Визит генералиссимуса, Ч. 2/3
Начало
© Сергей Эс
На этой фразе Сталин поднял удивленный взгляд на полковника.
- Второе, - продолжал тот, не заметив удивления генералиссимуса. - Должен быть принят закон об обязательном исполнении гособоронзаказа всеми предприятиями и организациями вне зависимости от форм собственности.
Взгляд Сталина потемнел. Он опустил глаза и стал, наконец, раскуривать трубку.
Председательствующий укоризненно посмотрел на него, но ничего не сказал.
- Обязательно должен быть принят, - продолжал военный, - пятилетний план производства систем вооружений, который даст возможность производить изделия военного назначения с длительным циклом производства. И еще на пять лет должны быть пролонгированы работы по ним. Тогда можно планировать развитие, брать долговременные кредиты и создавать единую технологию производства. В режиме "старт-стоп" работать нельзя. Нельзя на один год размещать заказы на такие системы, как надводные корабли, подводные лодки, самолеты, тяжелые ЗРК, бронетехника, цикл производства которых более шести месяцев. Су-30, например, делают 18 месяцев, значит, оборонзаказ идет не на один год, а на два. Ту-22 - около 30 месяцев. А Ту-160 - минимум три года при нынешнем штучном, а не серийном производстве…
- Золотые слова, - иронично произнес еще один из присутствующих, - "брать долговременные кредиты и создавать единую технологию производства". Кем создавать?! На заводах нет людей! Специалисты разбежались, новые не подготовлены. Рабочих нет. Средний возраст работников на типичном оборонном предприятии семьдесят… вы только подумайте! - семьдесят лет! Те, кто потенциально мог бы работать, сейчас протирают штаны менеджерами в разных фирмах либо охранниками, к станку они уже не станут… "Восстановить всю систему головных институтов по отраслям". Из кого?!…
В кабинете поднялся шум…
XI
Когда совещание закончилось и Сталин с Артемом оказались в кабинете одни, тот подошел к генералиссимусу.
- Как дела? - спросил Сталин, приподнявшись и пожав ему руку.
- Все дела сейчас у вас.
Было заметно, что генералиссимус еще не остыл от обсуждения, продолжая о чем-то хмуро думать.
- Странно видеть вас не во главе совещания, - улыбнувшись, сказал Артем.
- А что мне во главе делать? Мои председательские годы остались в сороковых…
- Но все хотят, чтобы вы были с нами, взяли руководство страной…
Сталин поднялся и отошел к окну.
Артем продолжал смотреть на него.
- Вы слышали, - мрачно спросил Сталин, - о чем здесь говорилось?… Законодательной базы, видите ли, им не хватает!… - Сталин выругался. - Я конечно, отстал, но неужели за двадцать лет так далеко ушли от социализма, что не можем взять ту законодательную базу? Или она плохое вооружение давала?
Сталин нервно прошелся по комнате. Чувствовалось, конечно, что не о законодательной базе он думал.
- Эта неделя, - проговорил он, неожиданно просверлив Артема взглядом, - стала для меня неделей дикого абсурда. Я представить себе не мог такого нагромождения нелепостей в государстве. Ресурсы утекают за границу, которая превращена в решето, но закрыть ее нельзя, потому что после ее перекрытия страну нечем будет кормить и нечем лечить. Сельского хозяйства нет, страна сидит на продовольственной игле, фармацевтическая промышленность разгромлена, страна сидит на лекарственной игле… Разве это государство?! - Сталин, разволновавшись, задымил своей трубкой. - И что в ответ? Одни разговоры ни о чем! Вокруг да около! Не о том, как запустить заводы, а о том, какие установить пре-фе-рен-ции.
Сталин с явно издевательским тоном растянул последнее слово.
- Не было такого в мои председательские годы!… Почти неделю я разбираю здесь вашу ситуацию и не могу ухватить за ключевое звено. За что ни возьмешься - все рассыпается тут же в руках, в рамках одного рабочего совещания.
Артем непроизвольно раскраснелся, став похожим на школьника-двоечника, которого отчитывает завуч.
- Иные требуют надавить сверху, - продолжал Сталин. - Железной рукой, приказами, суровыми мерами. По-сталински, говорят, надавить!
Генералиссимус зло усмехнулся.
- Но на что давить? - На болото?! На него невозможно давить! Нельзя! - Утопнешь!
