Начало В современной историографии политику патернализма смешивают с благотворительными мероприятиями буржуазии в отношении своих рабочих. На наш взгляд, это лишь одна сторона вопроса. Патернализм (отеческое попечение) заключается не только в системе социальных мероприятий предпринимателей, но и в попытках консервировать патриархальные отношения со своими рабочими. Инструменты этой политики: установление семейной поруки, когда за нарушения внутреннего распорядка одним из членов семьи наказывали или увольняли всех его родственников, землячество, то есть прием на фабрику рабочих из одной местности, населенного пункта.[60]
Благотворительность имела свои границы и была под силу только владельцам крупных предприятий. Впечатляющими были масштабы социальных мероприятий, проводимых правлением Т-ва Ярославской Большой мануфактуры, что даже позволило ему представить особую экспозицию на международной промышленной выставке 1900 г. в Париже.[61] Помимо строительства казарм, где проживало до половины рабочих, имелась фабричная больница на 100 коек с родильным приютом, оказывавшая помощь как рабочим, так и их родственникам. В конце 90-х гг. на фабрике открылся приют для детей, а в 1882 г. была открыта 3-годичная начальная школа, для которой в 1894 г. было построено каменное здание на 500 мест с центральным отоплением, электрическим освещением и водопроводом. Работали театр, баня, фабричный лабаз, продукты в котором продавались по ценам ниже рыночных, и молочная ферма на 100 коров.[62] На содержание всего этого хозяйства товарищество тратило 145 тыс. руб. в год (средняя чистая прибыль товарищества за 1902 - 1904 гг. составляла 202 474 руб. 49 коп. в год, а суммарный заработок рабочих - 150 000 руб. в месяц).[63] Кроме того, на мануфактуре существовала богадельня, некоторым рабочим назначались пенсии и пособия.[64] Но даже такое предприятие не могло обеспечить всех рабочих. Получение жилья, пенсий, пособий и размещение в богадельне целиком зависело от администрации.
На Новой Костромской льняной мануфактуре в г. Костроме к 1905 г. были отстроены три сборных казармы, две фабричные лавки, две бани, школа. Из прибыли отчисляли один процент в пенсионную кассу служащих. Был создан капитал страхования рабочих.[65] Т-во Костромской льнопрядильни братьев Зотовых содержало двухклассное училище, библиотеку для рабочих и больницу, причем их содержание приносило компании убытки в размере 7,5 тыс. руб. в год.[66] Бесплатное жилье и медицинское обслуживание предоставлялось рабочим от предприятий в Вичугском промышленном районе.[67] На фабриках Т-ва мануфактур Ивана Коновалова с сыном были построены казармы для одиноких и семейных рабочих, возведены два поселка из отдельных домов, которые рабочие получали в собственность, выплачивая их стоимость в течение 12 лет, открыты 2-классная школа, ясли на 160 детей, богадельня, библиотека, баня, больница, организовано потребительское общество.[68] Широкие благотворительные мероприятия проводили иваново-вознесенские фабриканты, где еще в 1877 г. оформилось благотворительное общество.[69]
Взгляд на благотворительность как на путь преодоления социальных конфликтов унаследовали современные исследователи. Ю.А. Петров утверждает, что «волны забастовок 1900-х гг., как правило, обходили стороной коноваловскую вотчину» благодаря тому, что «рабочие ценили заботу о них молодого хозяина».[70] Между тем на трех предприятиях Коноваловых в Кинешемском уезде Костромской губернии с 1901 по 1907 гг. зарегистрировано 14 стачек, в том числе 11 - в годы революции. На фабрике в селе Бонячках, где масштабы социальных мероприятий были беспрецедентными, зафиксировано 4 забастовки. Причем рабочие этого предприятия, как и других коноваловских фабрик, активно участвовали в прекращении работ на соседних промышленных заведениях.[71]
Реализация широких благотворительных мероприятий была возможна только на крупных предприятиях, но и для них содержание социальной инфраструктуры было невыгодно, иногда убыточно. Пользоваться бесплатным жильем, больницами, даже банями, получать пенсии и плату во время болезни могли далеко не все рабочие самых благополучных предприятий. В записке Владимирского вице-губернатора от 27 января 1905 г. освещено действительное положение дел с медицинской помощью в Иваново-Вознесенске: «Врачебная помощь поставлена не везде на должной высоте… в больнице для чернорабочих иногда приходится отказывать больным за недостатком места и ввиду малого количества врачей, амбулаторным приходится дожидаться очень долго очереди».[72]
