Поволжье - окончание
Длинный день на берегу Волги
Воскресенье вобрало в себя события, которых хватило бы на несколько полновесных дней. Расскажу о них пунктирно, впечатление дополнят фотографии.
Юра привёз нас (пятерых: меня, Колю, Люду, Нину и Ладу) в лагерь юных яхтсменов утром, после завтрака.
Горьковское водохранилище (Горе-море), противоположный, высокий и обрывистый берег которого едва виден в дымке. Лада сразу сказала:
- Там горы!
Лагерь на песчаном берегу, поросшем чудесными сильными соснами. Влево - залив, напротив полуостров, возле которого на отмели стоят серые цапли. Залив разрезает почти пополам песчаная коса, поросшая по гребню своему лопухастыми листьями мать-и-мачехи и - в одном месте - высокой травой с метёлками. Песок белый, чистый, глубокий. Зарываться в него - одно наслаждение.
Но сейчас испытать это наслаждение нам не дано: от Пучежа, из-за Волги, приближается мощный грозовой фронт. Мы с восхищением и тревогой следим за его приближением. С нами солидарны юные яхтсмены: у них сегодня запланирован поход через Волгу в Пучеж, но оказаться в середине водохранилища под грозой - не самое приятное, и они, уже одетые в спасжилеты, ждут, отложив поход.
Когда сизо-серая стена доходит до полуострова, я хватаю Ладу, и мы бежим прятаться от дождя в продуктовую палатку - и вовремя. Дождь уже льёт как из ведра. Но Ладе всё нипочём: она обнаружила пакет с курагой и потихоньку потаскивает оттуда курагу и поедает её.
Больше чем на час лагерь замирает: все спрятались, а дождь льётся, впитываясь в сухую землю. Гроза уходит, но с сосен долго ещё капают крупные капли. На дороге - пенистые лужи. Мы с Колей немного гуляем по мокрому лесу, фотографируем, затем находим прямо возле колеи крупный и чистый белый гриб.
Вскоре выходит солнце, и начинает парить. Мы собираемся на берегу и наблюдаем за развитием необычной коллизии. Два парусных катамарана и яхта отправляются в плавание, но в лагере ощущается напряжение: дело в том, что утром, сразу после завтрака, Юра на моторке отвёз городецких ребят, которых не брали в плавание, на полуостров - собирать грибы и ягоды. Там их и застал ливень. Ничего, ливень тёплый, но острота положения не в этом: дело в том, что их руководитель, Евгений, оставил своих детей там и вернулся в лагерь: к нему приехали на выходной его личные друзья и их девицы, которые поставили палатку на косе, и сейчас они жарили мясо. После ливня дети высыпали из леса на песок. Евгений сгонял за ними на моторке. Оказалось, что двух человек нет: они поссорились в лесу с остальными и куда-то ушли. Евгений вернулся на косу, дудел в рог, а потом приплыл обратно - без детей - и спокойно занялся шашлыками.
Тогда за детьми поехал Юра - и пропал. Прошло часа два - ни детей, ни Юры. Время шло, а противоположный берег молчал. Тогда Нина решила сплавать туда - триста метров для неё не расстояние, тем более, что берег с обоих сторон пологий и долго-долго можно просто брести, поминая Азовское море. Мы стояли не берегу и смотрели, как чёрная точка вылезла на берег и стала аукать. По воде звук разносится прекрасно, и мы отчётливо слышали:
- Ау!
Юрин голос - неясно:
- Кто здесь? Это ты, Нина?
- Я!
- Как ты сюда попала?
- Доплыла.
Юра вернулся на моторке, Нина снова добралась вплавь.
После этого жизнь пошла живее. Люда начистила картошки, Юра в укромной зелёной лощинке разжёг костёр и поставил кострище, на которое водрузил знаменитую сковородку. Мы сообразили стол и нарезали салат. Тут к берегу причалил катерок, из которого вышел директор нижегородского «Русского радио» с женой, у которых дача в соседней деревне. На берегу они оставили яркую «таблетку» (специальный большой туго надутый баллон): было обещано весёлое катание. Узнав, что его друг Безруков (хозяин рыбартели) вообще забыл, что они собирались вместе с Юрой отобедать, он отправился за ним, взяв на борт Нину.
Когда картошка с найденным нами красавцем-грибом, мясом и многими приправами пожарилась и уже распространяла аппетитный запах, когда самовар закипел, мы решили не ждать гостей и садится за стол. И только мы это решили, как с Волги в залив вошёл катер на носу которого перед стеклом в качестве носовой фигуры сидела в изящной позе Нина в купальнике. Вся команда гостей незамедлительно очутилась за столом, и картошка была съедена с подозрительной быстротой.
