Спросите полиглота: счастье читать в оригинале
«Совестно читать Шекспира в переводе, если кто хочет вполне понимать его, потому что, как все великие поэты, он непереводим, и непереводим оттого, что национален».
«- … сочинение же Боярдо, в свою очередь, послужило канвой для Лодовико Ариосто, поэта, проникнутого истинно христианским чувством, и вот если мне попадется здесь Ариосто и если при этом обнаружится, что он говорит не на своем родном, а на чужом языке, то я
не почувствую к нему никакого уважения, если же на своем, то я возложу его себе на главу.
- У меня он есть по-итальянски, - сказал цирюльник, - но я его не понимаю.
- И хорошо, что не понимаете, - заметил священник, - мы бы и сеньору военачальнику это простили, лишь бы он не переносил Ариосто в Испанию и не делал из него кастильца: ведь через то он лишил его многих природных достоинств, как это случается со всеми, кто берется переводить поэтические произведения, ибо самому добросовестному и самому искусному переводчику никогда не подняться на такую высоту, какой достигают они в первоначальном
своем виде».
Первая цитата - из письма Грибоедова Ксенофонту Полевому от 1828 года. Александр Сергеевич (Грибоедов) владел французским, немецким, английским, итальянским, греческим, латынью, а также персидским, арабским и турецким языками. Он знал, о чем говорил.
Вторая - из «Док Кихота» (перевод Николая Любимова). Сервантес, в лице священника, в целом прав, но есть нюанс. При переводе поэтического произведения речь идет не столько о том, чтобы «подняться на высоту» оригинала или, прости господи, оригинал перещеголять, сколько о том, чтобы доставить груз без потерь: сохранить все поэтические красоты, ритм, смысловые оттенки и образность. Но не сыскать такого переводчика, пусть даже «самого добросовестного и искусного», который мог бы донести до читателя чашу оригинала, не расплескав и не восполнив выплеснутого содержимым из своей фляги. Переводя, переводчик невольно соучаствует в творчестве автора, и в этом нет его вины - такова особенность материи. Также нельзя забывать, что поэзия (да и проза) - это в том числе и музыка языка оригинала и, читая стихотворение (или прозаическое произведение) в переводе, мы неизбежно слышим другую музыку просто потому, что стихотворение теперь написано на другом языке.
Нюансы есть и в переводе прозы. В частности, переводчик может умышленно сглаживать углы, чтобы обойти, к примеру, пикантные моменты. Возьмем шекспировского «Гамлета» в переводе великолепного Михаила Лозинского.
Гамлет: Сударыня, могу я прилечь к вам на колени? (Ложится к ногам Офелии.)
Офелия: Нет, мой принц.
Гамлет: Я хочу сказать: положить голову к вам на колени?
Офелия: Да, мой принц.
Гамлет: Вы думаете, у меня были грубые мысли?
Офелия: Я ничего не думаю, мой принц.
Смотрим оригинал:
HAMLET: Lady, shall I lie in your lap? (Lying down at OPHELIA's feet)
OPHELIA: No, my lord.
HAMLET: I mean, my head upon your lap?
OPHELIA: Ay, my lord.
HAMLET: Do you think I meant country matters?
OPHELIA I think nothing, my lord.
А теперь сравним «Гамлет: Вы думаете, у меня были грубые мысли?» и «HAMLET: Do you think I meant country matters?» Что же в действительности сказал герой? Произнесите слово country… А теперь представьте, что актер, говоря это слово, нарочито выделяет первый слог. Звучит явное КАНТри (CUNTry - кто не знаком со словом cunt, прошу воспользоваться словарем), и зритель довольно или смущенно хихикает. Лозинский, будучи мастером своего дела, не мог не знать, что здесь к чему. Но позволить себе то, что позволял себе Шекспир, он был не в праве. В итоге читателям было предложено вполне безобидное «грубые мысли». Следует также отметить, что издатели англоязычной серии No Fear Shakespeare, где на левой странице дается оригинальный текст, а на правой - перевод на современный английский язык, тоже ведут себя сдержанно и эта фраза переводится у них как «Did you think I was talking about sex?», что не раскрывает всей интересности каламбура. И таких мест в пьесах Шекспира без преувеличения - много.