Артем слушал его и виновато молчал. В присутствии шагнувшего из пятидесятых годов Сталина все вдруг увиделось совсем в ином свете. В том числе и его, Артема, личная роль. Ведь, кто бы ни сидел до этого в Кремле, все это творилось в его времени, при его, Артема, вольном или невольном участии. Все это делали его современники, которые вместе с ним учились в школах, вместе с ним носили пионерские галстуки, играли в зарницу, спорили, мечтали, вступали в комсомол. Он рос с ними, играл, учился, читал одни и те же книги, смотрел одни и те же фильмы. И вот теперь его ровесники растаскивали страну, сплавляя свои доходы за границу. Значит, по большому счету и он лично что-то упустил, где-то в чем-то не доспорил еще на пионерских и комсомольских диспутах, не доубедил своих бывших друзей, одноклассников, сокурсников, коллег…
- Сталин им нужен! - со злым сарказмом сказал генералиссимус. - Сталин был в свои годы Сталиным потому, что другой была страна, потому, что за его спиной стояла Система! Без нее никакие преференции, никакие кредиты, никакие единые технологии не спасут положения. Просто не сработают! Уйдут, как вода сквозь песок. У нас было много слагаемых успеха в войне с Германией: и армия, и полководцы, и тыл, и заводы, и институты, и колхозы, и работящие руки, и светлые головы. Но все это сработало, потому что было скреплено этой самой Системой.
- Сталин был Сталиным, - продолжал он, сильно волнуясь, - потому что работал совсем в других условиях. Мы в Кремле принимали решения, зная, что в стране работают заводы и колхозы. Что там есть готовые трудиться с полной отдачей люди. Вот как раз этого я за целую неделю совещаний не уловил. Ни простых тружеников в цехах не разглядел, ни лидеров среди них, которые взвалили бы на себя ответственность.
Сталин был Сталиным, потому что ему от Ленина досталось самое ценное наследство двадцатого века - партия большевиков - те, кто болото превращают в твердь… Ведь, Система - это не просто заводы, колхозы, рабочие, крестьяне, ученые, это еще и те, кто ведет за собой, кто поднимает и повсеместно организует людей, для кого наши общие задачи являются делом жизни… кто это делает не потому, что имеет от этого пре-фе-рен-ции, а потому, что это надо делать… Эти люди - несущий стержень Системы.
Но где эта партия большевиков?! Когда вчера ко мне приходили представители "левой", как они себя назвали, оппозиции, не увидел я в их лице стержня. Зато кучу программ начитался. Все лощенные и… гнилые. Не увидел в их программах главного - связки с народом, который они клянутся поднять… не понял, как они будут рабочих в цеха возвращать, инженеров в конструкторские бюро… Программные полководцы без армий… Все сражения собираются проводить не на реальных фронтах, а заперевшись в штабах, в кабинетах московских министерств…
Сталин прошелся по комнате, остановился, бросил короткий взгляд на Артема и сосредоточился на трубке.
- Вы не можете организовать мне командировку? - вдруг спросил он.
- Куда? - оживился Артем. - В тридцатые годы? К Хрущеву? Да! Надо остановить его. От него все пошло…
- Нет! - жестко перебил его Сталин.
Артем удивленно посмотрел на собеседника.
Генералиссимус некоторое время промолчал, о чем-то напряженно думая.
- Не в Хрущеве дело… - сухо сказал он.
Артем вперил в него изумленный взгляд.
- Вы помните аплодисменты, - проговорил Сталин, - которыми награждали делегаты двадцатого съезда речь Хрущева до нашего появления там? Помните, как до этого на экстренном пленуме смещали Маленкова? Со всей страны свозили на военных самолетах делегатов, чтобы создать перевес.
Команду Маленкова смещало большинство на пленуме. А откуда взялось это большинство? - С мест! Сработало нечто большее, чем Система. Это характеристика той материи, из которой плетется Система. Да! - Каждая ниточка, взятая в отдельности, слаба. Да! - Система играет роль ткани, которая придает всем ниточкам силу. Но если материал начинает гнить, то ткань рано или поздно порвется. Вот я и хочу увидеть, как выглядит этот материал сегодня, после того как ткань порвалась.
- Значит, вы не в прошлое хотите попасть? - изумление на лице Артема смешалось с растерянностью.
- В настоящее.
- Но почему не в пятидесятые, например, когда еще можно предотвратить скатывание?
Сталин нахмурился, о чем-то задумавшись.