После пары рюмочек коньяку директор раздухарился и принялся выполнять обещанное ранее. Юра как начальник лагеря заявил, что он не посадит детей в «таблетку», пока сам не попробует. И вот Юра надевает спасжилет, я с Ниной залезаю в катер, и вскоре верёвка натягивается. Как прекрасно - мчаться по чистой глади воды на белых сияющих крыльях!
Юра же в это время скачет по пологим скатам волн и после второго виража, когда таблетка подлетает в воздух, эффектно падает в воду. Катер тормозит, мы достаём весёлого смеющегося Юру и плывём к берегу.
После этого - черёд Нины. Нина носится в таблетке по воде очень долго, минут пятнадцать, но никак не падает. Радиодиректора охватывает азарт: он выходит из залива в акваторию Волги, закладывает немыслимые виражи, но Нина не переворачивается. Сказывается подготовка байдарочника и каякера.
Катер причаливает к берегу и вновь отплывает, взяв на борт десять мальчишек. Они катаются часа полтора, меняясь прямо на воде. Катание каждого продолжается до переворота, над заливом без конца звенит смех Нины, которая на катере следит за верёвкой, чтобы она не попала под мотор.
Под конец катания Лада, сидящая на песке, дрожит от нетерпения: ей тоже хочется на катер. Наконец они причаливают. Осталось ещё пятеро некатанных мальчишек, они прыгают в катер. Сзади сажусь я, у меня на коленях - Настя Безрукова и Лада, я их крепко прижимаю к себе.
Катер набирает скорость. Я в очередной раз поражаюсь на Ладу: она первый раз на большой воде, но нет никакого смущения, никакого страха. Катер накреняется на поворотах. Лада азартно кричит мальчишкам, сидящим в «таблетке»: «Держись!», «Молодец!», глазёнки сверкают. Пятилетняя Настя более сдержанна. Я сама замираю от восторга и крепче прижимаю к себе девочек.
Потом мы все долго сидим на косе, смотрим, как возвращаются из Пучежа путешественники (полный штиль: первая, моторная яхта тащила на верёвке две другие; все три под парусом), как опускается в воду солнце, и тихо беседуем. А на сковородке тем временем жарится рыба…
Я сподвигаю мужа поиграть в футбол с пацанами, а сама устраняюсь из процесса и сажусь на краю площадки, удерживая азартно-возбуждённую Ладу. Коля играет один против троих-четверых и достигает поразительного эффекта - пацаны в некоторые моменты останавливаются, в прямом смысле открыв рты, настолько разнообразны и непредсказуемы манёвры Николая, сопровождаемые его же уморительными комментариями прямо по ходу дела. «Я ткал вокруг мяча паутину майи», - с усмешкой скажет он мне по окончании импровизированного матча. Такой вот у меня муж - даже футбол является для него предметом философии.
Для детей вечером благодаря аппаратуре, которую привёз всё тот же директор «Русского радио», была устроена дискотека, на неё пришла молодёжь даже из Сокольского, хотя от села до места лагеря километров шесть. Народ прыгал на поляне два часа. Нина танцевала с распущенными волосами - конечно, красивей всех, а потом удивлялась, почему её называли ведьмой - причём весьма недобро.
Мы долго любовались изумительным закатом, наплывающим со стороны дальнего берега Волги, и бродили по песчаной косе, загребая ступнями крупный холодеющий песок. Прогулки чуть не окончились драматически - когда Николай наступил на сокрытую в песке разбитую бутылку. К счастью, обошлось без порезов, а мы лишний раз убедились, что везде, где когда-либо ступала нога человека, опасности приобретают непредсказуемый и подлый характер.
Николай заставил меня сыграть, по его собственному шутливому выражению, роль бурлака по имени Ассоль, когда непонятно - то ли я вытягиваю на берег яхту, то ли просто откинулась назад на фоне закатного солнца...
Лада уснула у меня на руках в машине. Мы с Колей, закрыв окна, чтобы не так слышна была музыка, тихо разговаривали. А над заливом вставала огромным гранатом полная красная луна. Она нырнула в слой пригоризонтных облаков и вынырнула из них, уменьшившись на четверть и став густо-оранжевой, словно разбухший соком апельсин. Следующей её эволюцией стало погружение в очередной облачный слой, из которого выглянула уже привычным крупным жёлтым шаром, источающим ровное свечение.
Возвращение наше в час ночи полевыми и лесными дорогами было необычным: свет фар тонул в тумане, окутавшем поля, из темноты выныривали загадочные силуэты, на дороге вдруг появлялись люди, которые шли, освещённые полной луной. В машине все молчали. У меня было ощущение потерянности во времени и пространстве - как будто мы заблудились в звездолёте среди туманностей и галактик. Тютчевская ночь с её хаосом царила над миром, властно притягивая человеческие души.
