РАКЕТНЫЕ ВОЙСКА. КАК ЭТО БЫЛО
Офицерская юность моя
17 декабря 2014 года исполнилась 55-я годовщина создания Ракетных войск стратегического назначения (РВСН). А ровно 30 лет назад, 17 декабря 1984 года мы отмечали 25-летие РВСН. Впервые за 25 лет командование 29 ракетной дивизии решило отметить 25-летний юбилей Ракетных войск не только торжественными собраниями личного состава частей и подразделений дивизии, а и дружеским банкетом командования дивизии вместе с офицерами управления дивизии и командным составом оставшихся к тому времени в дивизии частей и подразделений. Решение провести совместный банкет связано было не только с 25-летним юбилеем РВСН, но и с тем, что дивизия была снята с боевого дежурства и готовилась к передислокации. 1 марта 1983 года был снят с боевого дежурства последний полк в дивизии - 344 (Приекульский) ракетный полк (рп). Переформирован и 12 мая 1983 года выведен из боевого состава дивизии 867 (Добельский) рп и передислоцирован к новому месту службы. Переформирован и 16 сентября 1983 года выведен из боевого состава дивизии 307 (Елгавский) рп и передислоцирован к новому месту службы. Сформированный в декабре 1983 года в г. Елгава новый 778 рп 16 июня 1984 года выведен из состава дивизии и передислоцирован к новому месту службы. В составе 29 ракетной дивизии остались управление дивизии, узел связи дивизии (УС), 344 ракетный полк, военная школа младших специалистов (ВШМС), подвижная авторемонтная мастерская (ПАРМ) и военный госпиталь. Если бы не снятие дивизии с боевого дежурства, то ни о каком совместном банкете да еще и с женами не могло быть и речи. Боевое дежурство как дамоклов меч в течение 25 лет весело над командованием дивизии и полков, над офицерским составом, несущим боевое дежурство, держа в постоянном нервном напряжении, независимо от того, находишься ли ты на боевом дежурстве или нет, и в тревожном ожидании боевых приказов и распоряжений. Тяжким грузом лежала на плечах ракетчиков РВСН ответственность за состояние боевой готовности и способность к немедленному проведению пусков ракет. Тем, кто никогда не нес боевое дежурство в РВСН, наверное, это трудно понять, не испытав на своей шкуре, что значит боевое дежурство в Ракетных войсках. Тогда поверьте на слово.
Было еще одно обстоятельство, которое надо было неукоснительно соблюдать всему личному составу и нарушение которого грозило неприятными последствиями для нарушителей. Это - тотальная секретность. Дело в том, что Ракетные войска были ВОЙСКАМИ РЕЖИМНЫМИ, причем очень режимными, поэтому в РВСН принято было держать язык за зубами, а не распространять секретную информацию среди тех, кого она не касалась. Это сейчас мы безмятежно называем подлинные номера ракетных полков и дивизий и места расположений ракетных дивизионов, а тогда подлинные номера ракетных частей были информацией закрытой, которую знали только командование частей и офицеры, несшие боевое дежурство на командных пунктах. Я думаю, что и сейчас большинство солдат и даже офицеров, служивших в РВСН, не знают подлинные номера своих ракетных частей. Все знали только условные номера войсковых частей и полки различали по этим номерам или по месту дислокации (вернее, по месту проживания офицеров и прапорщиков), или по телефонным позывным. Даже слово «ракета» не использовалось в повседневной деятельности ракетных частей - ни в служебной переписке, ни на занятиях, ни в разговорах между военнослужащими. Вместо него - всегда только «изделие». В РВСН секретность охватывала всю службу. Сам факт службы в РВСН был военной тайной. Даже наши жены и близкие не знали, в каких войсках мы служим и чем занимаемся, а если и догадывались со временем, то молчали об этом.
Освобожденным от груза ответственности боевого дежурства командирам и офицерам впервые можно было и немного расслабиться за общим столом, отметив 25-летие РВСН. Мероприятие проходило в городе Шяуляе Литовской ССР, точнее под городом Шяуляем в столовой известного колхоза-миллионера «Пирмин» («Вперед»). Кстати, этот колхоз посетил и Горбачев, когда приезжал в город Шяуляй и выступал на местном телевизионном заводе «Таурас» в 1990 году. На банкете присутствовали и шяуляйские партийные и городские власти. Мероприятие прошло в дружеской обстановке, в духе полного взаимопонимания. Ничего не предвещало предстоящей катастрофы нашей страны. Для меня и для многих офицеров дивизии, как присутствующих на банкете, так и отсутствующих, этот юбилей был не только юбилеем РВСН, но и 25-летним сроком службы в Ракетных войсках, ведь 1959 год был годом массового развертывания ракетных полков средней дальности и началом нашей армейской службы. Так случилось, что в Ракетные войска я попал на 4,5 месяце раньше, чем они были официально созданы как вид Вооруженных Сил СССР. 1 августа 1959 года я стал слушателем Военной артиллерийской инженерной академии им. Ф.Э.Дзержинского и 16 августа в летнем лагере академии на Гороховецком артиллерийском полигоне принял военную присягу. РВСН еще не было, но были ракетные части и были военные учебные заведения для подготовки офицеров-ракетчиков. Таким учебным заведением и была академия им. Дзержинского.
