бедноты. Создание богатства движется к полному самоосвобождению от многовековых ограничивающих его и досадных для него связей с производством вещей, обработкой сырья, созданием рабочих мест и управлением людьми.
Старые богатые нуждались в бедных, чтобы становиться богаче и сохранять богатство.
Эта зависимость во все времена смягчала конфликт интересов и побуждала (богачей), пусть к слабой и незначительной, заботе о бедных.
Новые богатые больше не нуждаются в бедных.
Наконец-то близок миг блаженства полной свободы. Эта свобода обогащаться одних имеет один и тот же источник, что и свобода других впадать во все большую бедность.
Этот источник, равно как и связь между новыми богатством и бедностью, умело скрывается различными способами. Р.Капушчинский (Бауман считает его самым значительным хронографом современной жизни) показывает, что это сокрытие достигается с помощью трех взаимосвязанных средств-уловок, постоянно используемых СМИ:
• Новости о голоде подаются, как правило, вместе с напоминанием о том, что те же самые далекие земли, где люди умирают от голода, стали местом рождения "азиатских тигров". При этом, однако, будто забывают, что население "тигров" составляет едва ли не 1% населения Азии. Цель такой подачи - продемонстрировать: в зоне голода есть альтернативы, одни их используют, другие - нет, а следовательно, в значительной степени вина в том, что возник голод, лежит на этих неудачливых и незадачливых.
• Новости подбираются и редактируются так, чтобы свести проблемы бедности и депривации исключительно к проблеме голода. Такая стратегия достигает двух целей: занижается реальный масштаб бедности (в мире голода - 800 млн. человек, а в безвыходной бедности живут 4 млрд., т.е. 2/3 мирового населения), а задача борьбы с бедностью сводится к проблеме нахождения продовольствия. В результате исчезают все остальные аспекты бедности, которые не устраняются с помощью повышенного белкового рациона: ужасные бытовые условия, болезни, неграмотность, агрессивность, распад семей, ослабление социальных связей, отсутствие будущего, "качественная депопуляция".
• Показ катастроф, как природных, так и гуманитарных, способствует усилению этического равнодушия и другим способом: чужие беды становятся повседневными, обычными, к ним привыкают и в них уже не вовлекаются эмоционально.
Долгосрочный результат - развитая часть мира окружает себя информационным санитарным кордоном, воздвигает глобальную информационную "берлинскую стену". Вся информация, приходящая "оттуда", - это картины войны, убийств, грабежа, насилия, наркоторговли, заразных болезней, беженцев, голода и прочих ужасов, короче, чего-то угрожающего нам, а следовательно, вызывающего желание закрыться, отгородиться, не вовлекаться эмоционально.
✔️ Современный мир лишен центра.
Мы живем в странной Паскалевой сфере, центр которой - везде, а окружность, периферия -нигде.
Современный человек находится в постоянном движении, так же как товары, услуги, сигналы, т.е. все то, что потребляется.
Мы живем в "обществе потребления" - не в том смысле, что только потребляем, а в том, что потребление, его структуры занимают особое место в общей структуре.
Главная социальная роль индивида в нашем обществе - роль потребителя. Последний в потребительском обществе резко отличается от потребителя в других обществах. Потребление первого носит быстрый, мгновенный и в то же время непрерывный (цепь мгновений) характер. Ни один объект потребления в таком обществе не должен надолго привлекать к себе внимание: о нем забывают, как только его потребили, чтобы потреблять что-то новое.
"Культура потребительского общества ориентирована главным образом на забывание, а не на запоминание... Традиционное отношение между потребностями и их удовлетворением здесь перевернуто: обещание удовлетворения и надежда на то, что оно сбудется, предшествуют потребностям" и формируют их.
Удовлетворение потребностей становится смыслом, приключением - тем более соблазнительным и желанным, чем менее известна эта потребность.
Потребители в потребительском обществе должны находиться в постоянном движении, в поисках - новых желаний, новых потребностей, нового удовлетворения. Само это движение как путешествие потребленческое становится не только средством, но и объектом потребления; потребитель оказывается в первую очередь потребителем ощущений и чувств удовлетворения от вещей, а не самих вещей, последние - вторичны: "Желание не желает удовлетворения, желание желает желания".
Потребитель в потребительском обществе живет под внутренним давлением, по сути, обезволивающим его и заставляющим находиться в постоянном движении.
Скорость и качество движения разделяют людей на группы - те, кто вверху, и те, кто внизу.
В современном мире идет противоречивый процесс облегчения получения виз и ужесточения паспортного контроля, по сути аннулирующего эти визы. Этот процесс можно использовать в качестве символа вновь возникающей стратификации по поводу доступа к глобальной мобильности. В нынешнем мире многие становятся homo mobilis, при этом одни передвигаются по миру как туристы, другие - как бродяги.
Их миры не соприкасаются.
• В первом мире, мире глобально мобильных, пространство утрачивает свое ограничивающее качество и легко преодолевается как в "реальном", так и в "виртуальном" плане.
• Во втором мире - мире "локально привязанных" и обреченных на пассивное принятие любых изменений, реальное пространство закрывается, захлопывается, сжимается. Этот вид депривации становится еще более болезненным, поскольку СМИ демонстрируют виртуальную доступность мирового пространства.
Сжатие пространства отменяет течение времени.
• Население первого мира живет в вечном настоящем. Здесь люди постоянно заняты и постоянно испытывают нехватку времени. Они раздавлены бременем обильного, избыточного и бесполезного времени, которое нечем заполнить. В их времени "ничто никогда не происходит". Они не "контролируют" времени - но они и не контролируются им, в отличие от их предков, живших в соответствии с безличным ритмом фабричного времени. Они могут лишь убивать время - по мере того, как оно медленно убивает их.
Население первого мира живет во времени; пространство для него не имеет значения. Именно подобный опыт Жан Бодрийяр зафиксировал в образе "гиперреальности", где виртуальное и реальное неразделимы.
• Население второго мира, напротив, живет в пространстве - тяжелом, вязко-сопротивляющемся, которое связывает время и делает его неподконтрольным людям. Время последних пусто и бесструктурно. Только виртуальное, телевизионное время имеет структуру -"расписание". Остальное время монотонно, оно бесследно утекает.
/А.И.Фурсов "ФОРМАЦИИ, ЦИВИЛИЗАЦИИ, СОВРЕМЕННАЯ МИР-СИСТЕМА" | BAUMAN Z. "Globalization: Human Consequences"/