Авдотья Вторая
Ее рождение было чудом. В 1866 году, когда она появилась на свет, ее матери было 46 лет и у нее уже было двое неудачных родов. В 10 лет она потеряла отца, в 27 лет - мать. О ее детстве лучше всего рассказывает полушутливое полусерьезное стихотворение, которое послал Некрасову один из друзей Панаевой - П.М.Ковалевский, которого Некрасов в своей сатире назвал «Экс-писатель бледнолицый».
Экс-писатель бледный
Смеет вас просить
Экс-подруге бедной
Малость пособить.
Вы когда-то лиру
Посвящали ей,
Дайте ж на квартиру
Несколько рублей .
Ей в отличие от матери не «посчастливилось» стать любовницей великого поэта, а потому ее жизнь, ее внешность, ее личность не подвергались скрупулезному анализу.
Известно, что она вышла замуж за профессора Института путей сообщения Владимира Адольфовича Нагродского, видного масона, и сама восприняла масонские идеи (особенно духовное совершенствование), которые отразились в её литературном творчестве.
Известно, что первый же ее роман «Гнев Диониса», «сделал скандал» в обществе и до революции выдержал 10 переизданий.
Известно, что о ней упоминала в 1913 году Александра Коллонтай в своей статье «Новая женщина», в которой она пишет о том, «...как трудно современной женщине сбрасывать с себя эту воспитанную веками, сотнями веков способность в женщине ассимилироваться с человеком, которого судьба выбрала ей во властелины, как трудно ей убедиться, что и для женщины грехом должно считаться отречение от самой себя, даже в угоду любимого, даже в силу любви...»
Известно, что после революции Евдокия вместе с мужем эмигрировала в Париж, где и скончалась в 1930 году. Ее роман «Гнев Диониса» был переиздан в современной России и в настоящее время широко доступен. О нем и поговорим.
Новая женщина
Роман начинается как классическая любовная история. Молодая женщина Татьяна (Тата) едет на Кавказ - знакомиться с семейством будущего мужа. Маленькая деталь - то, что будущий муж уже был гражданским мужем Татьяны в течение пяти лет до тех пор, пока не смог получить развод от первой законной жены, кажется просто пикантной приметой нового времени. В вагоне она встречает космополита Эдгара Старка - полу-англичанина, полу-русского, воспитывавшегося в Париже. Дорожное знакомство быстро перерастает в симпатию, симпатия - в страстную любовь. (Кстати, по дороге они проезжают ту самую станцию Бологое, где состоялось первое объяснение между Вронским и Анной Карениной).
У Старка репутация циника, бездушного ловеласа, относящегося к женщинам как к вещам. Но Тате не так просто разбить сердце: она художница и влюблена в свои картины, в свою работу сильнее, чем в любого из мужчин. И Старк, чувствуя в Тате особую силу и самостоятельность, меняется на глазах, превращаясь в нежного и чуткого любовника, а немного погодя - в любящего и заботливого отца.
Однако оказывается, что Тата любила его только, пока видела в нем героя собственной картины - греческого бога Диониса. Но картина окончена, а с нею из сердца Таты уходит страсть. Однако Старк требует у нее «залог любви» - их ребенка. Четыре года Тата разрывается между мужем и сыном, живущим со Старком. И... с ужасом начинает замечать, что ее снова тянет к бывшему любовнику, который изводит ее сценами ревности и грозит разлучить с сыном. Она видит один выход - лгать обоим мужчинам и сохранять отношения с обоими. Но ложь глубоко противна ее правдивой натуре. «Я считаю, что жизнь моя кончена - я о себе больше не думаю. Я буду жить для ребенка и этих двух людей, которые меня любят - к несчастью. Я думаю, ни одна женщина не попадала в такое положения, как я, - думает она с горечью. - Я сама вижу, что моя жизнь сложилась так странно, так неестественно».
Тогда ее старый друг, к которому она обращается за советом, разъясняет ей получившуюся коллизию:
«Татьяна Александровна, вы мужчина. Что же в том, что вы имеете тело женщины. Женщины, к тому же женственной, нежной и грациозной. Все же вы мужчина. Ваш характер кажется очень оригинальным и сложным, если смотреть на вас, как на женщину, а как мужчина вы просты и обыкновенны. Добрый малый, большой поэт, увлекающийся, чувственный, но честный и любящий, хотя и грубоватый, как все мужчины... Вы должны были быть лесбиянкой.