- А вы знаете, что предотвращать? - спросил он, спустя некоторое время. - Вновь поднять компанию чисток и тем самым загнать партию в гроб? Да, мы постепенно устраняли инициаторов репрессий на местах, тех, кто рьяно повышал лимиты на расстрелы, но кто приходил им на смену? Новые уже не расстреливали, но продолжали размывать партию. Они были будто продолжением своих предшественников.
Сталин сосредоточился на трубке.
- Хотя, может, - продолжил он, - кого-то просто портило место, испоганенное их предшественниками… - Сталин снова прошелся по комнате. - Помните рассказ старика на площади, о том, как одобряли доклад Хрущева на местах?… Я почему-то уверен, что тот комсомолец, не будь он докладчиком, тоже в цехе кричал бы "Предатель". Но на заседании горкома он поднимает руку. Такое в большевистской среде было немыслимо. Куда девается его совесть? Мы слишком просто объясняли все наши огрехи: партия правящая - значит, приманка для карьеристов, отсюда и ее проблемы. Но почему начали идти против совести те, кого не назовешь карьеристами? Что за болезнь начала разъедать партию?
Да! Можно было бы опять воспользоваться вашей машиной, пропутешествовать во времени на тот экстренный пленум, остановить делегатов. Но что толку от того, что глядя тебе в рот, они проголосовали бы на этот раз правильно? Все равно это были уже другие люди. То есть, тем самым мы загнали бы болезнь внутрь, и через годы она снова бы вылезла. Ведь, казалось бы, мы сделали все возможное для оздоровления партии после черной полосы тридцать седьмого года. Уходя в мир иной, Сталин обеспечил преемственность. В политбюро его сторонники остались в большинстве. У страны было здоровое руководство. Но не дошли руки до мест! Сталинское большинство в политбюро было смещено одним пленумом.
Разволновавшись, Сталин стал усиленно дымить трубкой.
- Вот и выходит, - проговорил он, немного успокоившись, - что не будь Хрущева, все равно рано или поздно кто-нибудь другой прочитал бы этот доклад, и если не на двадцатом, то на следующем съезде. Страна все равно катилась к сегодняшнему финалу.
На некоторое время Иосиф Виссарионович и Артем замолчали.
- Да! Можно было бы опять вернуться в пятидесятые, - негромко проговорил генералиссимус. - Но с чем? Знаем ли мы болезнь? Бывает, что иную болезнь можно распознать только тогда, когда она вызреет. Вот почему, прежде чем отправляться назад, в свое время, хочу разобраться с итогами партийного развала здесь. Надеюсь, что после разгрома Системы увижу болезнь вызревшей. Хочу увидеть порвавшуюся ткань, чтобы понять, что за гниль ее разъела.
Они снова замолчали.
- Но на этот раз, - сказал, наконец, Сталин, поглядывая на часы, - мне понадобится костюм вашего тестя…
- Значит, в настоящее? - озадачено проговорил Артем. - Но куда же вас везти?
- В глубинку, - ответил Сталин. - Там, где люди живут не для выгоды и не пишут программы, где столичный абсурд становится очевиднее. А заодно хочу увидеть, есть ли за верхушкой левой оппозиции айсберг…
XII
Собрание Кусть-Таркской городской организации КПРФ началось с традиционного вручения грамот и новых партбилетов.
Правда, поначалу случилась заминка.
Сидящий в президиуме первый секретарь обкома партии, товарищ Коваль, объявил, что на собрании в качестве почетного гостя присутствует внук Сталина - Евгений Яковлевич Джугашвили. Он предложил ему выйти к сцене и вручить победителям соцсоревнования грамоты.
Гость растерялся. Поначалу он решил, что ослышался.
- О каком соцсоревновании идет речь? - спросил он.
- Это наше соцсоревнование районных и городских партийных организаций области, ставшее традиционным! - гордо пояснил первый секретарь. - Его итоги подводятся ежегодно по сводной таблице показателей - количеству распространенных партийных изданий, протестных акций и пикетов, количеству принятых в партию, по коэффициенту отношения общего количества участников ноябрьской и майской демонстраций к числу жителей населенного пункта… ну и так далее…
Выслушав это, гость помрачнел и отказался от почетной миссии. Не захотел он также занять место в президиуме, оставшись в зале.
После торжественной части перешли к основной повестке дня. Первый секретарь Кусть-Таркского горкома, товарищ Леонов, вдохновленный полученной грамотой, в хорошем спортивном темпе прочитал главный доклад.