Благотворительностью нельзя было решить проблемы, встающие в связи с ростом рабочего класса, увеличением доли кадровых, семейных рабочих. На, казалось бы благополучной, Ярославской Большой мануфактуре требования рабочих перекликались с требованиями забастовщиков прочих предприятий региона: оплачиваемый отпуск беременным, поселять по одной семье в каморке, разрешить пользование больницей родственникам рабочих, обеспечивать стариков пенсией, оплачивать время болезни. Аналогичная ситуация была на предприятиях Саввы и Викулы Морозовых в м. Никольском.[73] Все это подтверждает выводы современных исследователей предпринимательской благотворительности: «Масштабы социальной помощи неимущим были явно неадекватны потребностям в ней».[74]
Итак, ни семья, ни законодательство, ни предприятие не обеспечивали благополучия рабочего. Ему приходилось уповать на свои силы, здоровье и крайне недостаточный заработок. Рабочих устраивало существование патриархальных отношений с предпринимателями, но в начале века и они разрушались. «По моим наблюдениям, - писал в 1907 г. старший фабричный инспектор Костромской губернии, - патриархальные отношения между владельцами фабрик и рабочими исчезают бесследно… Фабриканты говорят, что, глядя на своих рабочих в настоящее время, они не узнают в них бывших года три-четыре тому назад мирных, добросовестных и проникнутых доверием к хозяевам рабочих».[75] В политическом обзоре по Владимирской губернии за 1905 г. причиной кризиса патриархальных отношений названа революционная пропаганда.[76] Истинная же причина крылась в самом процессе развития промышленности: фабриканты не могли обеспечить потребностей растущего числа рабочих. «Безземельные гусевские рабочие, из числа бывших… крепостных, глубоко убеждены в обязанности конторы предоставлять им и их потомству кров, работы, а в случае инвалидности и старости - пропитание… Увеличение платы за пользование огородами представляется им нарушением их прав, расчет от работы - кровною обидой, а выселение их из домов, где они родились… - жестокою несправедливостью».[77]
В повседневной жизни рабочий чаще сталкивался не с заботой фабрикантов, а с пренебрежением, обсчетами, прямым обманом. Широко распространены были задержки по выплате зарплаты, другие нарушения условий найма. Так, за 1903 г. фабричным инспекторам верхневолжских губерний поступило 454 жалобы на задержку зарплаты, 907 - на нарушение других условий найма.[78] Столь же обычным явлением была грубость лиц фабричной администрации, мастеров и старших рабочих. «Несомненно, что на многих фабриках с рабочими обращаются крайне грубо», - замечал владимирский вице-губернатор.[79] За 1903 - 1904 гг. фабричным инспекторам поступило 127 жалоб на дурное обращение и побои. В ходе стачечной борьбы часто встречались требования вежливого обращения и удаления лиц фабричной администрации. Бастующие рабочие Ярославской Большой мануфактуры требовали вежливого обращения со стороны старших рабочих и увольнения некоторых из них за грубость. Старшие рабочие, в свою очередь, требовали вежливого обращения к себе со стороны рабочих и мастеров.[80] Унижениям подвергались женщины и подростки, по поводу чего даже фабричные инспектора вынуждены были делать особые внушения фабрикантам.[81] Ученики, получая иногда 1 - 2 руб. в месяц, помимо основной работы исполняли роль прислуги, ходили на базар, частенько получали от хозяина подзатыльники.[82] Обычным явлением было вымогательство и взятки мастеров. Несогласные штрафовались, а во время революции причислялись к «зачинщикам» революционного движения.[83]
До революции рабочие реагировали на притеснения со стороны фабричной администрации предъявлением жалоб, а неудовлетворенность условиями труда вызывала подачу просьб. Существовал определенный механизм разрешения производственных конфликтов. Статистический материал, характеризующий данное явление, сохранили «Своды отчетов фабричных инспекторов».