Воскресенье вобрало в себя события, которых хватило бы на несколько полновесных дней. Расскажу о них пунктирно, впечатление дополнят фотографии.
Юра привёз нас (пятерых: меня, Колю, Люду, Нину и Ладу) в лагерь юных яхтсменов утром, после завтрака.
Горьковское водохранилище (Горе-море), противоположный, высокий и обрывистый берег которого едва виден в дымке. Лада сразу сказала:
- Там горы!
Лагерь на песчаном берегу, поросшем чудесными сильными соснами. Влево - залив, напротив полуостров, возле которого на отмели стоят серые цапли. Залив разрезает почти пополам песчаная коса, поросшая по гребню своему лопухастыми листьями мать-и-мачехи и - в одном месте - высокой травой с метёлками. Песок белый, чистый, глубокий. Зарываться в него - одно наслаждение.
Но сейчас испытать это наслаждение нам не дано: от Пучежа, из-за Волги, приближается мощный грозовой фронт. Мы с восхищением и тревогой следим за его приближением. С нами солидарны юные яхтсмены: у них сегодня запланирован поход через Волгу в Пучеж, но оказаться в середине водохранилища под грозой - не самое приятное, и они, уже одетые в спасжилеты, ждут, отложив поход.
Когда сизо-серая стена доходит до полуострова, я хватаю Ладу, и мы бежим прятаться от дождя в продуктовую палатку - и вовремя. Дождь уже льёт как из ведра. Но Ладе всё нипочём: она обнаружила пакет с курагой и потихоньку потаскивает оттуда курагу и поедает её.
Больше чем на час лагерь замирает: все спрятались, а дождь льётся, впитываясь в сухую землю. Гроза уходит, но с сосен долго ещё капают крупные капли. На дороге - пенистые лужи. Мы с Колей немного гуляем по мокрому лесу, фотографируем, затем находим прямо возле колеи крупный и чистый белый гриб.
Вскоре выходит солнце, и начинает парить. Мы собираемся на берегу и наблюдаем за развитием необычной коллизии. Два парусных катамарана и яхта отправляются в плавание, но в лагере ощущается напряжение: дело в том, что утром, сразу после завтрака, Юра на моторке отвёз городецких ребят, которых не брали в плавание, на полуостров - собирать грибы и ягоды. Там их и застал ливень. Ничего, ливень тёплый, но острота положения не в этом: дело в том, что их руководитель, Евгений, оставил своих детей там и вернулся в лагерь: к нему приехали на выходной его личные друзья и их девицы, которые поставили палатку на косе, и сейчас они жарили мясо. После ливня дети высыпали из леса на песок. Евгений сгонял за ними на моторке. Оказалось, что двух человек нет: они поссорились в лесу с остальными и куда-то ушли. Евгений вернулся на косу, дудел в рог, а потом приплыл обратно - без детей - и спокойно занялся шашлыками.
Тогда за детьми поехал Юра - и пропал. Прошло часа два - ни детей, ни Юры. Время шло, а противоположный берег молчал. Тогда Нина решила сплавать туда - триста метров для неё не расстояние, тем более, что берег с обоих сторон пологий и долго-долго можно просто брести, поминая Азовское море. Мы стояли не берегу и смотрели, как чёрная точка вылезла на берег и стала аукать. По воде звук разносится прекрасно, и мы отчётливо слышали:
- Ау!
Юрин голос - неясно:
- Кто здесь? Это ты, Нина?
- Я!
- Как ты сюда попала?
- Доплыла.
Юра вернулся на моторке, Нина снова добралась вплавь.
После этого жизнь пошла живее. Люда начистила картошки, Юра в укромной зелёной лощинке разжёг костёр и поставил кострище, на которое водрузил знаменитую сковородку. Мы сообразили стол и нарезали салат. Тут к берегу причалил катерок, из которого вышел директор нижегородского «Русского радио» с женой, у которых дача в соседней деревне. На берегу они оставили яркую «таблетку» (специальный большой туго надутый баллон): было обещано весёлое катание. Узнав, что его друг Безруков (хозяин рыбартели) вообще забыл, что они собирались вместе с Юрой отобедать, он отправился за ним, взяв на борт Нину.
Когда картошка с найденным нами красавцем-грибом, мясом и многими приправами пожарилась и уже распространяла аппетитный запах, когда самовар закипел, мы решили не ждать гостей и садится за стол. И только мы это решили, как с Волги в залив вошёл катер на носу которого перед стеклом в качестве носовой фигуры сидела в изящной позе Нина в купальнике. Вся команда гостей незамедлительно очутилась за столом, и картошка была съедена с подозрительной быстротой.