Первый секретарь обкома удовлетворенно слушал его, время от времени переговариваясь с соседом по президиуму, и блуждая взглядом по залу.
Иосиф Виссарионович (это был, конечно, он, а не его внук Евгений) сидел вместе с Артемом на самом краю предпоследнего ряда. Ему очень хорошо был виден зал, все участники собрания, благо что зал был заполнен только на треть и хорошо просматривался с его места.
Первое время Сталин изучающее присматривался к собравшимся, однако вскоре опустил взгляд и только слушал выступающего.
А в докладе говорилось об антинародной политике режима, об успехах в работе фракции КПРФ в госдуме. Несколько слов было упомянуто о том, что депутат областного законодательного собрания от Кусть-Тарки, которого на выборах поддерживали коммунисты, сразу после избрания порвал связь с городской организацией, принял на должности помощников совершенно посторонних лиц, в результате чего первый секретарь горкома и его заместитель стали безработными, потеряв должности помощников, которые имели у депутата от Кусть-Тарки предыдущего созыва. Работа городской парторганизации от этого сильно осложнилась, а это грозит неблагоприятно сказаться на сводных показателях соцсоревнования в предстоящий отчетный период. В связи с этим докладчик обратился с трибуны к первому секретарю обкома с просьбой выделить для Кусть-Таркской городской организации строчку помощника какого-нибудь другого депутата областного законодательного собрания от КПРФ.
Первый секретарь обкома что-то чиркнул в своем блокноте, не выказав, однако, никакой реакции на высказанную просьбу.
После основного доклад было заслушано выступление еще одного гостя - депутата от КПРФ областного законодательного собрания, в котором тот подробно рассказал о своей работе над законами в комитете по экологии, членом которого он являлся.
Были объявлены прения. И тут спокойный ритм собрания нарушился. Перед тем как к трибуне вышел первый записавшийся, один из участников собрания поднял руку.
- У меня вопрос к секретарю обкома… - выкрикнул он.
Первый секретарь горкома, товарищ Леонов, с неудовольствием посмотрел на нарушителя регламента.
- Выступление первого секретаря обкома, товарища Коваля, - ответил он, - запланировано на конец собрания. Он ответит на все ваши вопросы, которые вы сейчас можете послать в президиум в письменном виде.
- Я настаиваю! - крикнул бузотер. - Это очень серьезный вопрос. Я записался на выступление, но прежде хочу услышать от него важную информацию, потому что намереваюсь высказать свои предложения.
Первый секретарь горкома рассержено посмотрел на него.
- Опять вы, Смирнов, лезете! Ну хоть сегодня, при таких важных гостях посидели бы тихо!
Он оглянулся на секретаря обкома, ища поддержки, однако тот неожиданно благосклонно кивнул.
- Товарищ Коваль! - начал с места возмутитель спокойствия. - Как вы прокомментируете последние события в Москве?
- Вы имеете ввиду арест первых лиц государства? - ответил гость из областного центра, не поднимаясь с огромного офисного кресла. - Никакой подробной информации о случившемся у нас нет. Мы расцениваем это, как обычный дворцовый переворот. Антинародный режим перед выборами стремится облагородить свой имидж. Кто стоит за инициаторами переворота - пока совершенно не ясно. Во всяком случае, это не прогрессивные силы. По сделанным заговорщиками заявлениям можно судить, что это квазипатриоты. Нам это стало совершенно ясно после того, как представители Центрального Комитета нашей партии посетили руководителей переворота. В результате часовой беседы нашим руководителям не было предложено ни одной министерской должности в правительстве. По-моему это наглядно свидетельствует, кто на самом деле держит в руках нити переворота… Хотя должен признать, что многие одиозные министры отправлены в отставку. Но это лишь доказывает, что перед выборами режим избавляется от непопулярных лиц, как змея от старой кожи.
Последние слова вызвали дружные аплодисменты. Некоторые даже встали, хлопая в ладоши.
И, может быть, именно от этого очень пронзительным показался крик Артема. Он вскочил с места.
- Неправда! - прокричал Артем.
Все недоуменно повернулись в его сторону.
- Не так все было! - продолжил Артем.
Все в зале, опешив, смотрели на него.
- Вы кто? - наконец спросил Коваль.
- Это сопровождающий Джугашвили, - проговорил первый секретарь горкома.
- Сопровождающий? А почему в зале? Товарищ Джугашвили разве нуждается в сопровождающем?
- Не нуждается! - неожиданно сказал Сталин, поднимаясь с места.
