Владимир Савенко. Просто жизнь. 17
1958 год.
1 мая я вернулся. Погода! Всё цветёт!
А я искал работу. И уже много прошёл. И в Орликовом переулке (от Комсомольской площади к Проспекту Мира ведёт), в здании, где когда-то был персональный лифт Кагановича…
Меня тянуло к конструкторской работе. Я забрался. Захожу - сидит мужичок симпатичный-симпатичный, как дед Мазай. Зав конструкторским отделом института гидростроймеханизации, который проектировал нестандартное оборудование для промышленных стройматериалов. Говорит:
- Чё ты встал? Садись. Откуда?
- Из армии.
Всё ему рассказал.
- Чертить-рисовать умеешь?
Я в детстве ещё выучился чертить, у меня соседка была, художница, я от неё многому научился.
- Ну, есть у меня место. Вот кульман твой! Садись и работай. Ты сейчас хочешь начать работу или завтра?
- Сейчас.
- Значит, прямо с сегодняшнего дня ты зачислен. Вот, - он показал на сотрудника, - склонился - вот Морозов. Он твой шеф будет.
Морозов дал мне кипу чертежей - написать пояснительную записку.
Я разобрался с чертежами, написал. А во время перекуров - я спросил, кто будет читать эту пояснительную записку. Мне сказали, что сюда никто даже не заглянет. И я подробно всё расписал, а в конце добавил: такую-то деталь выкрасить в нежно-розовый цвет.
Морозов записку посмотрел, пролистал, потом начальнику, потом главному инженеру - он подпись поставил, и всё отправили заказчику.
У нас было несколько комнат. В одной лихие мужики сидели. И в первую получку я должен был им проставиться - и я тогда раскололся, рассказал им про нежно-розовый цвет.
Ну, пошла конструкторская жизнь у меня. Интересная. Командировки.
Среди стройматериалов есть цементные барабаны, не наши, но запчасти нам не поставляли. Надо было замерить старую запчасть, выполнить и заменить. Один из них находился в Жигулёвске, на горке, над Волгой. Чудное место. И я на террасе, у меня кульман. Я встаю ни свет ни заря. Работаю.
Там ещё зэки работали, они могли для забавы сбросить фраера какого-нибудь. Мы туда кучей ходили. Женщин туда совсем не пускали. Они бы женщину сразу ухватили - и на хор.
Две женщины у нас было. Одна - Эмилия, интеллигентная, другая - Людка. Бегак -был такой известный танцор Большого театра. Они, танцоры, в нужное место подкладывают, чтобы казалось - ого. Она о себе говорит: я попала в эту компанию и с тающим сердцем отдалась этому Бегаку, а он оказался импотентом.
Эмилию и Людка были совсем разные, но хорошо относились друг к другу.
Ещё был колоритный Косяков, который любил выпить, но не умел. Когда намечалась пьянка, он был в предвкушении, бегал, читал стихи. Потом выпивал одну рюмку, вторую - голова поникла - и он описался.
Ещё была командировка в Хабаровск. Это было лето. Мы жили в женской школе. Маленький посёлочек на окраине, где все друг друга знают.
Мы в магазине кроме водки никогда ничего не брали.
Однажды приходим - женщина покупает. Дайте, говорит, то-то, а на остальные деньги - трусики. Её спрашивают: какой размер?
- На ириску.
Это была окраина города, мы иногда задерживались, приходилось такси брать. По очереди голосовали. Я выхожу - едет машина. Я поднимаю руку - вижу - милиционер. Я с досады машу рукой. Выходит майор.
- Мало того, что вы нарушаете, так вы ещё и рукой машете.
Тут выходят все наши парни, пять человек, красивые, высокие москвичи, улыбаются, я самый низкий был среди них. Он говорит: я вам сейчас нужную машину остановлю.
Там левый берег - высокий, правый - низкий, песчаный пляж. Мы отдыхали. Наспиртовались, нашампанились и устроили там борьбу, в которую вписались некоторые аборигены.
Потом абориген подходит (нос разбит, синяки) и говорит:
- Сделайте мне справку.
- Какую?