Анализ содержания и качественной динамики жалоб и просьб рабочих позволяет выявить систему приоритетов их сознания в сфере производства, ее изменения накануне и в период первой русской революции, эффективность существовавших в дореволюционной России механизмов урегулирования трудовых конфликтов.
Рост количества поданных жалоб и среднего числа рабочих, от имени которых предъявлялись жалобы, отражает нарастание революционного кризиса.
Минимальное число просьб и жалоб поступило в дореволюционном 1904 г. В 1905 г. число жалоб, как и рабочих, их предъявивших, резко возросло, достигнув максимума в 1907 г. Этот процесс в целом соответствует динамике развития рабочего движения в текстильном регионе. Жалобы предъявляли коллективно и индивидуально. Рост среднего числа рабочих, от имени которых жалобы предъявлялись, свидетельствовал об увеличении доли коллективных жалоб. Не случайно этот показатель возрос с 2,8 в 1904 г. до 26,8 в революционном 1905 г., для которого характерно массовое действие. Можно рассматривать коллективные жалобы как первый стихийный шаг рабочих к организации, без чего было бы невозможным забастовочное движение.
В «Отчетах…» жалобы рабочих распределяются по 24 причинам.[85] 12 из них затрагивают доходы и расходы рабочего бюджета, включая несвоевременную выплату, неправильное начисление зарплаты, низкие расценки, незаконные вычеты и штрафы, нарушения условий найма по снабжению квартирами, дешевыми продуктами, медицинской помощью. За период с 1903 по 1908 гг. эти причины вызвали 38 % всех жалоб, устойчиво занимая первое место в ряду ценностных ориентаций рабочих.
Устойчиво низкие места занимали жалобы на ведение расчетно-учетной документации, нарушения, затрагивающие человеческое и профессиональное достоинство работника. Вопреки распространенному мнению, недовольство продолжительностью рабочего дня занимало в сознании рабочих довольно низкое положение: 2,65 % всех предъявленных жалоб за 1903 - 1908 гг. Можно предположить, что широкое распространение во время забастовок требования 8-часового рабочего дня было результатом агитации левых партий и не имело корней в сознании рабочих. Более того, для рабочих, получавших сдельную оплату, уменьшение рабочего времени ассоциировалось со снижением заработка, что противоречило установившейся иерархии ценностей.
В период революции резко увеличилась доля жалоб, предъявленных по «прочим поводам» (с 19,7 % в 1904 г. до 46,03 и 54,7 % в 1905 - 1906 гг.). Это говорит об усложнении причин недовольства, увеличениии их многообразия: жалобы на непредоставление отпуска или неувольнение от работ по беременности, на работу малолетних детей до 12 лет, на стесненные условия жизни, на неисполнение каких-либо положений рабочего законодательства, просьбы выдавать деньги к празднику.[86]
В 87,9 % случаев жалобы адресовались фабричной инспекции. Эта цифра не должна создавать иллюзии доверия рабочих к фабричному инспектору. Инспекция представляла собой механизм, призванный разрешать возникшие конфликты, и рабочие обращались к ней по той причине, что таков был порядок. Однако в 12 % случаев рабочие по вопросам, входящих в компетенцию инспекции, обращались в иные инстанции: к губернатору - в 10,3 % случаев, к земскому начальнику - около 2 %.
Объяснение этому явлению следует искать в эффективности рассмотрения жалоб и просьб рабочих инспекцией.
В 22,4 % случаев фабричные инспектора отводили поступившие жалобы как не подлежащие ведому инспекции. В 24,1 % случаев советовали рабочим обратиться к другим должностным лицам: земскому начальнику, судье (даже в таких случаях, как недоплата или неправильное увольнение). Это свидетельствует об ограниченности полномочий фабричной инспекции. Были признаны справедливыми 19 % всех жалоб, но лишь 13,7 % были удовлетворены. По вопросам, касавшимся плохих условий быта и нарушений формы оплаты, меры, предпринимаемые фабричной инспекцией, ограничивались составлением протоколов о нарушениях со стороны владельцев.[87]
В 1901 - 1903 гг. лишь половина из предъявленных инспекцией претензий по стране была признана «основательной», но это не означало удовлетворения справедливого требования. Дело обычно ограничивалось простой регистрацией факта.[88]
Неэффективность деятельности фабричной инспекции объяснялась недостатком полномочий инспекции и невозможностью принять действенные меры в отношении владельцев предприятий ввиду несовершенства законодательства. Все это подрывало доверие рабочих к фабричной инспекции. Косвенным свидетельством этого служит высокая доля анонимных жалоб: 18,9 % от общего их количества. Рабочие вынуждены были искать новые способы для удовлетворения своих потребностей. Таким новым средством стала стачка.
