Конец света близок
Если бы я могла, по словам Марселя Пруста, обнять мысленным взором долгий период времени. Не получается. Лишь разрозненные эпизоды, обрывки ассоциаций. Но чем дальше отделяются те события, тем яснее издалека виднеется картина.
Все годы отношений с Павлом, тогда казалось, так много - целая жизнь. Сейчас будто один миг, песчинка в океане времени. Воспоминания о нем покоятся где-то на самом дне моей души.
Пресса каждодневно освещала парад планет. Его можно наблюдать вечером или утром. Зрелище чарующее, но электромагнитная активность земли и лунные затмения приведут к землетрясениям. Еще комета движется в форме вифлеемской звезды, на 11 августа снова планируется затмение солнца. И тогда наверняка очередной конец света неизбежен.
Три перевернутых шестерки. Что хорошего мог обещать наступивший год?
Мы жили по-прежнему. Надвигался пушкинский юбилей. Корпорация Майкрософт создавала новые компьютерные системы. На Крещение Тая Семеновна с утра побывала в храме, принесла канистру святой воды и наливала всем в одноразовые стаканчики. Благодетельница! В начале февраля прошла моя аттестация на десятый разряд.
Я, конечно, косячила на работе. Как-то произошел сбой в моем компьютере, а Пашка отлучился в город. Нина Васильевна решила позвать программиста из фирмы Игоря. Рыжий низкорослый Дима, который посматривал на меня масляными глазками, заключил, что надо все отформатировать. И сделал это за пять минут.
Сказать, что Пашка огорчился - очень мягко сказать.
- Там у меня картинка была по «Инричу», - тихо пробормотал он. Должна заметить, он обладал колоссальной выдержкой.
- Я же не знала, - виновато призналась я. - Это нельзя восстановить?
Пашка потом долго заново устанавливал текстовые и графические программы, костерил Нину Васильевну и Диму. Кроме картинки он потерял информацию. Только позже я поняла, что и моя игра безвозвратно исчезла из компьютера.
- Коллектив у нас стабильный, текучки нет, - хвалилась Нина Васильевна.
Какие все нарядные и счастливые на фотографиях с юбилея библиотеки! Но все показное, в реальности гадюшник. Серпентарий, как выражалась Наташа. Она в шутку называла себя главной змеей.
Но почему? Почему нельзя уважать друг друга и жить без этих ужаливаний? Зачем тогда посвящать в свои тайны? Недавно она призналась: если бы пришлось выбирать между Игорем и мужем, она бы выбрала мужа. Потому что там больше общего, близкого.
«Змеиная сущность некоторых особей» - Пашкина формулировка. Он рассказал, что с самого начала они все ко мне относились как к девушке легкого поведения. Он поверил в бабскую трепологию.
Я никогда не думала об окружающих плохо. Всегда вела себя естественно, открыто и доверчиво. Эти люди научили меня, что так нельзя. За моей спиной постоянно шептались, да и в глаза тоже насмехались.
Потому к стабильному коллективу библиотеки накапливалось негативное чувство. Единственная из всех Настя тоже страдала от пересудов, но в чем-то была заодно с Наташей.
Они продолжали как бы нарочито обсуждать Таню Волченко, которая когда-то ходила немытая, нечесаная, в грязных сапогах. Обсуждали всех. А самое главное, ничего не зная, обсуждали нас с Пашкой. Колкими намеками и словосочетаниями постоянно бросали камни в мой огород.
Разные замечания, сказанные вскользь слова, ничего не значащие фразы и реплики производили во мне глубокое действие. Я всегда всерьез воспринимала повседневную ерунду.
Приходящий художник Андрей писал нам названия выставок, объявления о вечерах. Периодически он впадал в запои, как всякий талантливый человек. Тогда писала я, и это не устраивало мою начальницу. Полдня провозившись, я встречала лишь недовольные характеристики Нины Васильевны:
- Аляписто как-то получается.
- Рисуйте сами, у меня своей работы полно!
Она тут же бежала к директору жаловаться. Выходит, провоцировала меня специально? Или у меня паранойя? И подобные стычки случались почти каждый день, чем пополняли мой отрицательный послужной список.
К нам пришли новые молодые сотрудницы. На абонемент Оксана - близорукая, грубоватая, слегка мужеподобная девушка. Ее однокурсница Света прямо к нам, в читальный зал. Света жила с мужем и двухлетней дочкой в поселке Разумное.
Нина Васильевна уже в добром расположении жаждала обсудить со мной Свету:
- Муж у нее какой-то не очень, шпингалет. А она интересная.
Вот именно это мне было абсолютно безразлично. Чем она интересная? Худосочная, мелкие черты лица, мой отец в таких случаях говорил: «Ни кожи, ни рожи». Но соображала быстро.
Тая Семеновна после собрания работников отдела обслуживания сухо произнесла:
- Лена, останься.
Я ощутила себя примерно, как Штирлиц, когда его так же просил остаться группенфюрер Мюллер. Хотя у меня все было более явственно: имя, положение, ситуация. Но меньше преимуществ, чем у Штирлица.
