Название труда Джордано Бруно "De vinculis in genere" переводится как «о связях в общем», и направлен он на магическую манипуляцию отдельными индивидами и массами, на установлением механизмов дистанционного контроля над людьми, вне иерархических конструкций принуждения и наказания прямой власти.
Понятие связей «vinculis» выбрано Бруно не случайно. Здесь Джордано Бруно является во многом продолжателем другого неоплатоника эпохи Возрождения Марсилио Фиччино и доводит до логического, хотя и неожиданного конца аналогию магии и Эроса, проводимую основателем Платоновской академии во Флоренции. Для Фиччино, как и для Бруно, любая магия основана на Эросе, в том числе то, что может быть названо магией социальной или политической. Кроме того, между магией и эротическим влечением есть инструментальная схожесть, маг как и влюбленный, отмечает автор, выстраивает вокруг интересующего его объекта сети, ловушки, искусство любви или обольщения структурно схоже с задачей мага. Фичино активно использует в отношении магии и любовной игры термины «rete» - сеть, а также такие слова как illex, illecebra, esca, означающие капкан, ловушку, силки, приманку.
Задача мага - выстроить сеть, связать, добиться своего непрямым действием.
Это и предлагает Бруно в исследуемом нам трактате.
Выдвигаемая Бруно модель состоит из манипулируемых индивидов или массы и мага или Великого Манипулятора, активно использующего сети и ловушки и прочие инструменты «связывания». Важнейшей предпосылкой существования такой системы является знание человеческих желаний, Бруно отмечает, что операции такого плана требуют субтильности, задачей манипулятора является не прямое оболванивание или пропаганда, но создание иллюзии удовлетворения человеческих желаний и потребностей, из-за этого он должен знать и предвидеть эти потребности и желания, ожидания общества. Иначе не возможно установление связи между индивидом и манипулятором, «связывание».
Фундаментальной предпосылкой системы является существование инструмента манипуляции и таким инструментом является Эрос в самом его общем виде - то, что мы любим. Джордано Бруно сводит все человеческие аффекты, все чувства, как низменные, так и возвышенные к любви, так тщеславие является любовью к чести, жадность - к богатству, зависть, любовью к себе, которая не выносит равенства и даже превосходства другого, ненависть, которая особенно выделяется Бруно в качестве инструмента контроля, также является любовью, правда с отрицательным знаком.
Наиболее успешная манипуляция, отмечает Бруно, осуществима, если удается разжечь в манипулируемых любовь к себе, Philautia, эгоизм. В исследуемой работе встречается такая характеристика любви как «связь самая возвышенная, самая общая и самая важная». В магических формулах, используемых книге Бруно призывается «великий демон» (Daemon Magnus), но именно так называли любовь итальянские неоплатоники (первым это выражение применил Фиччино в комментариях к «Пиру» Платона).
Магическое воздействие на общество, использующее человеческие страсти, результирующие в любовь, осуществляется манипулятором через непрямой контакт (virtualem seu potentialem), а именно, через использование зрительных образов и звуков (универсальные оккультные инструменты), для установления контроля над видимым и слышимым. Через эти второстепенные ворота, манипулятор, может подойти к своей главной цели, называемой porta et praecipuus aditus «главными воротами» и vinculum vinculorum «связью связей» - фантазии.
Представление о нем появилось в средневековой рецепции Аристотеля. В платонизме была проведена четкая граница между душой и телом, однако осталась проблема их коммуникации между собой, проблема передачи чувственного знания, ощущений, например, душе и наоборот. В средневековом европейском аристотелизме проблема этого дуализма, а заодно и вытекающего из него дуализма объекта и субъекта познания была решена следующим образом.