Чтобы перейти к активной стачечной борьбе, которая являлась выражением острого социального конфликта не только с предпринимателями, но и с властями, недовольство рабочих своим положением, рост их потребностей, разочарование в законных способах разрешения конфликтных ситуаций должны были дополниться кризисом доверия масс к власти, кризисом авторитета власти.
Сразу оговоримся, что доверие масс к власти не было утрачено, и в этом одна из причин поражения первой русской революции. Но кризис авторитета власти накануне революции - налицо, и вызван он был событиями Русско-японской войны.
Ряд политиков рассматривали войну как средство укрепления авторитета власти. Вся идеологическая мощь государства была направлена на подъем патриотических настроений в стране. Начало войны было отмечено молебнами о здравии императора и о «даровании победы Русскому Христолюбивому воинству». Проводились они «во всех приходах по распоряжению духовного начальства».[89] Был организован сбор денежных пожертвований в пользу Красного Креста и на усиление флота. В феврале - апреле 1904 г. в стране поднимается волна патриотизма. Ее выражением были всеподданнейшие адреса, поступившие на имя императора, молебны, совершенные по инициативе их участников (помимо официально организованных), пожертвования, манифестации. Патриотические шествия состоялись в Костроме, Ветлуге, Чухломе, Ярославле, Владимире.[90] Сценарий их сходен: шествие с национальными флагами, исполнение гимнов «Боже, царя храни», «Коль славен», «Славься, славься наш русский царь».
Показателем настроений масс являлись молебны, отслуженные по желанию какой-либо части населения. За 1904 г. в Костромской губернии прошли 52 молебна, из них 36 - в феврале.[91] Доля рабочих в совершенных в январе - марте 1904 г. молебнах наиболее высока - около 45 %. Конечно, инициатива проведения этих молебнов могла принадлежать не только рабочим, но и владельцам предприятий, но участие в них рабочих было вполне искренним На это указывает, например, продолжительность молебнов. Так, 3 февраля 1904 г. молебен на бумаготкацкой фабрике А. и Г. Горбуновых в Нерехтском уезде длился два часа и сопровождался, по свидетельству уездного исправника, исполнением гимнов и всеобщим подъемом.[92] О подъеме патриотических настроений среди рабочих сообщали в Министерство финансов 13 апреля 1904 г. и старшие фабричные инспектора Костромской и Владимирской губерний.[93] В последующие месяцы рабочие не принимали участия в молебнах.
На январь - март 1904 г. пришлась основная часть адресов с выражением верноподданнических чувств, отправленных по случаю войны на имя Николая II. 54,5 % адресов по Костромской губернии составлена волостным и сельским сходами, а 27,2 % - органами местного самоуправления. На февраль - апрель 1904 г. приходится 73 из 81 (90 %) случаев пожертвований средств на военные нужды. Пожертвования поступали и в дальнейшем, так как на промышленных предприятиях принимались решения «делать ежемесячные отчисления» в размере от 1 до 2 % заработка в течение шести месяцев, года или во все время войны. Указанная цифра, таким образом, отражает не число самих пожертвований, учесть которые ввиду многообразия условий не представляется возможным, а количество принятых о пожертвованиях решений. Тем не менее можно использовать данный показатель, так как в феврале пожертвования рабочих составляли лишь 11,6 % от общей суммы пожертвований за месяц, в марте - 3,2 %. Впоследствии эта цифра увеличивается в связи с уменьшением поступлений средств от нерегулярных источников.
