Климова, прот. Борис Трещанский, Гершаник. - КОНТИНЕНТ, №137
Галина Климова (Москва):
В разгар студеного распада
воспоминания мои
видны, как сильная рассада
на почве детства и любви.
прот. Борис Трещанский (с заметкой о нем Ирины Роднянской):
Чин постриженья в схиму
Заучиваем сердцем наизусть
Еще невидимей для мира
Да будут слезы пусть
И исповедь совсем короткая
Как перед самой уже смертью
С отметиной
Оставленной на шее волком
Себя предам на Божье милосердие
Анна Гершаник (Керчь):
Нашу бухту парусник Грэя минует. И все же
Пара-другая ассолей топчется на берегу.
Приезжие узнаются по сожженной до запаха коже,
Так что эти - местные, хотя утверждать не могу.
В их спокойствии - что-то эпическое, неземное.
Осветленные волосы - словно из мрамора! - не дрожат.
Их не трогают заботы, давно управляющие мною,
Им и в голову не приходит суетиться, куда-то бежать.
Я завидую: хоть бы кусочек их бессмертной души нам,
Веры в чудо, в детство, преданное нами давно!
Их здоровые парни уводят к большим машинам -
Не иначе, друзья заботятся: становится темно.
Они уходят. Я вижу: мерцают упругие спины,
Темнота расступается, обнаруживая изначальный брак.
А я разгребаю ночь, как покойник - могильную глину,
И долго оттираю с кожи налипший полуночный мрак.
Грэй, гляди веселей! Как мушкетерской шпагой,
Покалывай море не знающим устали веслом.
Спи, Александр Степаныч, - ты не зря изводил бумагу
И затягивал нам души гордиевым морским узлом!
В разгар студеного распада
воспоминания мои
видны, как сильная рассада
на почве детства и любви.
прот. Борис Трещанский (с заметкой о нем Ирины Роднянской):
Чин постриженья в схиму
Заучиваем сердцем наизусть
Еще невидимей для мира
Да будут слезы пусть
И исповедь совсем короткая
Как перед самой уже смертью
С отметиной
Оставленной на шее волком
Себя предам на Божье милосердие
Анна Гершаник (Керчь):
Нашу бухту парусник Грэя минует. И все же
Пара-другая ассолей топчется на берегу.
Приезжие узнаются по сожженной до запаха коже,
Так что эти - местные, хотя утверждать не могу.
В их спокойствии - что-то эпическое, неземное.
Осветленные волосы - словно из мрамора! - не дрожат.
Их не трогают заботы, давно управляющие мною,
Им и в голову не приходит суетиться, куда-то бежать.
Я завидую: хоть бы кусочек их бессмертной души нам,
Веры в чудо, в детство, преданное нами давно!
Их здоровые парни уводят к большим машинам -
Не иначе, друзья заботятся: становится темно.
Они уходят. Я вижу: мерцают упругие спины,
Темнота расступается, обнаруживая изначальный брак.
А я разгребаю ночь, как покойник - могильную глину,
И долго оттираю с кожи налипший полуночный мрак.
Грэй, гляди веселей! Как мушкетерской шпагой,
Покалывай море не знающим устали веслом.
Спи, Александр Степаныч, - ты не зря изводил бумагу
И затягивал нам души гордиевым морским узлом!