- Что я получил травму во время спортивных соревнований.
1 мая я вернулся. Погода! Всё цветёт!
А я искал работу. И уже много прошёл. И в Орликовом переулке (от Комсомольской площади к Проспекту Мира ведёт), в здании, где когда-то был персональный лифт Кагановича…
Меня тянуло к конструкторской работе. Я забрался. Захожу - сидит мужичок симпатичный-симпатичный, как дед Мазай. Зав конструкторским отделом института гидростроймеханизации, который проектировал нестандартное оборудование для промышленных стройматериалов. Говорит:
- Чё ты встал? Садись. Откуда?
- Из армии.
Всё ему рассказал.
- Чертить-рисовать умеешь?
Я в детстве ещё выучился чертить, у меня соседка была, художница, я от неё многому научился.
- Ну, есть у меня место. Вот кульман твой! Садись и работай. Ты сейчас хочешь начать работу или завтра?
- Сейчас.
- Значит, прямо с сегодняшнего дня ты зачислен. Вот, - он показал на сотрудника, - склонился - вот Морозов. Он твой шеф будет.
Морозов дал мне кипу чертежей - написать пояснительную записку.
Я разобрался с чертежами, написал. А во время перекуров - я спросил, кто будет читать эту пояснительную записку. Мне сказали, что сюда никто даже не заглянет. И я подробно всё расписал, а в конце добавил: такую-то деталь выкрасить в нежно-розовый цвет.
Морозов записку посмотрел, пролистал, потом начальнику, потом главному инженеру - он подпись поставил, и всё отправили заказчику.
У нас было несколько комнат. В одной лихие мужики сидели. И в первую получку я должен был им проставиться - и я тогда раскололся, рассказал им про нежно-розовый цвет.
Ну, пошла конструкторская жизнь у меня. Интересная. Командировки.
Среди стройматериалов есть цементные барабаны, не наши, но запчасти нам не поставляли. Надо было замерить старую запчасть, выполнить и заменить. Один из них находился в Жигулёвске, на горке, над Волгой. Чудное место. И я на террасе, у меня кульман. Я встаю ни свет ни заря. Работаю.
Там ещё зэки работали, они могли для забавы сбросить фраера какого-нибудь. Мы туда кучей ходили. Женщин туда совсем не пускали. Они бы женщину сразу ухватили - и на хор.
Две женщины у нас было. Одна - Эмилия, интеллигентная, другая - Людка. Бегак -был такой известный танцор Большого театра. Они, танцоры, в нужное место подкладывают, чтобы казалось - ого. Она о себе говорит: я попала в эту компанию и с тающим сердцем отдалась этому Бегаку, а он оказался импотентом.
Эмилию и Людка были совсем разные, но хорошо относились друг к другу.
Ещё был колоритный Косяков, который любил выпить, но не умел. Когда намечалась пьянка, он был в предвкушении, бегал, читал стихи. Потом выпивал одну рюмку, вторую - голова поникла - и он описался.
Ещё была командировка в Хабаровск. Это было лето. Мы жили в женской школе. Маленький посёлочек на окраине, где все друг друга знают.
Мы в магазине кроме водки никогда ничего не брали.
Однажды приходим - женщина покупает. Дайте, говорит, то-то, а на остальные деньги - трусики. Её спрашивают: какой размер?
- На ириску.
Это была окраина города, мы иногда задерживались, приходилось такси брать. По очереди голосовали. Я выхожу - едет машина. Я поднимаю руку - вижу - милиционер. Я с досады машу рукой. Выходит майор.
- Мало того, что вы нарушаете, так вы ещё и рукой машете.
Тут выходят все наши парни, пять человек, красивые, высокие москвичи, улыбаются, я самый низкий был среди них. Он говорит: я вам сейчас нужную машину остановлю.
Там левый берег - высокий, правый - низкий, песчаный пляж. Мы отдыхали. Наспиртовались, нашампанились и устроили там борьбу, в которую вписались некоторые аборигены.
Потом абориген подходит (нос разбит, синяки) и говорит:
- Сделайте мне справку.
- Какую?
- Что я получил травму во время спортивных соревнований.