Мне трудно начать историю с чего-то конкретного, так как эта история начинается настолько издалека, что я не могу найти её корней. Скорее всего, они где-то в начальной школе, когда я прочла детскую сказку про Хоббита, и мир Средиземья начал для меня существовать.
Для меня принципиальным вопросом в игре по Третьей Эпохе было играть эльфа. Я не люблю играть в политику, я не люблю играть в бюрократию, я не люблю играть в антураж сферического средневековья в вакууме.
Я люблю волшебство, этику, драму, сложный выбор и необычный образ мысли. Что может быть лучше для этой цели, чем быть эльфом в эпоху, когда мир выскальзывает из пальцев как песок, не оставляя следов?
Мои отношения с миром Толкина долгие и пронизанные пониманием его роли в современном дискурсе. Толкин принес нам образ абсолютного Врага. То правильно, что во имя Валар, даже если ты будешь жечь приспешников Врага живьём. Враг обезличен, очудовещен, дегуманизирован. Убей человека и затемнись, убей орка и приблизься к Свету.
Эльфы - ангелы Средиземья. Бессмертные, здоровые, сильные, отважные. В плане. И надменные, горделивые и безрассудные, частично поправимые только долгим опытом жизни - по факту. Об этом я и хотела рассказать в своей истории: о многотысячелетнем пути, в котором кто-то идет по кругу, а кто-то - всегда новым маршрутом.
Все получилось не так, как я планировала, но абсолютно по-толкиновски, и с невероятной магией игры.
Я должна была играть лояльного товарища короля Трандуила и посла Зеленолесья, на деле я сыграла каноничного спутника Героя - лучшего друга Леголаса. В сетке была такая роль, но не случилось игрока, а функционал оказался настолько нужен духу игры, что втянул меня в него из роли совершенно другой.
Ветер носит слова. И ветер плетет песни. Ветер танцует траве степей. Ветер гонит в странствия.
Много было этих странствий: была земляника в Имладрисе, белые берёзы Лориена, широкие степи Рохана, цветущие поляны Итилиена, грязные дороги Дагорлада и колючие кусты Дол Гулдура. Под солнцем и под звёздами, в вечерних сумерках и в утреннем тумане.
Были дороги, по которым идешь в составе армии, были те, что на двоих, а были и те, которые можно пройти только одной.
Были чудесные встречи и расставания. Было чувство дороги, ощущение пути.
Я вся была из привычек путешественника. Можешь присесть - присядь. Кормят - поешь, кто знает, когда ты сможешь это сделать в следующий раз. Негде вымыть руки - вымой их в луже и вытри листвой. Расчёска в сапоге. Сушеное мясо в сумке. Тёплый плащ на плечах. И меч для ночной боевки с собой.
И на этой вот канве из странствий рос рисунок личной истории. Истории про такую близость, что перестаешь понимать, шлешь ты осанвэ или говоришь. Когда не можешь скрыть от друга своих мыслей и читаешь его как открытую книгу, даже те страницы, которые Галадриэль связала клятвой.
Истории про то, как, идя с Героем, сначала сотворяешь его из того что есть, затем лишь изредка вплетаешь детали в узор его подвига, чтобы потом и вовсе в благоговении и ужасе видеть его величие.
Истории про то, как потеряв Героя, ты остаешься в пустоте и темноте, и как из этой боли становишься героем сам. И после этого вы уже не сможете быть просто друзьями.
Мне трудно и больно писать о том, что было, через что я прошла в своей душе за эти трое суток.
Обойдусь несколькими зарисовками.
По условиям игры я не должна была лгать. Чем больше сгущалась Тьма вокруг - тем сложнее было соблюдать это условие. Но да, Линдвен Эльвестиль Ментаэрин ни разу не солгала, поэтому её прогнозы звучали так неубедительно.
Ритуалы Стихий эльфов работали волшебно. В зависимости от стихии, которую мы транслировали в конкретный момент, мы не только действовали определённым образом, мы начинали иначе чувствовать. Игроки начинали иначе чувствовать.
Моим ритуалом Воды было окропить землю слезами в память о павших в раздорах и битвах с Врагом эльфийских воинах. Неожиданно, этот ритуал исполнился независимо от моего желания, более того, я уже вынуждена была Алой Книгой частично соблюдать свое табу Воды. После внезапно исполнившегося ритуала я обнаружила через какое-то время, что соблюдаю табу Воды полностью, причем без каких-либо усилий со своей стороны.
