Моё прикосновение к войне.
Был сентябрь 91-го, СССР ещё дрыгался в агонии, а мы студенты-первокурсники архитектурного факультета Харьковского, тогда ещё, инженерно-строительного института, проходили месячный обряд инициации на сборе картошки в полях под Харьковом в селе Циркуны.
Временно я тогда проживал в комнате с другим первокурсником, забавным парнем, странным образом прошедшим вступительные экзамены -- Андреем Князевым. Он был колоритной фигурой, резко выделяющейся в богемной среде студентов-архитекторов. Небольшого роста, поверх тельняшки носивший диагоналевую тёмно-синюю форменную куртку какого-то ПТУ (где он раньше учился), будучи на пару лет меня старше, но не был призван в армию по состоянию здоровья. В кармане джинс-"варёнок" Андрюха носил финку, сделанную из напильника. И хоть он всем улыбался, сверкая булатным "мостом" вместо передних четырёх зубов (которые ему, по его рассказам выбили в драке), я его слегка опасался и сторонился. Но так как мы жили в одной комнате и ездили к институту и обратно вместе, я не мог избежать общения с ним. Родом он был с Донбасса, из города Лисичанска. До поступления в институт увлекался "чёрными" раскопками на рубежах, которых было после войны несметное количество вокруг его города (недаром там есть даже населённый пункт -- Рубежное). Хвастался мне, что у него дома уже собран неплохой арсенал: патроны, каски, другая амуниция и даже немецкая винтовка, правда без приклада, которую они с друзьями нашли в реке. Жемчужной его коллекции было несколько 3-х литровых банок пороха -- немецкий маленькими квадратиками и советский мелкими гранулами (это я от него узнал как отличается порох), добытого из боеприпасов. Держал всё это он у себя в квартире. Слабоумие и отвага, как сказали бы сейчас (взрыв одной такой 3-х литровки, наверное, мог обрушить подъезд типовой панельной пятиэтажки), а тогда я не сильно ему верил, слушая по вечерам его рассказы. Как то, однажды, по возвращению с полей, он достал из кармана ржавый винтовочный патрон, плоскогубцами заправски вынул пулю и высыпал на ладонь маленькие серые квадратики пороха : "Hемецкий!" -- улыбнулся он и пошёл на общую кухню на этаже палить его на электроплите.
Иногда нам на поле вместе с картошкой, в перепаханной земле, попадались ржавые гильзы и другие искорёженные небольшие куски металла. За 40 лет всё интересное уже собрали. Андрюха, чувствуя моё недоверие к его рассказам, однажды вечером заявил мне, что днём он нашёл мину-"десятикрылку"* от немецкого миномёта и завтра на поле мне её покажет. Я посмеялся, сказал: "Ври-ври больше!", чем ещё больше его оскорбил.
На следующий день, во время обеденного перерыва, когда мы, недавние абитуриенты, только перезнакомившиеся друг с другом, сидели кружком на перевёрнутых вёдрах и смеялись анекдотам, которые травил, не переставая, Шурик Никоненко, Князев слегка толкнул меня и сказал: "Пойдём" -- направился в ближайшую посадку. Там он долго меня водил по зарослям бормоча что: "вот-вот... сейчас... где ж я её спрятал?.." Мне с каждой минутой становилось веселей и я не понимал зачем он устраивает этот цирк?
Но вдруг, на полянке, среди пожухлой травы я увидел ржавую миномётную мину, размером с хороший баклажан. И тут же с криком: "А вот она!" -- Андрюха оттолкнув меня кинулся к ней.
В глазах у меня потемнело, ноги спружинили сами и я, как лось, ломанулся через заросли назад на поле, пригибаясь, что бы шальной осколок не достал меня.
За мгновение, мир из тёплого сентябрьского дня с пятилетней перспективой учёбы на архитектурном факультете сузился в маленький клочок земли перед глазами и ожидание взрыва и горячей волны в спину...
Наши сидели на том же месте. Я подошёл к ним. Взрыв в посадке не прогремел. Наверное Князев оказался более благоразумным, чем я ожидал. Но нет, он вышел из зарослей помахивая своим брезентовым рюкзаком-"сидором", в котором явно лежала мина. И направился к нам. Идти ему было метров 150-200.
-- Ребята, сказал я собравшимся, малознакомым мне, на тот момент однокурсникам, -- может показаться странным, но я вас предупреждаю, к нам идёт Князев и у него в рюкзаке ржавая мина. Вы как хотите, а я пошёл.
И стал удаляться в противоположную сторону. Шурик Никоненко пошёл за мной:
- А что, правда? Правда? Настоящая мина?
Князев не дойдя 3-х метров к сидящей группе, которая с любопытством смотрела на него швырнул им под ноги свой рюкзак...
В моём сознании он летел очень долго. Мы с Шуриком успели присесть, прикрывшись вёдрами.
Второй раз за день мир сжался перед глазами и я ждал взрыв и разлетающиеся комья чернозёма, вёдра и тела людей.
Но, слаба богу, этого не случилось.
Народ кинулся к рюкзаку и Андрюха стал им что-то степенно показывать и рассказывать, призывно помахивая нам рукой.
Осторожно мы вернулись. Андрюха держал мину за хвостовик и объяснял, что она не опасна -- по сбитому капсюлю он определил, что когда ей стреляли, произошла осечка и в целях безопасности артиллеристы ей выкрутили взрыватель, а потом в неё через это отверстие набился песок и за сорок лет тол перемешался с грунтом и более не опасен.
Эксперт!
Потом, в общаге, куда он притащил свой трофей, Андрюха проковырял заржавелые отверстия в хвостовике мины и ссыпал почти полстакана пороха, который он периодически жёг на электроплите...
Ощущение мира и защищённости вернулось, но я никогда не забуду то чувство, которое я пережил убегая подальше от этого "подарка", найденного через 40 лет.
И это было только эхо -- эхо той войны...
*
Немецкие минометные мины "8cm Wgr"