Кроме того, возможны и явные неточности. Возьмем диккенсовского «Пиквика»:
«- Лакей! - заорал незнакомец, неистово потрясая колокольчиком. - Стаканы - грог, горячий, крепкий, сладкий, на всех» (перевод А. Кривцовой, Е. Ланна). Позвольте, какой еще грог?! Ведь в оригинальном тексте черным по белому написано: «Here, waiter!.. glasses round - brandy-and-water, hot and strong, and sweet, and plenty». Brandy-and-water…Разница здесь принципиальная, поскольку для грога используют ром, а ром изготавливается из сахарного тростника, в то время как бренди - из винограда. То есть переводчики предложили русскоязычному читателю совершенно другой напиток, что можно расценивать как плевок в лицо пьянствующим эстетам…
И, наконец, переводы могут быть просто плохими, но говорить об этом мы не станем… Закончить же этот очерк я хотел бы коротким разбором стихотворения Хорхе Луиса Борхеса и его перевода.
Las cosas
El bastón, las monedas, el llavero,
la dócil cerradura, las tardías
notas que no leerán los pocos días
que me quedan, los naipes y el tablero,
un libro y en sus páginas la ajada
violeta, monumento de una tarde
sin duda inolvidable y ya olvidada,
el rojo espejo occidental en que arde
una ilusoria aurora. ¿Cuántas cosas,
limas, umbrales, atlas, copas, clavos,
nos sirven como tácitos esclavos,
ciegas y extrañamente sigilosas!
Durarán más allá de nuestro olvido;
no sabrán nunca que nos hemos ido.
Вещи
Монеты, ключ, податливый замок,
заметки в дневнике - хоть вышли сроки,
чтоб смог ты вновь вчитаться в эти строки,
трость, карты, шахматы, сухой цветок,
запрятанный в страницах старой книги
на память о каком-то дорогом,
но тем не менее забытом миге,
и зеркало, где мертвенным огнем
дрожит рассвет в закатном алом круге.
Гвоздь, рюмка, дверь - велением судьбы
тебе даны послушные рабы,
слепые и безропотные слуги.
Уйдешь - они не сохранят твой след.
Им безразлично, жив ты или нет.
(Перевод Владимира Резниченко)
Перевод, на мой взгляд, очень достойный. Однако… Опустим эстетические моменты и сосредоточимся на образах. В русском переводе в строках 4-7 выведен образ: сухой цветок; память; дорогой, но забытый миг. В испанском оригинале: увядшая фиалка (ajada violeta); памятник (monument); незабываемый и уже забытый вечер (tarde inolvidable y ya olvidada). Чувствуете разницу? Цветок - обобщенное понятие против конкретного цветка - фиалки; память - снова обобщение - против памятника, который ассоциируется с чем-то большим, внушительным, крепким и основательным (при том что речь идет об увядшей фиалке); миг (опять обобщение) против вечера, который вызывает образ сумерек или захода солнца; и дорогой, но забытый миг (вполне жизненная ситуация - время позволяет забыть то, что прежде было дорого) против оксюморона «незабываемый забытый»… И последняя строка: в русском переводе - «Им (вещам) безразлично, жив ты или нет», в испанском оригинале - «Они - вещи - никогда не узнают, что мы ушли» (No sabrán nunca que nos hemos ido), что далеко не одно и то же…
Все вышесказанное не означает, что перевод - дело плохое. Ни в коем случае: не у всех есть силы и время изучать иностранные языки и лучше читать в переводе, чем не читать вообще. Но… поистине, счастлив тот, кто имеет возможность читать литературные шедевры в оригинале!
На этом все. Удачи!