Прошло 30 лет. Нет уже СССР, нет уже Литовской ССР, нет колхоза-миллионера «Пирмин», иных уж нет, а те далече… Еще в декабре 1985 года управление 29 рд и 344 рп были выведены из состава 50 РА и передислоцированы в г. Иркутск, где началось формирование качественно новой 29 рд… Но это уже другая история с другими героями. А я возвращаюсь на 55 лет назад.
В 1961 году я закончил 1-й факультет Военной ордена Ленина и ордена Суворова Артиллерийской инженерной академии им. Дзержинского по специальности «Конструкции и двигатели специальной техники» с присвоением квалификации «военного инженера-механика» и воинского звания «инженер-лейтенант» и получил назначение в 29 ракетную дивизию, расположенную в г. Таураге Литовской ССР, на должность «заместителя командира стартовой батареи по технической части».
17 августа 1961 года я и двое таких же молодых инженер-лейтенантов, моих однокурсников, прибыли в штаб ракетной дивизии в г. Таураге. За давностью лет не помню, как мы нашли штаб в незнакомом городе, но нашли и в сопровождении начальника отделения кадров управления дивизии майора М.А.Клочкова, предстали перед глазами начальника штаба дивизии полковника Ю.В. Торопова, потому что командир дивизии генерал-майор А.А.Колесов в это время находился в одном из полков дивизии. Ознакомившись с нашими документами и обнаружив, что мы прибыли на два дня позже установленного срока, он, как потом мы по ходу службы узнали, в своей манере с использованием народной лексики, отчитал нас, распорядился незамедлительно отправить нас по полкам, куда мы были уже распределены, и пригрозил, что, если мы и в полки опаздаем, то к нам будут приняты соответствующие меры. Мы прибыли с опозданием в штаб дивизии не из-за разгильдяйства, а по уважительной причине на наш взгляд, резонно рассудив, что ничего страшного не случится, если мы опаздаем на день-другой, но перед отъездом получим на дорогу в академии денежное содержание за август-месяц. Незамедлительно отправить означало, что на следующий день мы должны были убыть в свои полки. Я - в г. Добеле Латвийской ССР для дальнейшего прохождения службы в инженерной должности заместителя командира 8-ой стартовой батареи по технической части, мои товарищи - один в г. Плунге Литовской ССР, а другой в пгт. Приекуле Латвийской ССР. Дежурный по управлению дивизии объяснил нам, каким образом нам добраться до своих полков. Переночевали мы в штабе дивизии вполне комфортно в комнате с 4-мя заправленными кроватями.
Рано утром автобусом Калининград - Рига убыл я к определенному мне месту службы и к вечеру добрался до Добеле-2 - место расположения жилого городка для офицерского состава теперь уже моего полка и штаба полка. Нагруженный чемоданом с офицерским приданным и картонкой для фуражки вылез из автобуса в Добеле-2, огляделся по сторонам: с левой стороны от шоссе тянулся длинный забор, за которым виднелись какие-то здания и сооружения, как оказалось потом, территория расположения некоторых частей и подразделений 24 учебной танковой дивизии Прибалтийского военного округа. На этой же территории находился штаб ракетного полка, казарма для личного состава, автопарк и клуб полка. Справа от шоссе - между деревьев, в основном сосен, жилые дома в два-три этажа и отдельные одноэтажные домики. Куда пойти, куда податься...? На помощь мне пришел какой-то старший лейтенант, оказавшийся рядом, который сразу понял, что прибыл новоиспеченный лейтенант. Да и понять это было не сложно, увидев молодого лейтенанта с чемоданом и картонкой в руках, озирающегося по сторонам. Узнав от меня, что прибыл я в войсковую часть 23460 для дальнейшего прохождения службы, он посоветовал мне устроиться в офицерскую гостиницу полка, переночевать, а уже завтра с утра прибыть в штаб полка для представления начальству. Идти сразу в штаб полка не имело смысла - было уже поздно. Предложение было разумным и я его принял. Старший лейтенант, как выяснилось, офицер ремонтно-технической базы (РТБ) Цареградский, проводил меня до гостиницы, которая оказалась сборно-щитовым бараком, выкрашенным в зеленый цвет, как я потом узнал, называемым его обитателями-офицерами полка и РТБ с символическим намеком «Зеленым змием». Женщина - дежурная по гостинице без проблем оформила меня и указала номер комнаты, в которой можно было разместиться. В комнате оказалось три кровати, стол у окна и платяной шкаф. Стандартная обстановка стандартной сборно-щитовой офицерской гостиницы в ракетных полках и ракетных дивизионах РСД Р-12, в которых пришлось за годы службы провести немало времени и в первые годы службы до женитьбы, и на боевом дежурстве, и на учениях, и в командировках. На одной из кроватей у стола сидел, скрестив по-турецки ноги, худощавый темноволосый парень с заметной щетиной на лице (как у нынешних демократов и либералов, вроде Сванидзе) в майке и спортивных штанах и ел печенье, которое доставал из надорванной пачки, лежавшей на столе. Больше никого не было, кровати были застелены свежим постельным бельем. Познакомились, парень оказался офицером 1-го рдн, лейтенантом Николаем Назарчуком, сменившимся с боевого дежурства, которое для него продолжалось целый месяц, потому что пришлось, отдежурив со своей батареей положенные две недели, продолжить боевое дежурство с другой батареей, подменяя отсутствующего офицера той батареи. Назарчук в общих чертах ввел меня в курс дела, благо у нас был целый вечер впереди, а он никуда не торопился, уставший от месячного боевого дежурства.