Он надавил рукой на плечо Артема, усадив того, затем вышел из ряда и направился к трибуне.
- Евгений Яковлевич! - громко проговорил секретарь горкома, предварительно заглянув в список гостей. - Вам никто слова не давал.
- Разве? - отреагировал Сталин, подойдя к трибуне. - А мне показалось, что товарищ захотел разъяснений по поводу московских событий. Я, вот, только что оттуда…
- Евгений Яковлевич! - с возмущением сказал первый секретарь горкома. - Вы злоупотребляете авторитетом своего деда…
- Я сам дед и есть… - ответил Сталин.
- Евгений Яковлевич! Займите свое место…
- Не Евгений Яковлевич, а Иосиф Виссарионович…
В зале повисла тишина.
- Кто?! - едва выговорил первый секретарь.
- Сталин!
Генералиссимус так жестко взглянул из-под бровей на первого секретаря, что тот замер с раскрытым ртом.
Несколько секунд все стояли не шелохнувшись.
Наконец, первый секретарь горкома ущипнул себя.
Следом щипки пробежали по всему залу.
- Не теребите себя, - с хмурой усмешкой проговорил Сталин. - Все равно не проснетесь. Уж слишком глубоко и сладко вы спите… Лучше послушайте, что я вам скажу… пока снюсь.
Он оперся о край трибуны, встав так, как стоял на двадцатом съезде.
- Завтра после пробуждения, - продолжил он, - вам будет о чем подумать.
Он еще раз обежал взглядом по присутствующим в зале. Хмурое выражение не сходило с его лица.
- Это что за…? - и здесь он употребил одно грузинское слово, которое в русском языке имеет целый спектр переводов-синонимов - от "свинства" до "проституции".
Однако, несмотря на то, что это было сказано по-грузински, смысл произнесенного дошел до каждого.
- О каком соцсоревновании идет речь?! Я вижу в зале фронтовиков. Вы можете припомнить, чтобы батальоны и дивизии на фронте устраивали соцсоревнование по сводной таблице показателей, кто больше снарядов по врагу выпустит или кто на сколько километров фронт передвинет?…
О каких депутатских успехах в законосочинительстве можно рассуждать?! О каких пробелах в законодательстве вы говорите? Этого режима?! Который, придя к власти, разрушил советское законодательство, и теперь вы помогаете ему делать замену социалистическим законам?!
Почему вместо того, чтобы бороться с режимом, вы встраиваетесь в него? Разве для этого вам отдают свои голоса на выборах? Люди голосуют за коммунистов, чтобы они сменили режим, а не улучшали его. И я не понял, какой значок был у выступавшего депутата.
- Это депутатский значок, - быстро вставил первый секретарь горкома, - его выдают всем депутатам.
- Значок, - проговорил Сталин, - в виде трехцветного флажка, под которым против нашей страны воевали власовцы.
- Это государственный флаг Российской Федерации, - начал оправдываться первый секретарь. - Разве мы можем не подчиняться? Этот значок на статус депутата указывает. Народного избранника. Нам же с народом работать…
Он что-то хотел сказать еще, но Сталин посмотрел на него таким жестким взглядом, что товарищ Леонов осекся и, отодвинувшись со своим креслом назад, постарался спрятаться за спиной соседа.
Сталин продолжительно посмотрел в его сторону, а затем перевел такой же жесткий взгляд на зал.
- Здесь есть коммунисты? - спросил он.
Зал оторопело молчал.
- Я спрашиваю, есть в Кусть-Тарке коммунисты?
Снова протянулась долгая минута молчания. Это было жуткое, тяжелое молчание. Некоторые присутствующие не выдерживали взгляда генералиссимуса и отводили взгляды.
Сталин потемнел. У него едва заметно дрогнул подбородок.
- Есть! - вдруг раздалось из зала. Сталин перевел взгляд на голос, но никого не разглядел. Присутствующие сидели, не шелохнувшись.
- Есть! - снова повторил кто-то.
Сталин наконец увидел говорившего. Это был убеленный сединами очень старый человек. Он с большим трудом поднялся, прямо глядя на Сталина. Все увидели его увешанную медалями грудь.
Генералиссимус посмотрел на него.
- Скажи, солдат, - сказал он, - ты, ведь мой современник, помнишь нашу эпоху. Что здесь произошло? Почему этот человек, - он показал пальцем на спрятавшегося первого секретаря горкома, - носит партийный билет коммуниста? Почему он - ВАШ СЕКРЕТАРЬ?