- Александр Викентьевич!
- Полноте, друг мой, вы сейчас испугались слова, а не понятия. Вы не сделались ею только потому, что ваше воспитание, обстоятельства, ваша нравственная чистота и ваш, до встречи со Старком, не проснувшийся темперамент не допустили вас пойти по этому пути. Кроме того, вам это не пришло в голову, вы не знали "секрета".
Судьба столкнула вас со Старком... Здесь я вижу действительно странный случай, какую-то "шутку сатаны", потому что Старк был именно тем между мужчинами, чем вы между женщинами.
Сильный, смелый, он имел женскую натуру, даже больше, чем вы. В вашей наружности нет ничего мужского, тогда как формы тела Старка, его манеры нежнее и изящнее, чем у большинства мужчин.
Для нормальных людей женственность в мужчине неприятна, но посмотрите, как Старк симпатичен всем. Он нравится людям, совершенно противоположным по характеру.
А его любовь к ребенку? Разве это отцовская любовь? Нет, он мать, и мать самая страстная.
Он до встречи с вами, одолеваемый своим страстным темпераментом, бросался от одной женщины к другой и отходил злой и неудовлетворенный нравственно. Странно, что судьба столкнула вас, но что вы бросились один к другому через все препятствия - ничего нет удивительного. Было бы страннее, если бы этого не случилось.
Ни он с другой женщиной, ни вы с другим мужчиной этой страсти не испытали бы никогда. Вы счастливая женщина, друг мой.
Я сидела, слушала Латчинова и... я чувствовала, что в его словах есть какая-то правда.
- Только лесбиянкой я бы быть не могла - нет, никогда! - восклицаю я.
- И счастье ваше, что вы не узнали этого секрета. Это при ваших взглядах было бы большим для вас горем. Вас бы потянуло на это, как пьяницу на вино. Вы бы боролись с собой, с своей нравственной чистоплотностью, падали бы и приходили в отчаяние...
Я молчала.
- Итак, вот моя теория. Много на свете людей, переменивших свой пол. Одни знают это, другие и не подозревают.
Верна ли моя теория или ложна, не знаю, но, приняв ее, вы не будете ломать голову сами над собой...»
Это «объяснение» находится в родстве с популярной в начале века в России книгой Отто Вайнингера «Пол и характер». Автор сомневался в наличии у женщин души, в их способности выносить моральные суждения. А также отказывал женщинам в обладании самостоятельным творческим потенциалом, приписывала им в лучшем случае способность к подражанию, повторению, воспроизведению того, что создано мужчинами. С этой точки зрения тот факт, что Тата - самостоятельна, ответственна, а главное - то, что она художница, и художница талантливая, можно объяснить только одним - она «мужчина в женском теле». И, что характерно, родив ребенка, Тата перестает рисовать - словно теперь «женское» в ней перевешивает «мужское».
К счастью, автор была не права, точно так же, как был не прав Вайнингер. К счастью, женщине не нужно рождаться или становиться мужчиной, для того чтобы быть творцом. Для этого ей нужно лишь одно - оставаться собой. Но именно этого как раз и не могут позволить Тате (и не только Тате) любящие ее мужчины.
Как ни странно, но лучше всех на мой взгляд сформулировала главную идею романа женщина, никогда не читавшая его - чернокожая лесбиянка, феминистка и писательница Октавия Батлер: «Я решила писать не о феминизме, а о свободных женщинах. Потому что это отлично - читать о женщинах, способных на поступки, которые они в состоянии совершить. Я всегда писала о женщинах так, словно они имеют ту же степень свободы, что и мужчины». И сам факт, что настолько схожие идеи приходили в голову русской женщине, жившей в начале ХХ века и американке, жившей в конце того же столетия, не может не наводить на размышления.
Такой женщиной, способной на поступки, была Авдотья Панаева. Такой была Евдокия Нагротская. И благодаря им у нас есть слова и смелость для того, чтобы выразить себя.