Утром, к началу рабочего дня, прибываю в штаб полка, который располагался на территории 24 учебной танковой дивизии рядом с КПП точно в таком же сборно-щитовом бараке, как и гостиница. Представляюсь, как положено, командиру полка полковнику М.П. Данильченко, который по-отечески, доброжелательно побеседовал со мной о предстоящей службе и дал несколько напутственных советов по службе и внеслужебной жизни, назвав несколько фамилий молодых офицеров, с которыми он рекомендовал ограничить общение только служебной деятельностью из-за их подмоченной репутации, связанной со злоупотреблением спиртными напитками. Надо сказать, что такое предостережение командира полка не было лишено основания в то время, потому что молодые, недавно сформированные или еще формирующиеся ракетные полки были укомплектованы в основном молодыми офицерами, в подавляющем большинстве своем холостяками, кроме того, многие из офицеров полка, кто был женат, вынуждены были временно обходиться без семей из-за отсутствия жилья, которое только строилось. Что не могло не сказаться на поведении в свободное от службы и боевого дежурства время, поэтому рестораны (столовые-рестораны) в населенных пунктах дислокации полков были заполнены по вечерам офицерами, особенно по субботам и воскресениям, с вытекающими отсюда неприятными последствиями для некоторых. Надо сказать, что полковник М.П.Данильченко довольно точно назвал мне несколько офицеров, с которыми пришлось впоследствии через несколько лет расстаться из-за злоупотребления спиртными напитками - уволить или перевести в другие части. Хотя с лейтенантом Штыковым он ошибся. Виктор Штыков, старший техник 2-го отделения 8 стартовой батареи, куда я был назначен заместителем командира батареи по технической части, через два года стал начальником 2-го отделения 7-ой батареи, еще через некоторое время поступил в академию им. Можайского, закончил ее и был назначен командиром полка в Тейковской дивизии. Да, шло время, лейтенанты взрослели, обзаводились семьями, и жизнь все расставляла по своим местам.
В конце беседы, закончив наставления и пожелав успешной службы, командир заявил, что нечего мне болтаться здесь до следующего утра, а надо добираться до дивизиона сегодня же на попутном транспорте (имелся в виду, конечно, полковой транспорт), который из автопарка проезжает мимо штаба полка к КПП. Возможно, какая-нибудь автомашина пойдет во 2-ой дивизион.
Я вышел из штаба и стал ждать. Действительно, минут через 20-30 к штабу подъехал бортовой КРАЗ-214, который, как выяснилось, ехал во 2-ой дивизион, или, как тогда говорили, в Жагаре. Я уже узнал, что Тервете означает 1-ый дивизион, Жагаре - 2-ой дивизион, Элея - 3-ий дивизион. Залезаю в кузов, машина трогается, я с интересом смотрю по сторонам. Проезжаем краем Добеле мимо памятника советским воинам - танка Т-34 на постаменте (захватив власть, латышские националисты уничтожили его) следуем по дороге на юг, в сторону литовской границы. Через несколько километров заканчивается асфальт и начинается грунтовая дорога, по которой офицерам полка пришлось проехать не одну сотню километров в течение многих лет, прежде чем появилось асфальтовое покрытие дороги. Наконец, не доезжая до литовской границы километра три, машина поворачивает налево на грунтовую дорогу, проложенную в лесу, приближается к мосту через небольшую речку, перезжает через мост, проезжает мимо двух столбов с надписями на латышском и литовском языках «Запретная зона. Проезд и проход запрещен» и углубляется в лес по дороге, которая закончивается перед КПП с надписью «Техсклады». Из помещения КПП выходит солдат, проверяет документы, открывает ворота, КРАЗ-214 въезжает на территорию 2-го рдн 867 рп. Ворота закрываются... И так в течение 17 лет изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год, за исключением дней боевого дежурства, учений, занятий, командировок, отпусков...
Однажды Бог бинокль взял
И глянул он с небес.
И сквозь туманы увидал
Наш совсекретный лес.
И задал он вопрос тогда:
Скажи-ка, ангел мой,
Кого же черт занес туда
В лес темный и сырой?
Ему ответил он: Всевышний!
Их жизнь в твоих руках.
Состав людей живет там лишний.
Им нету места в городах.