Средства поступали на нужды Красного Креста и на усиление военного флота. Соотношение пожертвований характеризует отношение населения к войне, приоритеты различных слоев общества. Флот во многом определял исход войны, поэтому пожертвования на укрепление флота можно рассматривать как проявление веры людей в победу русской армии. А пожертвования денег Красному Кресту отражали заботу о жертвах войны. Если в марте - мае 1904 г. пожертвования на усиление флота поступали в 1,5 раза чаще, чем на нужды Красного Креста, то с июня 1904 г. подавляющее число пожертвований направлялось в пользу раненых и семей погибших. Таким образом, надежды на победу русского оружия господствовали в обществе только в начале 1904 г. Наиболее активно в этом патриотическом движении участвовали крестьяне (40,1 % участников). Доля рабочих сократилась с 24,2 % в январе - апреле 1904 г. до 15,4 % в 1905 г.[94]
Затягивание войны, военные неудачи и жертвы быстро гасили волну патриотизма. В апреле 1904 г. прошло лишь два молебна с участием крестьян, с мая - ни одного. За 1905 г. удалось выявить лишь четыре случая подобных откликов на военные события. Официальные молебны, проведенные по всем приходам в начале войны, приковали к войне внимание даже индифферентных к общественным вопросам людей. В мае - декабре 1904 г. и в 1905 г. количество откликов различных слоев населения в связи с войной резко уменьшилось, составив 13,7 % общего их числа.
Война, таким образом, не стала средством укрепления авторитета власти, как рассчитывал министр внутренних дел В.К. Плеве. Напротив, она стала источником раздражения. «Нервное настроение всего общества, вызванное войной, нашло отражение в чувствительности того слоя населения, который пополняет ряды действующей армии. Это не могло не влиять на рабочих… в особенности под давлением картин деревенской жизни, вызванной двукратной мобилизацией», - свидетельствовал в 1905 г. старший фабричный инспектор Костромской губернии.[95] Ему вторит фабричный инспектор 4-го участка Костромской губернии: «Почти весь 1904 г., благодаря войне с Японией и той внутренней смуте, которая охватила Европейскую Россию, настроение рабочих было крайне тревожное и приподнятое…».[96]
Неудачи в войне с Японией стали источником брожения рабочих. Война привела к политизации населения. Современники отмечали усиление интереса рабочих к военным, политическим вопросам, к чтению газет. Усиление влияния на рабочих агитаторов, революционной печати способствовало осмыслению рабочими своего положения и ситуации в стране в целом. Отрицательное отношение к войне, обострившей противоречия, опутывавшие Россию в начале ХХ в., способствовало психологическому сдвигу от преданности власти к недовольству ею.
Таким образом, причинами перехода рабочих к массовым активным революционным выступлениям являлось не только неудовлетворительное положение рабочих, но и ряд других факторов: противоречие между уровнем развития промышленности, при котором главным действующим лицом производственного процесса становится семейный рабочий, и уровнем жизни рабочих, неразвитость социальной сферы, кризис политики патернализма, слабая разработка рабочего законодательства и неэффективность механизма урегулирования трудовых конфликтов, кризис авторитета власти. Все это способствовало переходу рабочих из состояния пассивности к поиску путей изменения существующего положения, влекло существенные сдвиги в сознании рабочего. Следствием патриархальных отношений стало то, что основное давление рабочих было направлено в ходе революции против предпринимателей: «Питаясь фабрикой или заводом, видя в них источник своих доходов, сталкиваясь в значительной мере с их администрацией, рабочий естественно связывает свои невзгоды и нужды, из чего и откуда бы они ни вытекали, с обстановкой и порядками работы, взваливая на своих хозяев всю ответственность и за такие стеснения и аномалия обывательской жизни, в которых ни фабрика, ни завод ничем не повинны».[97]
Примечания
[1] Дилигенский Г.Г. Феномен массы и массовые движения: социально-психологические аспекты // Рабочий класс и современный мир. 1987. № 3. С. 20.
[2] Рабочий класс в первой русской революции 1905 - 1907 гг. М., 1981. С. 49.
[3] См.: Прокопович С.Н. Народное хозяйство СССР. Т. II. Н.-Й., 1952. С. 57 - 62.
[4] Крамник В.В. К вопросу о психологическом аспекте истории политических движений // История и психология. М., 1971. С. 218 - 219.
[5] См.: Рабочий класс в первой русской революции… С. 40; Кирьянов Ю.И. Экономическое положение рабочего класса России накануне революции 1905 - 1907 гг. // Исторические записки. Т. 98. М., 1977. С. 178 - 179.
