Черный квадрат, или Затмение Солнца Русской Поэзии
Эта картина по самой своей супрематической сути чревата толкованиями, как никакая другая. Именно поэтому я воздержусь от спекуляций в духе «Поле a1 шахматной доски» или «Переход негров через Черное море». Тем более, что за три десятка лет до Малевича вставить в раму черный прямоугольник догадался французский поэт Било, назвав свое творение «Combat de nègres dans un tunnel» («Битва негров в туннеле»). Отметим, что шутка - последнее, что имел в виду Малевич своим творением, и двинемся дальше.
В «Черном квадрате» важно то, что за ним. И чтобы докопаться до сути нам придется преодолеть не один слой. Начнем с того, что «Черный квадрат» впервые появляется на сцене в 1913-м, как декорация к спектаклю «Победа над солнцем», но и это судя по всему еще не начало. К моменту создания декорации для «Победы над солнцем» квадрат какое-то время вызревал в голове художника, самостоятельно прокладывая себе дорогу в вечность. Сегодня известно, что Малевич нарисовал свой квадрат поверх цветного холста: радужная палитра сегодня просвечивает сквозь квадрат. Сам Малевич рассказывал такую историю: «Дело в том, что один из вариантов "Лесоруба" я замазал - гнусно вышло, и я его превратил просто в черный квадрат. Думал поверх отрисовать одну идею, но этот холст у меня украли. На обороте моя подпись, боюсь, что его хотят использовать против нас...» Некоторые искусствоведы полагают, что Казимиру удалось найти украденный холст, "но после всех треволнений он решил ничего на нем пока не писать... и два года спустя показал его на выставке вместе с другими навеянными образом квадрата работами..." В другом месте Казимир признается, что рисовал другую картину, «Кочегара», но «тот вышел плохо и холст пришлось замалевать» (вот же фамилия для художника - Малевич!» Наряду с Эрнстом Неизвестным и Аполлоном Коринфским я бы отнес Малевича к топу псевдопсевдонимов).
Так или иначе, квадрат был явлен свету. Пожалуй, в антитезе свету и состоит идея квадрата как абсолютно черного тела, ибо что другое являет собой полную победу над светилом и при этом доступно ограниченному плоскостью рамы художнику? На выделенном ему участке вселенной Малевич сделал все, чтобы проиллюстрировать манифест футуристов, призывающий бросить (да-да, именно бросить, не сбросить) Пушкина и присных с корабля современности или, по крайней мере, подержать его, что называется, в черном теле. Пушкин, вероятно, и есть то самое Солнце (Русской Поэзии), над которым тщились одержать победу футуристы. Понятно, что повторить поступок Дантеса и «затмить» Пушкина физически им было не под силу, поэтому «Черный квадрат» по мысли создателя должен знаменовать победу творческую, стать последним гвоздем в крышку гроба Пушкина. Или камнем на шее - чтобы сброс с корабля был, так сказать, гарантированным. Или солнечным затмением.
Черный квадрат - это черная метка, которую футуристы с подачи Малевича предъявили Пушкину сотоварищи. Персонаж «Бойцовского клуба» произносит знаковую фразу: «Я хотел уничтожить что-то красивое» Футуристы опередили героев Паланика на 80 лет. Они организовали свой проект «Прорыв», вызывая на открытый бой «Пушкина и Достоевского» и раздавая пощечины общественному консюмеризму и конформизму». Как известно, первый «Квадрат» породил череду метаморфоз. Победа над Солнцем сменилась пощечиной общественному вкусу («Красный квадрат»), а та, в свою очередь, превратилась в синяк («Синий квадрат»). Персонаж того же «Клуба» сообщает, что хотел «подтереть задницу Мона Лизой». «Черный квадрат» - результат такого «подтирания». Даже размеры «Квадратов» почти совпадают с размерами картины Леонардо (77 х 53 см): Первый квадрат имел размеры 79 х 79, четвертый - 53 х 53. Позже герои «Клуба» объясняют свое желание измарать Джоконду: «по крайней мере, Бог узнает наши имена». Понятно, что в обоих случаях имеет место синдром Герострата. За тем исключением, что эфесец обращался к богам напрямую, а футуристы действовали через муз.
