Mar 22, 2004 12:29
...прямо у бордюра пролетел спортивный автомобиль, теснясь к краю и выплескивая со дна накренившейся улицы жирный черный сок весны на черное, гораздо более черное пальто. Пролетел, прокричал во все свое гладкое тело безумную музыку - и исчез, и улица всосала его, как d пылесос.
А мне вспомнилось, как мы ехали с работы, на следующий день после Ленкиных похорон, ехали с Юрой в машине, Юра слушал Розенбаума, Розенбаум плотно окружал меня, музыка гремела, Юра плохо слышал, прибавлял звук, то надевал черные очки, то снимал их, мне казалось, что он еще и плохо видит, он кричал что-то сквозь Розенбаума, кричал диссонансно, мы сидели с Володькой, отвернувшись друг от друга, потому что у нас были разные мысли; деревья щелкали по стеклам; ты можешь ехать медленнее - спросила я; Юра включил музыку еще громче - я вообще не люблю громких звуков - выключи музыку, сказала я; мы подъезжали к повороту, на котором они вылетели за обочину, вылетели, летели, уже разъятые на части, обрезанные железным остовом, они летели и чемодан летел, чемодан денег, ради которого они торопились, чемоданчик, маленький чемоданчик, чемоданчик, летел, раскрытый, а деньги рассыпались веером, зелененькие, зелененькие на голодное распаханное поле. Они летели, а в это время Ленкин муж звонил мне и спрашивал, нет ли Ленки у меня - сама жду, говорила я, да не волнуйся ты.
Бумажки летят медленнее людей. Юра, выключи музыку, сказала я тихо. Ты чего? Выключи музыку и сбавь скорость. Юра ухмыльнулся. Или я сейчас выйду. Я протянула руку к дверному замку. Он затормозил. Ты чего?
Все вокруг было зелено. Город был уже рядом. Я пошла пешком.