[6] Подсчитано по «Сводам отчетов фабричных инспекторов» за 1900 - 1905 гг. (СПб., 1902 - 1908).
[7] Зарплата 1900 г. принята за 100 %. Таблица составлена по: Свод отчетов фабричных инспекторов за вторую половину 1900 года. СПб., 1902. С. 74 - 77; Свод отчетов… за 1901 год. СПб., 1902. С. 162 - 165; Свод отчетов… за 1902 год. СПб., 1903. С. 160 - 163; Свод отчетов… за 1903 год. СПб., 1906. С. 168 - 171; Свод отчетов… за 1904 год. СПб., 1907. С. 172 - 175.
[8] Струмилин С.Г. Избранные произведения: В 5 т. Т. 3. Проблемы экономики труда. С. 324.
[9] Подсчитано нами.
[10] Материалы для оценки недвижимых имуществ в городах и фабричных поселках Костромской губернии. Т. 1. Статистические сведения о Середском фабричном районе Нерехтского уезда. Вып. III. Рабочие бюджеты по исследованию 1911 г. Кострома, 1917. С. 23, 27.
[11] Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. III. С. 21.
[12] Русское богатство. 1900. № 12. С. 47.
[13] Ковнатор Р. Рабочее и социал-демократическое движение в Кинешемском районе 1897 - 1910 г. // Пролетарская революция. 1924. № 6 (29). С. 143.
[14] ГА РФ. Ф. 102. 6-е делопроизв. Оп. 162. Д. 7«А». Л. 13об.
[15] Мейерович М.Г. Патерналистская политика буржуазии (на материалах Ярославской губернии) // Буржуазия и рабочие России во второй половине ХIХ - начале ХХ в. Иваново, 1994. С. 45.
[16] ГА РФ. Ф. 6868. Оп. 1. Д. 120. Л. 20.
[17] Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. II. Таблицы исследования 1911 года. Кострома, 1915. С. 246 - 247.
[18] Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. III. С. 37.
[19] Иванов Л.М. Преемственность фабрично-заводского труда и формирование пролетариата в России // Рабочий класс и рабочее движение в России, 1861 - 1917. М., 1966. С. 58 - 140.
[20] Крузе Э.Э. Положение рабочего класса в России в 1910 - 1914 гг. Л., 1976. С. 136.
[21] Там же. С. 140.
[22] Скубневский В.А. Рабочие обрабатывающей промышленности Сибири (90-е гг. XIX в. - февраль 1917 г.). Томск, 1991.
[23] Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. III. С. 8.
[24] Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. II. С. 80 - 135.
[25] Там же. С. 244 - 268.
[26] Козьминых-Ланин И.М. Фабрично-заводской рабочий Владимирской губернии: 1897 год. Владимир, 1912. С. 33.
[27] Русское богатство. 1900. № 12. С. 58.
[28] Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. III. Кострома, 1917. С.8, 16.
[29] Костромской листок. 1905. 3 июня.
[30] ГАКО. Ф. 457. Оп. 1. Д. 591. Л. 1 - 2.
[31] Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. II. С. 244 - 258.
[32] Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. III. С. 8.
[33] См.:Крупянская В.Ю. Эволюция семейно-бытового уклада рабочих //Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония. М., 1970. С. 271 - 289; Джонсон Р. Крестьянское хозяйство и семейные структуры в Костроме: «Новые вопросы и старые данные» // Россия в ХХ веке: Историки мира спорят. М., 1994. С. 115 - 124.
[34] См.: Прокопович С.Н. Указ. соч. С. 65, 72.
[35] Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. II. С. 8, 244, 260.
[36] Джонсон Р. Указ. соч. С. 120 - 121.
[37] РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 4. Л. 11, 12.
[38] РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д.4. Л. 25 - 25об.; ГАВО. Ф. 266. Оп. 1. Д. 2379. Л. 54 - 54об.
[39] ГАВО. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1612. Л. 124об.; Д. 1473. Л. 6; Д. 1504. Л. 6; Д. 1496. Л. 65; Оп. 11. Д. 1785. Л. 1 - 1об.; ГАИО. Ф. 349. Оп. 1. Д. 538. Л. 3об.; ГАКО. Ф. 749. Оп. 1. Д. 243. Л. 56об.; ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 84 - 84об.; ГА РФ. Ф. 6868. Оп. 1. Д. 120. Л. 12; Костромской листок. 1905. 3 июня.