Голос Таи Семеновны был дряблым, как она сама, а речь невнятной, словно говорил пьяный человек. Она не может понимать, что я чувствую. Меня волнуют не внешние условности, а мой внутренний мир.
Под суровым взглядом директрисы я снова молчала. Мое лицо всегда бледное не имело свойства гореть, краснеть. Ну осознавала я свою вину и что теперь делать? Повеситься мне что ли? Сколько можно приставать с порицаниями? По работе понятно, а в личную жизнь зачем лезть. Боже, дай мне сил выдержать.
Ирочка со своим умением шить оказалась полезной. Когда Ольга Станиславовна в отпуске упала с яблони и сломала позвоночник, Ирочка сшила ей настоящий корсет, который помог восстановиться.
Ну не умела я шить, и здесь недостаток. Точнее, я не хотела тратить на это время.
Виктор Васильевич советовал переждать неприятности, как непогоду.
- ...Платон считал, что высшую истину можно познать лишь благодаря мистическому опыту просветления и озарения, - читала я.
Ему же хотелось поболтать о легком:
- Я люблю набить рот рыбой и запить пивом. А не выпивать несколько литров с одним хвостиком...
Он подарил мне кнопочный телефонный аппарат, хотя телефона у нас дома не было и подарок друга остался лежать без надобности.
Виктор Васильевич, чувствительный и одинокий, не скрывал своей беззащитности. Поделился со мной, как у него камень вышел из мочевого пузыря. Это случилось после лечения, ведь он сам в домашних условиях изготавливал живую и мертвую воду.
Я рассказала ему о Пашке. Всю историю нашей любви. Он лишь вздыхал: «В молодости многое хочется попробовать...»
Любовь любовью, но уже давно некая сила проползает между нами, разделяя. Как надоели все эти случайности и неопределенности.
Сердце болело. Я не могла свободно дышать, что-то теснило грудь. Вика посоветовала валосердин, я выпивала не по каплям, а флакон за три дня. Параллельно с пивом. Ужасный на вкус, но легче становилось и я привыкла к валосердину быстро. В душе нарастал мрак.
Жизнь человека - путь во мраке,
Зигзагу молнии подобен,
А мрак, как дьявол в черном фраке,
Почти загробен.
Однажды с Пашкой не виделись несколько дней, были праздники. И вдруг он пришел весь исхудавший, прокуренный. Лицо - череп, обтянутый желтой кожей. Стоит, потупив глаза. Думаю, ну все, она его выгнала. А он оттягивает горловину свитера и показывает на своей шее мощный синяк. И произносит убитым голосом:
- От безысходности вот что она мне сделала.
Я так и не поняла, укусила его жена или пыталась душить. Мне стало просто очень противно. У кого безысходность? У нее с ним двое детей, а вот у меня, действительно, безысходность.
Пашка в своем лексиконе часто применял выражение «ради Христа». Требовал от меня прощения:
-Простить, значит - забыть.
- Что забыть, предательство? Нет, простить - это снова полюбить. А я не могу.
О ребенке мы никогда не говорили. Запретная тема. Имя мальчика я знала. Не Артур, как хотел он. Его назвали по воле жены.
Я знала, что ребенок родился не совсем здоровым, с какой-то патологией. Неврологической, по ее специальности. Лечили своевременно, и с возрастом это прошло. «Пусть катятся на все четыре стороны. У них своя жизнь, у меня своя», - думала я.
Нужно устраивать свою судьбу! А я по-прежнему не знала, чего он хотел. Был со мной из жалости? Ведь много раз упрашивала его оставить меня, отпустить. Но он все равно приходил, говорил, что не может без меня. Старался мне помогать материально.
Когда мы пили пиво на улице, в конце бутылки меня часто охватывала безудержная икота. Пашка принимался искать ларек, чтобы купить хот-дог. Себе не покупал из экономии, и глядя, как я ем, просил откусить.
Ничего хорошего не предвещали его слова: «Пойдем, посидим». Когда мы выбирались в одну из забегаловок посидеть, то всегда случались инциденты. Пашка начинал психовать из-за громко смеющихся соседей за дальним столиком. Как правило, это были лица кавказской национальности. Мой возлюбленный хмурил лицо и кричал им:
- Эй, потише!
- Что ты сказал? - удивлялись они, поворачивая головы.
- Я отдыхаю, можно потише, - уже не так грозно пояснял Пашка.
В такие моменты я чувствовала себя отвергнутой всем человечеством и проклинала день, когда на меня свалилась библиотека для слепых.
Обычно выяснение длилось недолго, Пашка подходил к ним, потом натянуто улыбался, гордый улаженным конфликтом. Но вечер был испорчен. Это было самое неприятное в его характере. А потом он ныл мягким голосом:
- Я хотел с тобой посидеть...
Отвращение подступало периодически. Хотелось высказать, что он тряпка и неудачник. Я поняла это слишком поздно. Трусливый и мелочный. Таких Бог наказывает.