Старик некоторое время не сводил ошеломленного взгляда со Сталина, а затем повернулся и крикнул кому-то в зал:
- Василий! Ты почему молчал, когда товарищ Сталин спрашивал коммунистов? Встань тоже! Расскажи Иосифу Виссарионовичу, как ты за Леонова голосовал.
По залу прокатилось замешательство. Спустя некоторое время из рядов поднялся человек, которого назвали Василием. Это был такой же убеленный сединами человек.
- Мы же - партия! - проговорил он, опустив взгляд в пол. - Не могли не голосовать…
Сталин нахмурился.
- Как же было не проголосовать? - заговорил третий человек, точно такой же старый. - Если большинство за него… большинство, ведь, не может ошибаться…
- Товарищ, Джугашвили! - наконец опомнился Коваль. - Это что за… волюнтаризм?! Вы что из себя возомнили?! Вы где находитесь?!
- Помолчите, Коваль! - вдруг выкрикнул поднявшийся мужчина средних лет. - Вы сами-то как первым секретарем обкома стали? Лично приезжали делегатов на областную отчетно-выборную конференцию отбирали. Ходили с Леоновым обсуждали поименно, чтобы "непроверенные" люди на конференцию не попали. Затем нам список делегатов на городской конференции выдвинули на утверждение.
Коваль вдруг вскипел.
- Упоров! - вскричал он. - Вы опять здесь фракционизм разводите!… Леонов! - он обернулся к первому секретарю горкома. - Я же приказал исключить Упорова из партии! Почему он до сих пор здесь?!
Леонов покраснел и окончательно вдавился в кресло.
- Приказалка ваша в партии не действует! - парировал Упоров. - После вашего отъезда разбирали меня на контрольной комиссии. Да аргументов у них не хватило, чтобы исключить… А я вовремя напомнил им, как вы на "плавающий" съезд ездили…
В зале поднялся шум.
Упоров вышел из ряда и направился к трибуне.
- Спасибо, отец! - сказал, подойдя к Сталину. - А теперь отдохните! Я вижу, вам тяжело стоять. Теперь речь скажу я.
Сталин смешался.
- Идите-идите! - настойчиво проговорил Упоров. - Присядьте на первый ряд.
- Впрочем! - он неожиданно переменил тон. - Вам место - в президиуме!
Все удивленно переглянулись.
- Товарищи! - Упоров обратился в зал. - Давайте сменим президиум! Переголосуем!
По залу прокатилось замешательство.
- Да! Конечно! - выкрикнул кто-то. - Давно это надо было сделать!
- Упоров! - вскричал первый секретарь горкома. - Прекратите самодеятельность! По уставу не положено переизбирать…
- Устав не запрещает переизбирать президиум! - отреагировал Упоров, надавив на "не запрещает". - Был я в городской думе. Там действительно работает жесткий регламент. Все заседание расписывают по минутам. Но там принимаются законы. А у партийного собрания главным продуктом является совесть. Ей должно быть подчинено все! Если что-то пошло против совести, то регламент можно пододвинуть.
- Правильно говоришь, Упоров! - прокричал кто-то из зала. - Молодец! Ставь на голосование!… Только кресло из президиума уберите…
В зале поднялся шум…
XIII
- Спасибо, товарищ… - начал Упоров, обращаясь к Сталину.
Несколько минут назад собрание переизбрало президиум, и теперь Иосиф Виссарионович сидел там. Упоров, раскрасневшийся от случившегося, стоял за трибуной и собирался с мыслями. В зале отсутствовали первые секретари обкома и горкома. Как только началось нерегламентное голосование, Коваль встал и демонстративно пошел к выходу. Следом за ним поспешили Леонов, депутат областного законодательного собрания с власовским значком на груди и еще несколько человек.
- Имейте ввиду, - крикнул Коваль, задержавшись у двери, - что обком считает ваше сегодняшнее собрание сорванным! Все решения, принятые вами с этой минуты, будут считаться недействительными…
…И вот теперь Упоров собирался с мыслями. Присутствующие терпеливо ждали.
- Спасибо, товарищ… - он опять обратился к Сталину. - Так и хочется назвать вас по имени вашего деда - Иосифом Виссарионовичем!
Генералиссимус едва заметно улыбнулся в усы.