[40] Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. III. С. 13 - 14.
[41] Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. III. С. 9, 16.
[42] Подсчитано по: Материалы для оценки недвижимых имуществ… Т. 1. Вып. II. С. 246, 262.
[43] Подсчитано по: Погожев А.В. Учет численности и состава рабочих в России: Материалы по статистике труда. СПб., 1906. С. 90 - 91.
[44] РГИА. Ф. 23. Оп. 19. Д. 417. Л. 68 - 85.
[45] ПСЗ. 1886. Т. II. № 931.
[46] ПЗС. 1893. Т. Х. № 6742.
[47] Свод отчетов… за 1908 год. СПб., 1910. С. 13 - 14.
[48] См.: Шелымагин И.И. Законодательство о фабрично-заводском труде в России, 1900 - 1917. М., 1952. С. 71.
[49] Там же. С. 72.
[50] Вовчик А.Ф. Политика царизма по рабочему вопросу в предреволюционный период (1895 - 1904). Львов, 1964. С. 196.
[51] ПСЗ. 1906. Т. XXIII. № 23060.
[52] Вовчик А.Ф. Указ соч. С. 199.
[53] Шелымагин И.И. Указ соч. С. 81 - 82, 84.
[54] ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 100 - 100об.
[55] Куприянова Л.В. «Рабочий вопрос» в России во второй половине XIX - начале XX вв. //История предпринимательства в России. Кн. 2. М., 1999. С. 404.
[56] ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 79.
[57] Там же. Л.78 - 80об., 95 - 97об., 99 - 101об.
[58] См.: Мейерович М.Г. Патерналистская политика буржуазии… С. 44.
[59] Петров Ю.А. А.И. Коновалов // Политическая история России в партиях и лицах. М., 1994. С. 252.
[60] Белов М.Н. О формировании облика рабочих Центральной России // Буржуазия и рабочие России во второй половине ХIХ - начале ХХ в. С. 66.
[61] См.: Прокопович С.Н. Указ. соч. С. 62.
[62] Мейерович М.Г. Патерналистская политика буржуазии… С. 45 - 48; Он же. Владельцы промышленных заведений Ярославской губернии (вторая половина ХIХ - начало ХХ в.) // Российская провинция и ее роль в истории государства, общества и развитии культуры народа. Ч. II. Кострома, 1994. С. 21; Прокопович С.Н. Указ. соч. С. 61.
[63] Подсчитано по: ГАЯО. Ф. 73. Оп. 4. Д. 4498. Л. 134об., 141об. - 142, 149.
[64] Мейерович М.Г. Патерналистская политика буржуазии… С. 47.
[65] ЦДНИКО. Ф. 3785. Оп. 1. Д. 1. Л. 16 - 18; Костромской листок. 1905. 14 дек.
[66] Костромской листок. 1905. 18 дек.
[67] РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 53. Л. 307 - 309об.
[68] Петров Ю.А. Указ. соч. С. 252.
[69] ГАВО. Ф. 266. Оп. 1. Д. 2353. Л. 41, 96; Ф. 14. Оп. 5. Д. 1463. Л. 12; Балдин К.Е. Благотворительная деятельность иваново-вознесенских фабрикантов в начале XX века // Предприниматели и рабочие России в трудах историков XX века. Ч. II. Кострома, 2001. С. 26 - 35.
[70] Петров Ю.А. Указ. соч. С. 253.
[71] Белов М.Н. Стачки, волнения и демонстрации рабочих в Костромской губернии в 1895 - 1904 гг.: Хроника // Рабочее движение в России 1895 - 1904 гг. М., 1988. С. 86, 87, 93; РГИА. Ф. 23. Оп. 17. Д. 322. Л. 8, 9, 15, 20; Оп. 30. Д. 53. Л. 307 - 309об., 329 - 329об.; ГАКО. Ф. 133. Оп. 31. Д. 130. Л. 10об., 12, 27 - 29; Ф. 749. Оп. 1. Д. 243. Л. 60; ГАИО. Ф. 349. Оп. 1. Д. 532. Л. 33об., 35, 39об., 43, 44, 46, 49; ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 133, 135 - 135об.; Д. 9. Л. 16, 19 - 27.
