Большая глотка Ла Гулю

[ershov_pavel]

Шум и гам в этом логове жутком…
Сергей Есенин
Канкан по-французски «шум и гам». Выросший из инфернального галопа «Орфея в аду» Оффенбаха он был не просто непристоен, но поистине нечист: первыми его исполнителями были рабочие - мужчины и женщины - парижских трущоб, а шпагаты и прыжки несколько позже привнес парижский акробат с танцевальной фамилией Мазурьё. Каким же мужеством и нахальством надо было обладать, чтобы вывести это действо на сцены Монмартра пред очи аристократической публики! Луиза Вебер обладала и тем и другим вполне.


Ее мать была прачкой, так что недостатка в нарядах у бедной еврейской девчонки не было. Тайком от матери она таскала отданные в стирку туалеты и отплясывала в них - каждый вечер в новом! - дразня мужчин коронным трюком: задирала подол платья и сбивала мыском ноги шляпы с голов, демонстрируя счастливчику трусики с вышитым сердцем. Здесь, в пригородных кафешантанах, Ла Гулю закономерно обрела первую известность и сценическое имя, оставшееся до смерти. Дело в том, что во время танца Луиза имела привычку залпом опустошать бокалы гостей, за что получила прозвище La Goulue, «большеротая», или «обжора».
Днем Луиза продавала цветы, где ее и заприметил хозяин Мулен Руж Зидлер (Что заставляет, между прочим, задуматься, не послужила ли она прототипом Элизы Дулиттл). Уже через несколько дней Луиза закрепилась в труппе легендарной «Мельницы», где стала выступать в паре с другой звезлой - Валентином Бескостным (он страдал от синдрома - гиперэластичности суставов). Ла Гулю быстро стала звездой кабаре и иконой Мулен Руж: сперва экстравагантную танцовщицу заприметил плотоядный Ренуар, предложив Луизе подработать натурщицей, а позже Тулуз-Лотрек, завсегдатай квартала красных фонарей и «Мельницы», сделал ее неотъемлемой частью канкана, рисуя на афишах и картинах. Интересно, что Луизы не оставила своих периферийных привычек, даже став узнаваемой артисткой и музой художников. Так однажды она сбила ногой шляпу с принца Уэльского.


Гулю покинула Мулен Руж в двадцать девять, на пике славы и богатства. Парадоксально, но за стенами «Мельницы» жизнь тут же взяла ее в оборот, перемолов своими жерновами. В 1907 году, после нападения пумы из личного зверинца, Гулю впадает в депрессию и алкоголизм. (Что заставляет, между прочим, задуматься, не послужила ли она прототипом героини рассказа Конан-Дойла «История жилички под вуалью»). В 1928-м, обрюзгшая и неузнанная, Ла Гулю уже продает сигареты возле бывшего места работы, как раз там, где четверть века назад продавала цветы. В 1930-м, в возрасте 62 лет, она умирает от водянки, оставшись в истории благодаря афишам Тулуз-Лотрека, полотнам Ренуара и фотографическим ню Дельме: пышная, рыжая, шумная.