Перед игрой мастера мне выдали редкостно противоречивый загруз на конфликт: 6000-летний эльф роняет бумаги в реку буквально на выходе от тех, кто эти бумаги дал, эльфу помогает девочка собрать бумаги, и эльф вместо того, чтобы вернуться и попросить сделать новые бумаги - едет с промокшими, чтобы получить за это ушат негодования, жалости и презрения. Нюанс был в том, что 6000-летнего эльфа под руку толкнул тёмный призрак. На игре злоключения продолжились: уходя в поход, я забыла лук. Перед другим походом потеряла меч. В холодной ночи уронила перчатку неизвестно где. На ровном месте навернулась в самую грязищу на площади Минас-Тирита под взглядами всей армии Гондора. Проклятие, смеясь, сняла Галадриель, к которой я пошла от безысходности, решив вплести реальные провалы в игровую реальность. И действительно сняла! Хотя гештальт закрылся гораздо раньше: мы с Леголасом прятались в лесу от вастаков, и он выронил документ с, как мы тогда предполагали, истинным именем Ангмарца. А я подняла.
В Дейле была удивительная королева. Хрупкая и сильная, как гондолинский кинжал. Именно её плечи я выбрала достаточно сильными, чтобы возложить на них знание об оружии, которое убивает дракона. Мне было страшно от мысли о том, что нужно быть очень достойным человеком, чтобы тебе предложили отправить своего сына на смерть зная, что даже если он победит и выживет - проклятие ударит по его ближайшим родественникам самым изощрённым образом.
Как-то раз я выполнила сразу два противоречащих друг другу условия из Алой книги. И выбрала один из путей сама. Это был путь Милосердия, по которому я прошла до самого конца.
Ночью шли мы с Адандилем совсем недолго от Дейла в Зеленолесье, но по этим дорогам ходили назгулы. И я стала петь "А Элберет Гилтониэль", на тот мотив, под который мы украшали наше Звездное Дерево, и тьма вокруг стала отступать, кажется, появилась луна. И единственными тенями на дороге оказались наши стражи, вышедшие встречать нас.
Я была тем эльфом, кто первый вызвался из Зеленолесья идти в поход с Галадриэлью умирать под стенами Мордора. Тяжело было осознавать, что, учитывая мою историю, Трандуил должен был счесть это предательством и присягой другому Владыке. Однако, я шла лишь для того, чтобы дать Хранителям, о которых я не могла рассказать, время. И много раз еще я сравнивала все свои действия с этой идеей - как дать Хранителям больше времени, потому что, о нет, я не врала когда говорила, что я сужу о решениях по результату. Но поднять глаза на Трандуила все равно еле хватало сил.
Очень круто работало осанвэ. Это было прогнозируемо, но когда играешь в сильную модель с сильными игроками - происходит чудо большее, чем ты ждёшь. В случае с Леголасом я не сразу поняла, что мы общаемся не словами, а осанвэ. И это было про то, что между нами происходит. Через какое-то время мы перешли на осанвэ по-жизни, и даже тьма, пожирающая наши души, не смогла это изменить. В случае с Келеборном - он явно не ждал, что я выберу этот способ общения, наше осанвэ было подёрнуто неловкостью, но было невероятно душевным и чистым. А Миримэ отказалась от осанвэ и просила меня говорить словами, потому что мы были настолько эмоционально далеки друг от друга в тот момент, насколько вообще могут быть эльфы.
Хочу сказать огромное спасибо мастерам за то, как они регулировали уровень накала для нас.
За то, что нам было сложно, страшно, но мы одолели Саурона. И за то, что Алая Книга вынула на поверхностью всю тьму внутри нас. Всю дегуманизацию, всю эффективность, всю охоту на абилки.
Было видно, как персонажи, формально чистые от влияния Врага, затемняются своими собственными поступками, своим выбором. Саурон ушел, а Тьма осталась.
Мне безмерно больно от того, как следование по пути от друга и равного через спутника Героя до сподвижника лидера разрушило человечность отношений. Мне больно от того как часто к концу игры эльфы вокруг меня стали разворачиваться и уходить в конце своей речи. Мне больно от того, как постепенно многим из нас становилось неловко смотреть в глаза друг другу.
Спасибо всем, кто сделал эту игру самой душевной для меня. И самой волшебной.