Пушкин, конечно, не мог ответить на этот вызов, но у него нашелся заступник в лице записного поборника классики и гонителя современных «натов пинкертонов» Корней Чуковский. В этом смысле любопытно порассуждать о связи «Победы над солнцем» и «Краденого солнца». Сказка Чуковского, известного своей олдскульной тягой к классике, представляется антиагиткой футуристам. Трудно удержаться от соблазна сравнить Малевича и прочих с крокодилом. Что же, воспользуемся советом Уайльда и поддадимся ему (соблазну, не Уайльду). Крокодил - это, конечно, собирательный образ варваров (или, пользуясь термином самого Чуковского, готтентотов), покусившихся на классиков и лично на Александра Нашего Все Пушкина. Медведь пытается усовестить крокодила:
Ишь разбойничья порода:
Цапнул солнце с небосвода
И с набитым животом
Завалился под кустом.
Но тому как с гуся вода:
Но бессовестный смеётся
Так, что дерево трясётся:
"Если только захочу,
И луну я проглочу!"
Луна - это уже угроза серебряному веку. Вместе с Пушкиным «пучеглазые» футуристы грозят затмить собой и поэтов ХХ века, то есть современников. (Кстати, премьера оперы состоялась в питерском «Луна-Парке», так что даже в названии места действия была заложена антитеза дневному светилу). Этого Чуковский стерпеть не мог:
Не стерпел
Медведь,
Заревел
Медведь,
И на злого врага
Налетел
Медведь.
Испугался Крокодил,
Завопил, заголосил,
А из пасти
Из зубастой
Солнце вывалилось,
В небо выкатилось!
И крокодилы действительно образумились! Я люблю вас живого, а не мумию, сказал Маяковский в стихотворении «Юбилейное» (1924):
В небе вон
луна
такая молодая,
что ее
без спутников
и выпускать рискованно.
Здесь Маяковский, попутно пророчествуя о запуске советским союзом искусственного спутника земли, еще тоскует о непроглоченной луне. Но теперь, спустя 12 лет после «Пощечины общественному вкусу» и 11 лет после «Победы над солнцем» лидер футуристов в корне пересматривает свое отношение к Пушкину:
Я
теперь
свободен
от любви
и от плакатов.
Шкурой
ревности медведь
лежит когтист.
Маяковский насмехается над Чуковским, но уже и готов извиниться перед Пушкиным:
Нами
лирика
в штыки
неоднократно атакована,
ищем речи
точной
и нагой.
Но поэзия -
пресволочнейшая штуковина:
существует -
и ни в зуб ногой.
Я люблю вас,
но живого,
а не мумию.
В общем, высвободили Пушкина. Спасибо тебе, дедушка, за солнышко. Но эпизод с Пушкиным - лишь один слой «Квадрата», мальчишеская его часть. Малевич не просто покусился на солнышко, не просто «замазал Мону Лизу». Казимир сам «казал миру» и стал звездой мировой живописи. Попутно он создал новый объект живописи. Сюжет в мировой живописи постоянно эволюционирует: в средневековье она была религиозной - изображала библейские сюжеты; начиная с Джотто и до 19 века она становится драматургической - что бы и в каком жанре ни изображалось, это был сюжет, событие; импрессионисты стали рисовать свет, предметом изображения для них была сама живопись; наконец, предмет супрематизма - энергия. Физика учит нас, что белый цвет - есть смешение других цветов. В Китае таким смешением - цветом света - считали черный. Так же считал и Малевич: его Квадрат нарисован мазками - вибрациями, по выражению Паолы Волковой - разных цветов. Он зарядил свое творение по истине неземной энергией. Энергетику «Квадрата» нельзя не ощутить, приблизившись к нему в Русском музее. Причем касается это, по замечанию той же Волковой, лишь к первому из «Квадратов». На реплики энергии не хватило: первенец стянул на себя все.
Говоря о Черном квадрате, обычно забывают фон, на котором этот квадрат написан. В прямом смысле - белую раму, внутрь которой помещен собственно квадрат. А ведь это половина всего полотна! Трудно поверить, но площадь белого канта в точности равна площади квадрата. С учетом этой равнозначности черного и белого, а также с учетом того, что квадрат в действительности никакой не квадрат и не имеет ни одной пары параллельных сторон, картину Малевича можно уподобить русскому Инь-Ян. Малевич нарисовал монаду жизни и смерти с поправкой на коллизии 20 века, уже вступившего в Мировую войну. Говорят, когда Малевич закончил свою работу и, схватившись за голову, размышлял, что же он сотворил, сутками отказываясь от еды и сна, ему рассказали про буддистское значение квадрата (символ бесконечного пространства мира). В ответ Малевич «лишь широко раскрыл глаза».
Изображая дух цвета, Малевич замыкает эволюцию, возвращая живопись к религии. А значит будет новый Восход.