Какой же черт занес меня, москвича, учившегося в свое время в Московском высшем техническом училище им. Баумана (МВТУ им. Баумана), сюда, в лес темный и сырой, на долгие 17 лет? В моем дипломе об окончании Академии им. Дзержинского написано: «...в 1955 году поступил в Московское высшее техническое училище им. Баумана и в 1961 году окончил полный курс Военной ордена Ленина и ордена Суворова Артиллерийской инженерной академии им. Дзержинского...». Как же произошло, что поступив в МВТУ им. Баумана, я окончил академию им. Дзержинского? Стране были нужны квалифицированные кадры военных инженеров-ракетчиков для разворачивающихся ракетных полков и соединений, по всему поэтому в один прекрасный день в начале мая 1959 года нас, нескольких студентов 4 курса факультета «Тепловых и гидравлических машин», вызвали в деканат факультета, где нас ожидали два подполковника в артиллерийской форме, как оказалось, из Военной Артиллерийской инженерной академии им. Дзержинского. Огорошив нас сообщением о нашем переводе в академию, без долгих разговоров раздали нам по анкете и чистому листу бумаги и предложили анкеты заполнить и написать свои автобиографии, а после этого пройти медицинскую комиссию в нашей студенческой поликлинике. На естественное наше недоумение и даже возмущение абсолютно неожиданным для нас сообщением, тем более, что мы и понятия не имели о том, кого в действительности готовит академия, считая, что если она называется артиллерийской, то и готовит артиллеристов, а наша будущая специальность - инженеров-конструкторов по газовым турбинам имела большее отношение к авиации, но никак не к артиллерии, и тем более, что подполковники, строго храня государственную и военную тайну, даже словечком не обмолвились, чем мы будем заниматься в академии и кого из нас будут готовить, нам однозначно разъяснили, уже со стороны деканата, что тот, кто откажеться заполнять бумаги и проходить медицинскую комиссию, не будет допущен к весенней экзаменационной сессии, отчислен из училища, а, значит, будет призван в армию в соответствии со своим конституционным долгом, но не офицером, как выпускник академии, а солдатом, как недоучившийся студент. Перспектива, не закончив училище, оказаться на три года в армии в качестве рядового бойца была малоприятной. Заполнили мы бумаги и пошли на медицинскую комиссию, которую быстренько прошли, хотя кое-кто и не прошел по медицинским показателям. Я - прошел, хотя носил очки из-за близорукости, на что обратил внимание комиссии, но мне популярно разъяснили, что близорукость и очки - не помеха для учебы в академии и для того, чтобы стать офицером и служить в армии, ведь в очках я вижу нормально. Что стало для меня в определенной степени неожиданностью и сюрпризом. Дело в том, что, как многие послевоенные мальчишки тогда, я хотел быть офицером и, конечно же, мы страшно завидовали суворовцам и нахимовцам, но попасть туда не было никакой возможности, зато была возможность после 7-го класса поступить в военную спецшколу. Спецшколы были созданы перед войной и предназначались для подготовки юношей для поступления в военные училища. Спецшколы были разного профиля: военно-морские, военно-воздушные и артиллерийские со сроком обучения три года (8 - 10-е классы). Прием в спецшколы осуществлялся через военкоматы с прохождением медицинской комиссии. Поскольку в Москве была артиллерийская спецшкола, то я сделал попытку после 7 класса поступить туда.
Моя попытка оказалась неудачной из-за обнаруженной близорукости. Женщина - врач-офтальмолог сказала мне тогда:
- Молодой человек, к сожалению, Вы никогда не сможете стать офицером.
Чем огорчила меня до слез. Это был приговор окончательный, обжалованию не подлежащий. Естественно, что после окончания школы о поступлении в военное училище я и не помышлял, хотя половина моих одноклассников (я учился в мужской школе) поступила в военные училища. Однако, оказалось, что вынесенный мне приговор оказался не окончательным, и я попал в артиллерийскую, но не спецшколу, а академию, через два года закончил ее и стал все-таки офицером. А пока, после встречи с подполковниками, мы продолжали учиться, сдавать весеннюю экзаменационную сессию, в душе надеясь, что пронесет и все останется по-прежнему. Не пронесло. Но почему именно нас выбрали из десятков студентов для перевода в академию? Да потому, что заранее были отобраны по успеваемости, анкетным данным и по результатам проверки на допуск к работе с секретными документами по форме №1. В конце июня, когда мы сдавали последний экзамен, нас снова вызвали прямо с экзамена в деканат, где декан факультета объявил нам, что в соответствии с приказом министра обороны СССР мы призваны в ряды Вооруженных сил и зачислены на 5-й курс Академии им. Дзержинского, где продолжим обучение в течение 2-х лет в качестве слушателей. Было сказано, что на производственную практику, как планировалось, мы не едим, и нам предоставляется отпуск до конца июля, а 31 июля к 8.00 необходимо прибыть в Сокольнический райвоенкомат для получения дальнейших указаний. Утром 31 июля прибыли мы в военкомат, где обнаружили, что мы не одиноки, кроме нас, студентов МВТУ им. Баумана, там оказались и студенты МАИ, и МАТИ. Принял нас районный военком в своем кабинете, отобрал паспорта, бросил их в сейф, заявив при этом:
- До сих пор вы еще могли сопротивляться, а теперь поздно!
И объявил, что завтра, то есть 1 августа, мы должны прибыть снова сюда же, имея при себе личные вещи и туалетные принадлежности. Утром 1 августа 1959 года во дворе военкомата нас уже ждали офицеры академии и несколько крытых тентами автомобилей ЗИЛ-164, в которые мы и погрузились после проверки и напутствия райвоенкома и представителя академии и поехали. После недолгой поездки по улицам утренней Москвы наша небольшая автомобильная колонна оказалась перед КПП академии со стороны улицы Солянка. Ворота открылись, машины въехали на территорию Военной Артиллерийской инженерной академии им. Дзержинского. Ворота закрылись... Впереди два года учебы в качестве слушателей без звания, так называли нас в академии, защита диплома, присвоение звания «инженер-лейтенант» и направление в 29 ракетную дивизию для дальнейшего прохождения службы.