Между душой и телом помещался особый аппарат, составленный из той же материи «духа», («пневмы»), их которой состоят и звезды, и выполняющий функцию посредника души в отношениях с телом. Этот механизм дает необходимые условия разрешения конфликта между телесным и внетелесным: он настолько субтилен, что приближается к нематериальной природе души, и все таки материален, а значит ,как таковой может входить в контакт с материальным чувственным миром. Без этой астральной пневмы, по представлениям Средневековья и Возрождения душа и тело ничего не знали бы друг о друге и были бы слепы в том, что не касается их непосредственной области. Под именем фантазии, или внутреннего чувства сообщения пяти чувств трансформируются в фантазмы, внутренние образы, которые воспринимает душа. Процесс познания был возможен только в такой степени, в которой как чувственные данные, как и сигналы бессмертной души трансформировались в фантазмы, образы, проецировавшийся на внутренний экран сердца.
Переводчик Аристотеля и друг Фомы Аквинского Вильгельм фон Моербеке передает пассаж относящийся к гносеологической роли фантазма следующим образом: Numquam sine phan-tasmate intelligit anima. Душа ничего не понимает вне фантазмов. Развитое Фомой Аквинским такое понимание фантазии и фантазмов закрепилось в среде европейского интеллектуализма. Между чувственным и миром и миром души помещался sensus interior или sensus comun, внутренний или общий смысл, внутренние чувства, позже это понятие выродится в «здравый смысл» европейского обывателя или mundis imaginalis, мир воображения.
Именно с оперированием в этом мире были во многом связаны «науки» Возрождения, в том числе магия, этот мир был субстанционально общим для всех людей (отсюда sensus comun), потому работа в нем позволяла выходить за пределы индивидуального человеческого состояния. С оперированием фантазмами было связано «искусство памяти» (например мнемотехники Дж. Камилло или Дж. Бруно).
«Под именем фантазии или внутреннего смысла, он трансформирует показания пяти чувств в фантазмы, образы, которые только и может понимать душа». Аппарат воображения является, переводчиком переводя с языка чувств на язык фантазмов и наоборот. Фантазмы и фантазия обладают преимуществом над миром видимых явлений и ощущений точно так же как душа обладает преимуществом над телом. Интересно, что к такому же выводу пришла школа социологии воображения Жильбера Дюрана, французского социолога XX века, который выдвинул и обосновал социологическую теорию, согласно которой все важнейшие элементы социального предопределены специфическими типами и режимами работы воображения, его символическими структурами и архетипами.
Была создана настоящая диалектика эроса, в которой фантазмы, которые сначала противились «внутреннему чувству», превращались затем в объект произвольной манипуляции.
Именно образы, возникающие в аппарате воображения имеют преобладающее значение для осуществления манипуляции. Душа говорит на языке фантазмов, значит для контроля над ней необходим контроль над ее воображением. При понимании того, что существует связь между универсальной пневмой, особой материей, образующей аппарат воображения и локальной и использовании мощи Эроса, который является силой, осуществляющей связь в этой субстанции возможно управление отдельными сознаниями путем вбрасывания вызывающих ту или иную реакцию образов, фантазмов, поскольку в большинстве случаев не человек управляет своим воображением, но оно управляет им.
Выводом трактата Джордано Бруно является то, что все манипулируемо, любовь, как сила, пронизывающая мир является единственно возможным инструментом манипулятивной магии, а управление воображением посредством аудио-визуальных образов формой осуществления данного управления, связи.
Манипулятор плетет сети связей, основанных на аффектах, между собой и между различными людьми, заставляя их таким образом действовать согласно его воле, а сам как паук находится в центре сформированных им сети связей и взаимодействий. Особенно важно то, что с точки зрения Бруно манипулятор должен быть абсолютно индифферентен любому внешнему воздействию, а значит любой форме любви, включая любовь к добру и правде или ко злу.
Заново воображение как особое внелогическое пространство человеческого сознания в почти средневековом смысле было реабилитировано лишь середине XX века Жильбером Дюраном на основе разработок семинара «Эранос» в котором участвовали такие выдающиеся ученые как К.Г. Юнг, К. Кереньи, Р. Отто, М. Элиаде, М. Бубер, П. Радин, А. Корбен и др.