- Знаете! - проговорил Упоров. - Есть у Маяковского такие слова: "Я себя под Лениным чищу"… А теперь, вот… Мы все тут чистим себя под Сталиным. Как же вы сильно похожи на своего деда! Как будто сам Сталин живьем сюда из кинохроники заглянул… Если бы не вы, мы так и просидели бы сегодня под Ковалем… Спасибо… сам даже не знаю за что…
Он дружелюбно улыбнулся, немного помолчал, но через некоторое время его лицо вдруг стало невеселым.
- Кстати, с Ковалем ушла примерно третья часть собрания. Если бы не вы, - сказал он Сталину, - пропорция была бы обратной. В зале осталась бы третья часть.
Он горько усмехнулся.
- Слышали, - продолжил Упоров, - что сказал нам Коваль на прощание? Не удивлюсь, если областная контрольно-ревизионная комиссия своим решением исключит из партии несколько сидящих здесь.
Зал зашумел.
- Да уж! - крикнул кто-то. - Упорова - самым первым!
Стоявший у трибуны человек побледнел.
- Ну что ж, - сказал он. - Это освободит меня от некоторых табу…
Он замолчал, растерянно опустив взгляд.
- Рано или поздно, - продолжил он, - я должен был своим единомышленникам кое-что рассказать.
Он оглядел зал. Участники собрания притихли.
Упоров еще раз оглянулся на Сталина, задержал на некоторое время на нем взгляд, а затем снова повернулся к залу.
- Пять лет назад к нашему секретарю обкома пришли на прием два человека… как сказали бы в таком случае - люди неприметной наружности. Они просидели у него в кабинете три часа. После этого Коваль срочно собрал бюро. Это было закрытое заседание. Позже один из членов бюро хвастливо брякнул в беседе со мной, что наша де организация набирает такой авторитет, что к нам с предложением помощи приходят даже сотрудники ФСБ. Они де называют себя убежденными сторонниками коммунистов и даже оказывают оперативную помощь. Первым делом они нашли в кабинете первого секретаря подслушивающие устройства. Позже от того же члена бюро я узнал, что Коваль раздобыл через них аудиозапись заседания предвыборного штаба тогдашнего губернатора, и что ее прослушивали на закрытом заседании бюро. Однако после того, как этот член бюро рассказал еще и о разных нестыковках этой шпионской записи, у меня возникло подозрение, что Ковалю подсунули дезу. Сопоставив все это, я пришел к мнению о том, что с этими визитами "друзей" из спецслцжб не все чисто. Когда я сказал о своих выводах тому члену бюро, он сказал мне, что я ничего не понимаю в политике, и что теперь у нас есть свои люди в ФСБ.
Упоров на некоторое время замолчал, чему-то невесело усмехнувшись. Присутствующие в зале смотрели на него округлившимися глазами.
- Почему я все это рассказываю? - продолжил он. - Да потому что это все туфта! Вся эта помощь! Не туфтой является только наша преступная наивность. Она просто поражает! Ведь, казалось бы, сам приход людей из спецслужб с предложением помощи, когда у руководителей обкома все напичкано "жучками", должен был насторожить. Трудно поверить в то, что эти "сочувствующие" спецы не знали, что их приход к коммунистам сразу станет известен в их ведомстве. Почему бы не задуматься над вопросом, не специально ли они нам подосланы? Сложно ли найти в кабинете первого секретаря подслушивающие устройства людям, которые сами же их там устанавливали?
А вместо этого наших руководителей распирает от сознания, что они имеют "своих кротов" в "святая святых" режима - спецслужбах. Вообще, я давно замечаю трепетное до слепоты отношение секретарей обкома к людям в погонах. А вы помните, как три года назад нашему кандидату неожиданно помогла на выборах одна воинская часть? Та самая, которая до того случая стопроцентно голосовала за выдвиженцев власти. От нее вдруг принесли сто процентов, отданных за нашего кандидата. Руководство обкома взахлеб рассказывало об этой новости, и никого не насторожило то, что кандидат-коммунист на тех выборах все равно далеко отстал от своего соперника, а избирательные протоколы от военных поступили в избирком только тогда, когда завершался подсчет голосов и было уже ясно, что эти данные ничего не изменят. Такое ощущение, что к нам просто втирались в доверие. Создается впечатление, что режим таким образом устанавливал над нашей организацией контроль.
Упоров еще раз остановился. Он некоторое время промолчал, собираясь с мыслями. Зал напряженно молчал.