[72] ГАВО. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1451. Л. 208об.
[73] ГАЯО. Ф. 674. Оп. 3. Д. 67, 68, 21570; РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 4. Л. 25 - 25об., 20об. -21; ГАВО. Ф. 266. Оп. 1. Д. 2379. Л. 54 - 54об.
[74] Балдин К.Е. Указ. соч. С. 34.
[75] ЦДНИКО. Ф. 388. Оп. 1. Д. 4. Л. 93 - 93об.
[76] ГА РФ. Ф. 102. 3-е делопроизв. 1906. Д. 1. Ч. 19«А». Л. 2.
[77] РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 4. Л. 9 - 9об.
[78] Свод отчетов… за 1903 год. С. 66, 67, 69.
[79] ГАВО. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1451. Л. 208.
[80] ГАЯО. Ф. 674. Оп. 3. Д. 68. Л. 2; Оп. 1. Д. 21570. Л. 20, 23, 35.
[81] ГАВО. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1451. Л. 208; Ф. 266. Оп. 1. Д. 2380. Л. 9.
[82] ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 47. Л. 12об.
[83] ЦДНИКО. Ф. 3785. Оп. 1. Д. 1. Л. 24 - 26; Ф. 383. Оп. 1. Д. 56. Л. 142; РГИА. Ф. 273. Оп. 12. Д. 372. Л. 24об. - 25.
[84] Составлено по: Свод отчетов… за 1903 год. С. 54 - 55; Свод отчетов… за 1904 год. С. 58 - 59; Свод отчетов… за 1905 г. С. 52; Свод отчетов… за 1906 год. С. 52; Свод отчетов… за 1907 год. С. 56; Свод отчетов… за 1908 год. С. 56. (В числителе указано количество предъявленных жалоб и просьб, в знаменателе - число рабочих, которых они касаются).
[85] См., напр.: Свод отчетов… за 1905 год. С. 58.
[86] Подсчитано по: Свод отчетов… за 1903 год. С. 66 - 67, 69; Свод отчетов… за 1904 год. С. 70 - 71, 73; Свод отчетов… за 1905 год. С. 49, 58; Свод отчетов… за 1906 год. С. 58 - 59; Свод отчетов… за 1907 год. С. 62 - 63; Свод отчетов… за 1908 год. С. 62 - 63; РГИА. Ф. 83. Оп. 27. Д. 399. Л. 3 - 6.
[87] Подсчитано по: РГИА. Ф. 23. Оп. 27. Д. 399. Л. 3 - 6.
[88] Вовчик А.Ф. Указ соч. С. 236.
[89] ГАКО. Ф. 133. Оп. 41. Д. 13. Л. 123.
[90] РГАСПИ. Ф. 279. Оп. 1. Д. 85. Л. 23; ГАКО. Ф. 133. Оп. 41. Д. 13. Л. 74, 80; ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 56. Л. 2; Ф. 3785. Оп. 1. Д. 1. Л. 59 - 61; Владимирские губернские ведомости. 1905. 18 марта. С. 4 - 5; Северный край. 1904. 2 февр.
[91] Подсчитано по: ГАКО. Ф. 133. Оп. 41. Д. 13, 14; IV стол. Д. 1489; РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 53. Л. 346.
[92] ГАКО. Ф. 133. Оп. 41. Д. 13. Л. 51 - 51об.
[93] РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 3. Л. 67об., 169.
[94] Подсчитано по: ГАКО. Ф. 133. Оп. 41. Д. 13, 14; IV стол. Д. 1489; Ф. 749. Оп. 1. Д. 243; ГАИО. Ф. 349. Оп. 1. Д. 533. Л. 10 - 11; РГИА. Ф. 23. Оп. 30. Д. 53. Л. 346.
[95] РГИА. Ф. 23. Оп. 16. Д. 3. Л. 52.
[96] ЦДНИКО. Ф. 383. Оп. 1. Д. 4. Л. 99об.; Д. 56. Л. 29об.; ГАВО. Ф. 14. Оп. 5. Д. 1451. Л. 26.
[97] РГИА. Ф. 23. Оп. 17. Д. 649. Л. 1.
А.В. Новиков
«Новый исторический вестник», №2(13), 2005