Его социология воображения, как и юнгианская аналитическая психология, оперирует именно надиндивидуальными структурами, архетипами бессознательного Юнга или мифологическим структурами. Описание дюрановского имажинэра практически тождественно реконструкции «mundis imaginalis», так как французский термин «имажинер» означает и «воображение как способность, и то, что воображается, и того, кто воображает и сам процесс воображения как функцию и нечто, что является общим и предшествует и тому, и другому, и третьему».
Социология воображения показывает как подсознательные «мифические» структуры воображения фундируют рациональные структуры социальной реальности.
Мир фантазмов Возрождения и Средневековья и имажинэр Дюрана как гносеологические конструкты, оперирующие с одной и той же реальностью, наполнены схожими архитипическими мифологическими фигурами, там есть свой порядок, свой смысл и своя организация, свои законы, впрочем, иные, чем законы рационального мышления.
Живопись, поэзия и философия становятся частями одного целого, в том, что касается фантастического, имагинативного (то есть относящегося к миру воображения, имажинэру) познания.
В трактате Sigillus sigillorum, Джордано Бруно пишет «в то время как интеллект обладает природой фантазии, философ должен управляь фантазмами, быть великим художником духа. Разве не говорит Аристотель, что понимать - значит наблюдать фантазмы».
Именно на этом плане, в этом пространстве работает «Великий Манупулятор» Джорджано Бруно.
Но есть возможность выйти и за его сферы, к чистому познанию, начинается же этот путь в пространстве воображения, где ориентирами служат символический фигуры из мифа об Актеоне.
[Миф об Актеоне:] Охотник Актеон, сын бога Аристея становится свидетелем купания богини Артемиды (или Дианы), обнаженная богиня превращает его в оленя, Актеон растерзан собственными охотничьими псами.
В интерпретации Бруно этот сюжет объясняет процесс трансформации познающего субъекта, который сливается с объектом познания в процессе инициатического выхода за рамки, поставленные его собственным интеллектом. Преследующий становится преследуемым, охотник добычей.
Наш рацио, то, что мы называем разумом, стремится именно ухватить, разделить, проанализировать то, что жаждет познать в этом он подобен охотнику. Именно такое познание, которое по своей сути есть власть, насилие, расчленение, омертвление, овеществление живого мира - основа современной западной технической цивилизации.
Техника - есть сущность знания после Реформации.
Теодор Адорно характеризуя репрессивный характер когнитивных стратегий Модерна, отмечал, что «Просвещение относится к вещам точно так же, как диктатор к людям».
Метаморфоза Актеона понимается как удар молнией, уничтожение интеллекта, переход с одной экзистенциальной позиции на другую, символизируемый в образе расчленения. Так заканчивается жизнь в мире слепом, чувственном и фантастическом и начинается новая жизнь.
Бруно пишет, комментируя свой сонет об Актеоне: «Невозможно видеть Солнце, космического Апполона, абсолютный свет в высшей и завершенной форме. Но все же возможно видеть его тень, его Диану, мир, космос, природу, которая в вещах, которая есть свет в темноте материи… немногие направляются к источнику Дианы. Многие довольствуются тем, что охотятся на диких животных, менее значительных… Актеонов, тех, кто имел счастье встретить обнаженную Диану, и влюбиться в нее в такой степени, чтобы претерпеть трансформацию из охотника в добычу, очень мало… В любой другой охоте, объектом которой служат отдельные вещи, охотник их схватывает, поглощает в меру своего разума, в то время как превращенный в космический и божественный объект охоты, он открывается такому познанию, которое его поглощает, впитывает, интегрирует в себя. Из обычного, цивилизованного, принадлежащего обществу человека он становится диким как олень и житель пустыни, … живет в горных гротах, которые не принадлежат искусственной памяти».