17 декабря 2014 года исполнилась 55-я годовщина создания Ракетных войск стратегического назначения (РВСН). А ровно 30 лет назад, 17 декабря 1984 года мы отмечали 25-летие РВСН. Впервые за 25 лет командование 29 ракетной дивизии решило отметить 25-летний юбилей Ракетных войск не только торжественными собраниями личного состава частей и подразделений дивизии, а и дружеским банкетом командования дивизии вместе с офицерами управления дивизии и командным составом оставшихся к тому времени в дивизии частей и подразделений. Решение провести совместный банкет связано было не только с 25-летним юбилеем РВСН, но и с тем, что дивизия была снята с боевого дежурства и готовилась к передислокации. 1 марта 1983 года был снят с боевого дежурства последний полк в дивизии - 344 (Приекульский) ракетный полк (рп). Переформирован и 12 мая 1983 года выведен из боевого состава дивизии 867 (Добельский) рп и передислоцирован к новому месту службы. Переформирован и 16 сентября 1983 года выведен из боевого состава дивизии 307 (Елгавский) рп и передислоцирован к новому месту службы. Сформированный в декабре 1983 года в г. Елгава новый 778 рп 16 июня 1984 года выведен из состава дивизии и передислоцирован к новому месту службы. В составе 29 ракетной дивизии остались управление дивизии, узел связи дивизии (УС), 344 ракетный полк, военная школа младших специалистов (ВШМС), подвижная авторемонтная мастерская (ПАРМ) и военный госпиталь. Если бы не снятие дивизии с боевого дежурства, то ни о каком совместном банкете да еще и с женами не могло быть и речи. Боевое дежурство как дамоклов меч в течение 25 лет весело над командованием дивизии и полков, над офицерским составом, несущим боевое дежурство, держа в постоянном нервном напряжении, независимо от того, находишься ли ты на боевом дежурстве или нет, и в тревожном ожидании боевых приказов и распоряжений. Тяжким грузом лежала на плечах ракетчиков РВСН ответственность за состояние боевой готовности и способность к немедленному проведению пусков ракет. Тем, кто никогда не нес боевое дежурство в РВСН, наверное, это трудно понять, не испытав на своей шкуре, что значит боевое дежурство в Ракетных войсках. Тогда поверьте на слово.
Было еще одно обстоятельство, которое надо было неукоснительно соблюдать всему личному составу и нарушение которого грозило неприятными последствиями для нарушителей. Это - тотальная секретность. Дело в том, что Ракетные войска были ВОЙСКАМИ РЕЖИМНЫМИ, причем очень режимными, поэтому в РВСН принято было держать язык за зубами, а не распространять секретную информацию среди тех, кого она не касалась. Это сейчас мы безмятежно называем подлинные номера ракетных полков и дивизий и места расположений ракетных дивизионов, а тогда подлинные номера ракетных частей были информацией закрытой, которую знали только командование частей и офицеры, несшие боевое дежурство на командных пунктах. Я думаю, что и сейчас большинство солдат и даже офицеров, служивших в РВСН, не знают подлинные номера своих ракетных частей. Все знали только условные номера войсковых частей и полки различали по этим номерам или по месту дислокации (вернее, по месту проживания офицеров и прапорщиков), или по телефонным позывным. Даже слово «ракета» не использовалось в повседневной деятельности ракетных частей - ни в служебной переписке, ни на занятиях, ни в разговорах между военнослужащими. Вместо него - всегда только «изделие». В РВСН секретность охватывала всю службу. Сам факт службы в РВСН был военной тайной. Даже наши жены и близкие не знали, в каких войсках мы служим и чем занимаемся, а если и догадывались со временем, то молчали об этом.
Освобожденным от груза ответственности боевого дежурства командирам и офицерам впервые можно было и немного расслабиться за общим столом, отметив 25-летие РВСН. Мероприятие проходило в городе Шяуляе Литовской ССР, точнее под городом Шяуляем в столовой известного колхоза-миллионера «Пирмин» («Вперед»). Кстати, этот колхоз посетил и Горбачев, когда приезжал в город Шяуляй и выступал на местном телевизионном заводе «Таурас» в 1990 году. На банкете присутствовали и шяуляйские партийные и городские власти. Мероприятие прошло в дружеской обстановке, в духе полного взаимопонимания. Ничего не предвещало предстоящей катастрофы нашей страны. Для меня и для многих офицеров дивизии, как присутствующих на банкете, так и отсутствующих, этот юбилей был не только юбилеем РВСН, но и 25-летним сроком службы в Ракетных войсках, ведь 1959 год был годом массового развертывания ракетных полков средней дальности и началом нашей армейской службы. Так случилось, что в Ракетные войска я попал на 4,5 месяце раньше, чем они были официально созданы как вид Вооруженных Сил СССР. 1 августа 1959 года я стал слушателем Военной артиллерийской инженерной академии им. Ф.Э.Дзержинского и 16 августа в летнем лагере академии на Гороховецком артиллерийском полигоне принял военную присягу. РВСН еще не было, но были ракетные части и были военные учебные заведения для подготовки офицеров-ракетчиков. Таким учебным заведением и была академия им. Дзержинского.
