(no subject)
Много лет назад мы, я и трое моих братьев, привезли нашу бабушку в больницу умирать. Когда мы ее оформляли, я прошла в кабинет к врачу - высокому худому блондину в очках. Он был бы похож на классического молодого доктора из советского кино, если бы не усталое и откровенно брезгливое выражение лица.
Врач разговаривал с оживленным дедком, который пришел, потому что у него очень болела нога. Сопровождал его почти не отличимый от него приятель, который по большей части за него и говорил.
Врач вел с ними беседу, немного красуясь передо мной.
- Вот, болит у него, давно болит. Вот, решили прийти.
- Я думал, само пройдет, - сообщил болящий.
- Конечно, пройдет, - отозвался врач, - Само, как с белых яблонь дым. И что, никто из родни вас сюда не отправил?
- Один живет, кому отправлять-то? Он спать не может, - явно извиняясь, пояснил приятель, - вот мы и пришли.
- Вы ее отрежьте, да и все, - больной махнул рукой, - да и ладно!
- Почему не отрезать, - снова вздохнул доктор, - не жалко ведь, душа-то широкая, русская.
Потом мы сидели в холле между палатами, я время от времени ходила к бабушке в палату, остальное время мы грызли сухари, за которыми кто-то из нас сходил в ларек, и тупо перебрасывались СМС-ками.
Очень скоро в коридоре появился тот самый дедок и начал ходить туда сюда, опираясь на палку и тихо матерясь. Приятель явно не соврал: спать он не мог от боли, а к тому, что у медсестры можно попросить обезболивающее, жизнь его явно не готовила.
Он начал ходить быстрее, постепенно к нам приближаясь, и бормотать громче. Наконец, я разобрала, что он говорит.
- Буржуи, твари, все захватили, ничего всех вас перевешаем, дождетесь, гады, ишь, расселись, как хозяева...
Сотовые телефоны к тому времени символом богатства уже, пожалуй, не были. Думаю, дело было в том, что нас было четверо, мы были вместе, и мы сидели там пятый час ради какой-то старушки.
Тут я думала как-то все красиво закруглить, но, в общем-то, зачем.
Врач разговаривал с оживленным дедком, который пришел, потому что у него очень болела нога. Сопровождал его почти не отличимый от него приятель, который по большей части за него и говорил.
Врач вел с ними беседу, немного красуясь передо мной.
- Вот, болит у него, давно болит. Вот, решили прийти.
- Я думал, само пройдет, - сообщил болящий.
- Конечно, пройдет, - отозвался врач, - Само, как с белых яблонь дым. И что, никто из родни вас сюда не отправил?
- Один живет, кому отправлять-то? Он спать не может, - явно извиняясь, пояснил приятель, - вот мы и пришли.
- Вы ее отрежьте, да и все, - больной махнул рукой, - да и ладно!
- Почему не отрезать, - снова вздохнул доктор, - не жалко ведь, душа-то широкая, русская.
Потом мы сидели в холле между палатами, я время от времени ходила к бабушке в палату, остальное время мы грызли сухари, за которыми кто-то из нас сходил в ларек, и тупо перебрасывались СМС-ками.
Очень скоро в коридоре появился тот самый дедок и начал ходить туда сюда, опираясь на палку и тихо матерясь. Приятель явно не соврал: спать он не мог от боли, а к тому, что у медсестры можно попросить обезболивающее, жизнь его явно не готовила.
Он начал ходить быстрее, постепенно к нам приближаясь, и бормотать громче. Наконец, я разобрала, что он говорит.
- Буржуи, твари, все захватили, ничего всех вас перевешаем, дождетесь, гады, ишь, расселись, как хозяева...
Сотовые телефоны к тому времени символом богатства уже, пожалуй, не были. Думаю, дело было в том, что нас было четверо, мы были вместе, и мы сидели там пятый час ради какой-то старушки.
Тут я думала как-то все красиво закруглить, но, в общем-то, зачем.