- В принципе, этого, - продолжил он, подавшись всем своим корпусом в зал, - и следовало ожидать. Причем, по вполне объяснимым причинам. Это касается не только нашей областной организации…
Было бы странно, если бы режим не разрушал реальную оппозицию всеми доступными ему способами. Особенно коммунистическую оппозицию.
Сегодня всем очевидно, что коммунистическая идея является очень крепкой. Ее сторонники являются самыми верными ее последователями, почти фанатическими приверженцами. Поэтому просто так, "в лоб", ее не уничтожишь. Физическое устранение коммунистов приводит к тому, что на их места приходят другие, более решительные и более радикальные. Гонения этих людей заставляют уходить их в подполье, а история показала, что коммунистическое подполье практически неуязвимо и смертельно опасно для ее противников. И поскольку людей левых настроений ни уничтожить, ни остановить нельзя, то проще сделать неработающей их партию, и тогда эти люди будут биться вхолостую.
Сегодня коммунисты действуют в уникальной ситуации, в какую они не попадали в течение всей истории ни разу. Они работают под "огромной лупой". Все их действия контролируются. Их лидерам невозможно укрыться от всевидящего ока спецслужб. Им невозможно даже конспиративно где-то собраться, чтобы обсудить какие-либо строго закрытые и засекреченные вопросы. Невозможно даже скрыться где-нибудь в эмиграции, как это успешно делали большевики. Будьте уверены, что даже в социалистическом Китае до них дотянутся руки российских спецслужб. Нет, не для того, чтобы физически устранить, а для того, чтобы неотрывно контролировать… и направлять… Хотя… - Упоров вдруг побледнел, - кого-то и физически устраняют… Вспомните Илюхина… Рохлина… или хотя бы нашего Прошакова из соседнего с нами Северного района, которого прочили в первые секретари обкома. Вспомните, как нелепо и странно он погиб.
Докладчик на некоторое время замолчал, снова собираясь с мыслями.
- Впрочем, не только через спецслужбы легко попасть в наши ряды, - продолжил он. - В принципе, это может сделать любой человек с улицы, независимо от возраста и социального положения. Бывает, достаточно постучать себя по груди кулаком, сказать "о своих несгибаемых коммунистических убеждениях" и об антинародном режиме, и ты - с партбилетом. А если после этого горячо выступить на митинге, написать пару статей, постоять с красным флагом в пикете, то рост по партийной иерархии тебе обеспечен. Ведь, действительно, достаточно всякому человеку со стороны сказать любому из нас о "советском воспитании", о глубоко хранимых где-то партбилетах и прочих вещах, чтобы "растопить" нашу душу. Особенно сегодня, когда мы так сильно нуждаемся в сторонниках.
Можно быть уверенным, что сегодня все коммунистические партии постоянно наводняются агентами режима: "слухачами" и агентами влияния. Очень часто эти агенты делают в этих партиях успешную карьеру, активно продвигаясь в руководящие органы всех ее звеньев. В этих условиях иные наши организации становится управляемыми из-вне.
- Сталин, в свое время, - выкрикнул кто-то из зала, - чистки в партии проводил. Исключали попутчиков.
- Чистки сегодня, - ответил Упоров, - обоюдоострое оружие. Как показала практика, сегодня из партии вычищают именно самых деятельных и моторных, самых убежденных. Вы помните, год назад в соседнем районе исключили из партии Егорова, который возглавлял районную организацию в девяносто третьем году, когда многие из нас боялись открыто говорить о своих убеждениях. Вслед за Егоровым из партии была исключена почти в полном составе его первичка. Много и других вопиющих случаев. Такое ощущение, что чисткой занимаются как раз "кроты". Убирают всех, кто мешает подчинять партийную организацию режиму. Да, сегодня наша областная организация превратилась в подстилку местной администрации. Руководители областной партийной организации совсем перестали критиковать действия местных властей. Более того, иногда даже хвалят их.
Упоров замолчал, и в зале установилась напряженная тишина.
- Выходит, - вдруг раздался голос Сталина, - что коммунистическая партия сегодня своим врагом раздавлена.
- Придавлена, - проговорил после замешательства Упоров. - Сейчас-то мы собрались.
- Для чего? - хмуро спросил Сталин. - Чтобы соцсоревнование обсудить?
Воцарилось тяжелое молчание. Сталин еще некоторое время просидел, задумавшись. Лицо его вновь помрачнело. Наконец он поднялся и вышел к трибуне.
- Теперь посидите Вы, - сказал он Упорову.
Окончание