Прошло 30 лет. Нет уже СССР, нет уже Литовской ССР, нет колхоза-миллионера «Пирмин», иных уж нет, а те далече… Еще в декабре 1985 года управление 29 рд и 344 рп были выведены из состава 50 РА и передислоцированы в г. Иркутск, где началось формирование качественно новой 29 рд… Но это уже другая история с другими героями. А я возвращаюсь на 55 лет назад.
В 1961 году я закончил 1-й факультет Военной ордена Ленина и ордена Суворова Артиллерийской инженерной академии им. Дзержинского по специальности «Конструкции и двигатели специальной техники» с присвоением квалификации «военного инженера-механика» и воинского звания «инженер-лейтенант» и получил назначение в 29 ракетную дивизию, расположенную в г. Таураге Литовской ССР, на должность «заместителя командира стартовой батареи по технической части».
17 августа 1961 года я и двое таких же молодых инженер-лейтенантов, моих однокурсников, прибыли в штаб ракетной дивизии в г. Таураге. За давностью лет не помню, как мы нашли штаб в незнакомом городе, но нашли и в сопровождении начальника отделения кадров управления дивизии майора М.А.Клочкова, предстали перед глазами начальника штаба дивизии полковника Ю.В. Торопова, потому что командир дивизии генерал-майор А.А.Колесов в это время находился в одном из полков дивизии. Ознакомившись с нашими документами и обнаружив, что мы прибыли на два дня позже установленного срока, он, как потом мы по ходу службы узнали, в своей манере с использованием народной лексики, отчитал нас, распорядился незамедлительно отправить нас по полкам, куда мы были уже распределены, и пригрозил, что, если мы и в полки опаздаем, то к нам будут приняты соответствующие меры. Мы прибыли с опозданием в штаб дивизии не из-за разгильдяйства, а по уважительной причине на наш взгляд, резонно рассудив, что ничего страшного не случится, если мы опаздаем на день-другой, но перед отъездом получим на дорогу в академии денежное содержание за август-месяц. Незамедлительно отправить означало, что на следующий день мы должны были убыть в свои полки. Я - в г. Добеле Латвийской ССР для дальнейшего прохождения службы в инженерной должности заместителя командира 8-ой стартовой батареи по технической части, мои товарищи - один в г. Плунге Литовской ССР, а другой в пгт. Приекуле Латвийской ССР. Дежурный по управлению дивизии объяснил нам, каким образом нам добраться до своих полков. Переночевали мы в штабе дивизии вполне комфортно в комнате с 4-мя заправленными кроватями.
Рано утром автобусом Калининград - Рига убыл я к определенному мне месту службы и к вечеру добрался до Добеле-2 - место расположения жилого городка для офицерского состава теперь уже моего полка и штаба полка. Нагруженный чемоданом с офицерским приданным и картонкой для фуражки вылез из автобуса в Добеле-2, огляделся по сторонам: с левой стороны от шоссе тянулся длинный забор, за которым виднелись какие-то здания и сооружения, как оказалось потом, территория расположения некоторых частей и подразделений 24 учебной танковой дивизии Прибалтийского военного округа. На этой же территории находился штаб ракетного полка, казарма для личного состава, автопарк и клуб полка. Справа от шоссе - между деревьев, в основном сосен, жилые дома в два-три этажа и отдельные одноэтажные домики. Куда пойти, куда податься...? На помощь мне пришел какой-то старший лейтенант, оказавшийся рядом, который сразу понял, что прибыл новоиспеченный лейтенант. Да и понять это было не сложно, увидев молодого лейтенанта с чемоданом и картонкой в руках, озирающегося по сторонам. Узнав от меня, что прибыл я в войсковую часть 23460 для дальнейшего прохождения службы, он посоветовал мне устроиться в офицерскую гостиницу полка, переночевать, а уже завтра с утра прибыть в штаб полка для представления начальству. Идти сразу в штаб полка не имело смысла - было уже поздно. Предложение было разумным и я его принял. Старший лейтенант, как выяснилось, офицер ремонтно-технической базы (РТБ) Цареградский, проводил меня до гостиницы, которая оказалась сборно-щитовым бараком, выкрашенным в зеленый цвет, как я потом узнал, называемым его обитателями-офицерами полка и РТБ с символическим намеком «Зеленым змием». Женщина - дежурная по гостинице без проблем оформила меня и указала номер комнаты, в которой можно было разместиться. В комнате оказалось три кровати, стол у окна и платяной шкаф. Стандартная обстановка стандартной сборно-щитовой офицерской гостиницы в ракетных полках и ракетных дивизионах РСД Р-12, в которых пришлось за годы службы провести немало времени и в первые годы службы до женитьбы, и на боевом дежурстве, и на учениях, и в командировках. На одной из кроватей у стола сидел, скрестив по-турецки ноги, худощавый темноволосый парень с заметной щетиной на лице (как у нынешних демократов и либералов, вроде Сванидзе) в майке и спортивных штанах и ел печенье, которое доставал из надорванной пачки, лежавшей на столе. Больше никого не было, кровати были застелены свежим постельным бельем. Познакомились, парень оказался офицером 1-го рдн, лейтенантом Николаем Назарчуком, сменившимся с боевого дежурства, которое для него продолжалось целый месяц, потому что пришлось, отдежурив со своей батареей положенные две недели, продолжить боевое дежурство с другой батареей, подменяя отсутствующего офицера той батареи. Назарчук в общих чертах ввел меня в курс дела, благо у нас был целый вечер впереди, а он никуда не торопился, уставший от месячного боевого дежурства.