После пары рюмочек коньяку директор раздухарился и принялся выполнять обещанное ранее. Юра как начальник лагеря заявил, что он не посадит детей в «таблетку», пока сам не попробует. И вот Юра надевает спасжилет, я с Ниной залезаю в катер, и вскоре верёвка натягивается. Как прекрасно - мчаться по чистой глади воды на белых сияющих крыльях!
Юра же в это время скачет по пологим скатам волн и после второго виража, когда таблетка подлетает в воздух, эффектно падает в воду. Катер тормозит, мы достаём весёлого смеющегося Юру и плывём к берегу.
После этого - черёд Нины. Нина носится в таблетке по воде очень долго, минут пятнадцать, но никак не падает. Радиодиректора охватывает азарт: он выходит из залива в акваторию Волги, закладывает немыслимые виражи, но Нина не переворачивается. Сказывается подготовка байдарочника и каякера.
Катер причаливает к берегу и вновь отплывает, взяв на борт десять мальчишек. Они катаются часа полтора, меняясь прямо на воде. Катание каждого продолжается до переворота, над заливом без конца звенит смех Нины, которая на катере следит за верёвкой, чтобы она не попала под мотор.
Под конец катания Лада, сидящая на песке, дрожит от нетерпения: ей тоже хочется на катер. Наконец они причаливают. Осталось ещё пятеро некатанных мальчишек, они прыгают в катер. Сзади сажусь я, у меня на коленях - Настя Безрукова и Лада, я их крепко прижимаю к себе.
Катер набирает скорость. Я в очередной раз поражаюсь на Ладу: она первый раз на большой воде, но нет никакого смущения, никакого страха. Катер накреняется на поворотах. Лада азартно кричит мальчишкам, сидящим в «таблетке»: «Держись!», «Молодец!», глазёнки сверкают. Пятилетняя Настя более сдержанна. Я сама замираю от восторга и крепче прижимаю к себе девочек.
Потом мы все долго сидим на косе, смотрим, как возвращаются из Пучежа путешественники (полный штиль: первая, моторная яхта тащила на верёвке две другие; все три под парусом), как опускается в воду солнце, и тихо беседуем. А на сковородке тем временем жарится рыба…
Я сподвигаю мужа поиграть в футбол с пацанами, а сама устраняюсь из процесса и сажусь на краю площадки, удерживая азартно-возбуждённую Ладу. Коля играет один против троих-четверых и достигает поразительного эффекта - пацаны в некоторые моменты останавливаются, в прямом смысле открыв рты, настолько разнообразны и непредсказуемы манёвры Николая, сопровождаемые его же уморительными комментариями прямо по ходу дела. «Я ткал вокруг мяча паутину майи», - с усмешкой скажет он мне по окончании импровизированного матча. Такой вот у меня муж - даже футбол является для него предметом философии.
Для детей вечером благодаря аппаратуре, которую привёз всё тот же директор «Русского радио», была устроена дискотека, на неё пришла молодёжь даже из Сокольского, хотя от села до места лагеря километров шесть. Народ прыгал на поляне два часа. Нина танцевала с распущенными волосами - конечно, красивей всех, а потом удивлялась, почему её называли ведьмой - причём весьма недобро.
Мы долго любовались изумительным закатом, наплывающим со стороны дальнего берега Волги, и бродили по песчаной косе, загребая ступнями крупный холодеющий песок. Прогулки чуть не окончились драматически - когда Николай наступил на сокрытую в песке разбитую бутылку. К счастью, обошлось без порезов, а мы лишний раз убедились, что везде, где когда-либо ступала нога человека, опасности приобретают непредсказуемый и подлый характер.
Николай заставил меня сыграть, по его собственному шутливому выражению, роль бурлака по имени Ассоль, когда непонятно - то ли я вытягиваю на берег яхту, то ли просто откинулась назад на фоне закатного солнца...
Лада уснула у меня на руках в машине. Мы с Колей, закрыв окна, чтобы не так слышна была музыка, тихо разговаривали. А над заливом вставала огромным гранатом полная красная луна. Она нырнула в слой пригоризонтных облаков и вынырнула из них, уменьшившись на четверть и став густо-оранжевой, словно разбухший соком апельсин. Следующей её эволюцией стало погружение в очередной облачный слой, из которого выглянула уже привычным крупным жёлтым шаром, источающим ровное свечение.
Возвращение наше в час ночи полевыми и лесными дорогами было необычным: свет фар тонул в тумане, окутавшем поля, из темноты выныривали загадочные силуэты, на дороге вдруг появлялись люди, которые шли, освещённые полной луной. В машине все молчали. У меня было ощущение потерянности во времени и пространстве - как будто мы заблудились в звездолёте среди туманностей и галактик. Тютчевская ночь с её хаосом царила над миром, властно притягивая человеческие души.