Т.о, происходит выход за переделы мира фантазии, мира воображения, субъект поглощается объектом познания и больше не видит каждую вещь в отдельности, но становится причастен к их сути, видит мир как единое целое, он видит «Амфитрейю, источник всех чисел, всех видов, любого разума, которая есть монада - настоящая сущность каждой вещи».
Но он не может видеть ее в абсолютном ее совершенстве, и потому видит ее производное, другую монаду, Диану. Он впервые познает вещи такими, какие они есть, вне категорий рацио и вне посредничества фантазмов.
...Традиционная, классическая, платоническая схема устройства государства, характерная для государств Древности и Средневековья напоминает пирамиду. Власть в нем организована в соответствии с лестницей иерархии достоинств сверху вниз и осуществляется по схеме «приказание-повиновение».
Именно против этой авторитарной и даже тоталитарной диктатуры идей во имя идеалов свободы, равенства и братства восстало Новое Время.
Социальный мир, выстраиваемый вокруг Великого Манипулятора, - иной, он организован по принципу сети связей вокруг анонимного мага, который осуществляет не прямую, но косвенную власть, негласный контроль, путем подчинения воображения. Он не ведет прямой пропаганды, но путем создания иллюзии удовлетворения ожиданий и искусного управления человеческими чувствами подчиняет область их фантазии. Для Великого Манипулятора важно, чтобы люди оставались подвержены страстям, а общество состояло не из людей, причастных общему делу, но из разрозненных эгоистов и эгоистичных групп и группок. Не иерархия, но сеть, не подчинение, но контроль, не общее дело, но эгоизм, не устремленность к божественному, но голая чувственность или индифферентность.
Так ли секулярен современный мир?
Достаточно сравнить описываемую концепцию с современным, окружающим нас обществом, чтобы увидеть поразительные сходства. Да, власть осуществляется именно за счет контроля над воображением, да это общество именно сетевое, и не случайно сейчас концепт сетевого общества, практически стал общеупотребимым, не только в специфической научной среде. Удивительно, но используются те же самые корни, что и в магическом трактате Джордано Бруно.
Культура фантазмов и воображения, магическая культура Ренессанса была сметена огненным смерчем Реформации и Контрреформации. Под предлогом в одном случае движения к истокам, к изначальному христианству, а в другом защиты католического учения произошел процесс «цензуры воображения» или точнее «цензуры имажинэра».
Современная западная цивилизация «во всей своей полноте есть продукт Реформации, Реформации, которая лишившись своего религиозного содержания, все же сохранила формы. В теоретическом плане, грандиозная цензура воображения привела к созданию точных наук и современной технологии. В практическом плане она привела к появлению современных институтов. В плане же психосоциальном явилась причиной всех наших (западных) хронических нервозов, возникших благодаря односторонней ориентации реформированной цивилизации, принципиальному отказу от имажинэра. Мы живем в секуляризованном аппендиксе Реформации».
Символом этой технической цивилизации стала трагическая фигура доктора Фауста, воспетая О. Шпенглером как архетип европейского человека и центральный миф Запада. Фауст стал знаковым символом именно в Реформацию как олицетворение ренессансного мага, философа и герметика, человека имагинативной культуры.
С исчезновением понимания этой культуры он превратился в застывшее отражение в кривом зеркале, некачественный фотоснимок давно умершего субъекта. Фауст с его жаждой знания есть тень Реформации, ее антипод и ее порождение, в котором тоска по запрещенному и неизвестному знанию по миру фантазмов компенсируется неутомимой жаждой деятельности, поиском знания практического. Фаустианский человек как архетип, по своей сути есть трагический симулякр, копия без оригинала, брошенное в уничтожающую его бездну этой же бездной порожденное и столь же нигилистичное существо. Результатом его неутомимого практицизма и построения технической цивилизации стала медленная духовная и демографическая смерть западной цивилизации. Псы Актеона, псы познания обратились, чтобы растерзать своих хозяев, превратившихся в животных.