Утром, к началу рабочего дня, прибываю в штаб полка, который располагался на территории 24 учебной танковой дивизии рядом с КПП точно в таком же сборно-щитовом бараке, как и гостиница. Представляюсь, как положено, командиру полка полковнику М.П. Данильченко, который по-отечески, доброжелательно побеседовал со мной о предстоящей службе и дал несколько напутственных советов по службе и внеслужебной жизни, назвав несколько фамилий молодых офицеров, с которыми он рекомендовал ограничить общение только служебной деятельностью из-за их подмоченной репутации, связанной со злоупотреблением спиртными напитками. Надо сказать, что такое предостережение командира полка не было лишено основания в то время, потому что молодые, недавно сформированные или еще формирующиеся ракетные полки были укомплектованы в основном молодыми офицерами, в подавляющем большинстве своем холостяками, кроме того, многие из офицеров полка, кто был женат, вынуждены были временно обходиться без семей из-за отсутствия жилья, которое только строилось. Что не могло не сказаться на поведении в свободное от службы и боевого дежурства время, поэтому рестораны (столовые-рестораны) в населенных пунктах дислокации полков были заполнены по вечерам офицерами, особенно по субботам и воскресениям, с вытекающими отсюда неприятными последствиями для некоторых. Надо сказать, что полковник М.П.Данильченко довольно точно назвал мне несколько офицеров, с которыми пришлось впоследствии через несколько лет расстаться из-за злоупотребления спиртными напитками - уволить или перевести в другие части. Хотя с лейтенантом Штыковым он ошибся. Виктор Штыков, старший техник 2-го отделения 8 стартовой батареи, куда я был назначен заместителем командира батареи по технической части, через два года стал начальником 2-го отделения 7-ой батареи, еще через некоторое время поступил в академию им. Можайского, закончил ее и был назначен командиром полка в Тейковской дивизии. Да, шло время, лейтенанты взрослели, обзаводились семьями, и жизнь все расставляла по своим местам.
В конце беседы, закончив наставления и пожелав успешной службы, командир заявил, что нечего мне болтаться здесь до следующего утра, а надо добираться до дивизиона сегодня же на попутном транспорте (имелся в виду, конечно, полковой транспорт), который из автопарка проезжает мимо штаба полка к КПП. Возможно, какая-нибудь автомашина пойдет во 2-ой дивизион.
Я вышел из штаба и стал ждать. Действительно, минут через 20-30 к штабу подъехал бортовой КРАЗ-214, который, как выяснилось, ехал во 2-ой дивизион, или, как тогда говорили, в Жагаре. Я уже узнал, что Тервете означает 1-ый дивизион, Жагаре - 2-ой дивизион, Элея - 3-ий дивизион. Залезаю в кузов, машина трогается, я с интересом смотрю по сторонам. Проезжаем краем Добеле мимо памятника советским воинам - танка Т-34 на постаменте (захватив власть, латышские националисты уничтожили его) следуем по дороге на юг, в сторону литовской границы. Через несколько километров заканчивается асфальт и начинается грунтовая дорога, по которой офицерам полка пришлось проехать не одну сотню километров в течение многих лет, прежде чем появилось асфальтовое покрытие дороги. Наконец, не доезжая до литовской границы километра три, машина поворачивает налево на грунтовую дорогу, проложенную в лесу, приближается к мосту через небольшую речку, перезжает через мост, проезжает мимо двух столбов с надписями на латышском и литовском языках «Запретная зона. Проезд и проход запрещен» и углубляется в лес по дороге, которая закончивается перед КПП с надписью «Техсклады». Из помещения КПП выходит солдат, проверяет документы, открывает ворота, КРАЗ-214 въезжает на территорию 2-го рдн 867 рп. Ворота закрываются... И так в течение 17 лет изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год, за исключением дней боевого дежурства, учений, занятий, командировок, отпусков...
Однажды Бог бинокль взял
И глянул он с небес.
И сквозь туманы увидал
Наш совсекретный лес.
И задал он вопрос тогда:
Скажи-ка, ангел мой,
Кого же черт занес туда
В лес темный и сырой?
Ему ответил он: Всевышний!
Их жизнь в твоих руках.
Состав людей живет там лишний.
Им нету места в городах.
Какой же черт занес меня, москвича, учившегося в свое время в Московском высшем техническом училище им. Баумана (МВТУ им. Баумана), сюда, в лес темный и сырой, на долгие 17 лет? В моем дипломе об окончании Академии им. Дзержинского написано: «...в 1955 году поступил в Московское высшее техническое училище им. Баумана и в 1961 году окончил полный курс Военной ордена Ленина и ордена Суворова Артиллерийской инженерной академии им. Дзержинского...». Как же произошло, что поступив в МВТУ им. Баумана, я окончил академию им. Дзержинского? Стране были нужны квалифицированные кадры военных инженеров-ракетчиков для разворачивающихся ракетных полков и соединений, по всему поэтому в один прекрасный день в начале мая 1959 года нас, нескольких студентов 4 курса факультета «Тепловых и гидравлических машин», вызвали в деканат факультета, где нас ожидали два подполковника в артиллерийской форме, как оказалось, из Военной Артиллерийской инженерной академии им. Дзержинского. Огорошив нас сообщением о нашем переводе в академию, без долгих разговоров раздали нам по анкете и чистому листу бумаги и предложили анкеты заполнить и написать свои автобиографии, а после этого пройти медицинскую комиссию в нашей студенческой поликлинике. На естественное наше недоумение и даже возмущение абсолютно неожиданным для нас сообщением, тем более, что мы и понятия не имели о том, кого в действительности готовит академия, считая, что если она называется артиллерийской, то и готовит артиллеристов, а наша будущая специальность - инженеров-конструкторов по газовым турбинам имела большее отношение к авиации, но никак не к артиллерии, и тем более, что подполковники, строго храня государственную и военную тайну, даже словечком не обмолвились, чем мы будем заниматься в академии и кого из нас будут готовить, нам однозначно разъяснили, уже со стороны деканата, что тот, кто откажеться заполнять бумаги и проходить медицинскую комиссию, не будет допущен к весенней экзаменационной сессии, отчислен из училища, а, значит, будет призван в армию в соответствии со своим конституционным долгом, но не офицером, как выпускник академии, а солдатом, как недоучившийся студент. Перспектива, не закончив училище, оказаться на три года в армии в качестве рядового бойца была малоприятной. Заполнили мы бумаги и пошли на медицинскую комиссию, которую быстренько прошли, хотя кое-кто и не прошел по медицинским показателям. Я - прошел, хотя носил очки из-за близорукости, на что обратил внимание комиссии, но мне популярно разъяснили, что близорукость и очки - не помеха для учебы в академии и для того, чтобы стать офицером и служить в армии, ведь в очках я вижу нормально. Что стало для меня в определенной степени неожиданностью и сюрпризом. Дело в том, что, как многие послевоенные мальчишки тогда, я хотел быть офицером и, конечно же, мы страшно завидовали суворовцам и нахимовцам, но попасть туда не было никакой возможности, зато была возможность после 7-го класса поступить в военную спецшколу. Спецшколы были созданы перед войной и предназначались для подготовки юношей для поступления в военные училища. Спецшколы были разного профиля: военно-морские, военно-воздушные и артиллерийские со сроком обучения три года (8 - 10-е классы). Прием в спецшколы осуществлялся через военкоматы с прохождением медицинской комиссии. Поскольку в Москве была артиллерийская спецшкола, то я сделал попытку после 7 класса поступить туда.
Моя попытка оказалась неудачной из-за обнаруженной близорукости. Женщина - врач-офтальмолог сказала мне тогда:
- Молодой человек, к сожалению, Вы никогда не сможете стать офицером.
Чем огорчила меня до слез. Это был приговор окончательный, обжалованию не подлежащий. Естественно, что после окончания школы о поступлении в военное училище я и не помышлял, хотя половина моих одноклассников (я учился в мужской школе) поступила в военные училища. Однако, оказалось, что вынесенный мне приговор оказался не окончательным, и я попал в артиллерийскую, но не спецшколу, а академию, через два года закончил ее и стал все-таки офицером. А пока, после встречи с подполковниками, мы продолжали учиться, сдавать весеннюю экзаменационную сессию, в душе надеясь, что пронесет и все останется по-прежнему. Не пронесло. Но почему именно нас выбрали из десятков студентов для перевода в академию? Да потому, что заранее были отобраны по успеваемости, анкетным данным и по результатам проверки на допуск к работе с секретными документами по форме №1. В конце июня, когда мы сдавали последний экзамен, нас снова вызвали прямо с экзамена в деканат, где декан факультета объявил нам, что в соответствии с приказом министра обороны СССР мы призваны в ряды Вооруженных сил и зачислены на 5-й курс Академии им. Дзержинского, где продолжим обучение в течение 2-х лет в качестве слушателей. Было сказано, что на производственную практику, как планировалось, мы не едим, и нам предоставляется отпуск до конца июля, а 31 июля к 8.00 необходимо прибыть в Сокольнический райвоенкомат для получения дальнейших указаний. Утром 31 июля прибыли мы в военкомат, где обнаружили, что мы не одиноки, кроме нас, студентов МВТУ им. Баумана, там оказались и студенты МАИ, и МАТИ. Принял нас районный военком в своем кабинете, отобрал паспорта, бросил их в сейф, заявив при этом:
- До сих пор вы еще могли сопротивляться, а теперь поздно!
И объявил, что завтра, то есть 1 августа, мы должны прибыть снова сюда же, имея при себе личные вещи и туалетные принадлежности. Утром 1 августа 1959 года во дворе военкомата нас уже ждали офицеры академии и несколько крытых тентами автомобилей ЗИЛ-164, в которые мы и погрузились после проверки и напутствия райвоенкома и представителя академии и поехали. После недолгой поездки по улицам утренней Москвы наша небольшая автомобильная колонна оказалась перед КПП академии со стороны улицы Солянка. Ворота открылись, машины въехали на территорию Военной Артиллерийской инженерной академии им. Дзержинского. Ворота закрылись... Впереди два года учебы в качестве слушателей без звания, так называли нас в академии, защита диплома, присвоение звания «инженер-лейтенант» и направление в 29 ракетную дивизию для дальнейшего прохождения службы.