Ссоры, страсти, страдания. Мы выходили на природу к оврагу выяснять отношения и никак не могли выяснить. Я припоминала многократно причиненную боль. Он заявлял:
- Я любил тебя со страшной силой.
- Почему в прошедшем времени любил? Это же ты меня предал, а не я тебя.
Он молчал. И паниковал, когда я плакала. От безысходности.
В тот тяжелый период я видела обреченность нашей любви. А ему бы только отдохнуть, убить время, заморочить мне голову. Романтические идеи-фикс так же приходили к нему. Как-то раз Пашка заговорил об Америке. Дело было в читальном зале.
- В Америке живет моя очень хорошая когда-то близкая подружка, - я вспомнила обаятельную улыбку Веры.
Его глаза округлились:
- Чё, правда? А ты молчала! Так она может нам помочь.
- Чем помочь? Я даже не знаю, как с ней связаться.
- А где она конкретно живет?
- Кажется, в Лос-Анджелесе.
Через полчаса он разработал план действий:
- Все очень просто, ты пишешь ей письмо, она присылает тебе вызов. Ты улетаешь в США, устраиваешься там работать и отсылаешь домой деньги. А через несколько месяцев вызываешь меня.
- Ты в своем уме? Кем я там буду работать?
- Да с гуманитарным образованием найдешь что-нибудь! Многие уже уехали и устроились.
Я представила, что будет с моими родными. Мама с ума сойдет, а братик…
- Деньги где брать? - спросила я.
- На дорогу найдем.
- Жить там где, под мостом?
- Как где, у подружки!
- Я не знаю английского, - вздохнула я, наконец.
- Выучишь.
Его горящий взор и воодушевленные речи напомнили мне рассказ Чехова, где двое гимназистов готовились бежать в Америку. Они собирались добывать пропитание охотой и грабежом.
Затея совершенно бестолковая. Я немного помечтала, но мой патриотизм перекрывал все мечты. Американцы - это же совсем другой народ. Они улыбаются до ушей и не любят исследовать человеческую душу. Хотя кто это придумал? Везде люди как люди, и русских там полно.
Впрочем, тогда было вполне возможно эмигрировать, приложив определенные усилия. Авантюры, связанные с поездками, до сих пор нам удавались. Но хватит испытывать судьбу.
Я даже не стала разыскивать Таню-художницу, чтобы узнать адрес Веры. В Арт-клубе ее все знали, спросить номер телефона ничего не стоило. Пашка так же быстро охладел. Думаю, Америке повезло, что двое безумцев в нее не поехали.
Если плыть в США на корабле, то подплывая к Нью-Йорку можно увидеть с океана статую Свободы. Белую, отливающую голубым или серебристым, огромную женскую фигуру с факелом в поднятой правой руке. И океан... он совсем другого цвета. Его вода отличается от морей, тем более, нашего Черного моря.
Свобода! Где же она? Какая она? Какое будущее можно планировать, если скоро конец света? Если бы вселенская катастрофа нас разлучила, было бы легче. Как мне избавиться от этого человека?
После неоднократных предложений Виктора Васильевича я согласилась посетить ясновидящую. Ее звали Валентина Егоровна, это была его давняя приятельница. Она стала такой после аварии, видела людей насквозь. Могла пересказать прошлое и предвидеть будущее.
В летний выходной мы вдвоем отправились на автобусе в пригородный поселок Октябрьский. Для сопровождающих незрячих проезд бесплатный. Виктор Васильевич деловито держал меня под руку. Мне тоже было с ним легко и надежно.
Валентина Егоровна жила с семьей. Просторный частный дом, во дворе тишина. Ухоженные цветочные клумбы, зацементированные дорожки. Комната в иконах, круглый стол, запах свежести. Она мне понравилась внешне. Невысокая, полноватая. Лицо доброе и холеное. Густые каштановые волосы гладко зачесаны и собраны в пучок.
Она долго смотрела на Пашкину фотографию и не могла ничего разглядеть. Говорила очень мало, будто недоговаривала. Мое будущее виделось ей смутно. Почему? А как же ее дар? Я не верила ей.
Когда возвращались, на меня навалилась еще большая тяжесть. А Виктор Васильевич всю дорогу бодро рассуждал о хиромантии, об отношении к самоубийству.
- Самоубийство - бунт против Бога.
С таким же успехом тетя Зоя погадала бы на картах. Разочарование меня опечалило. А жизнь угнетала все сильнее.
Большие окна впускали в зал много света. Вьющаяся лиана на полированном пианино, ее ветка с овальными светло-зелеными листьями плелась по стене и свисала с портрета Василия Ерошенко. Легкий скрип деревянных полов. Я любила свой читальный зал. И все это, бесконечно дорогое и привычное, нужно вырвать из сердца? Ради чего?
На самом деле мысли о поиске другой работы появились давно, еще после моего первого отпуска. Мы вместе с Пашкой собирались увольняться. Он спрашивал:
- Если я не найду ничего, то пойду на стройку кирпичи класть, а ты?
- Я в другую библиотеку, какие еще варианты.
Конечно, я мечтала, что приду в «Белгородские известия» и знакомая главная редакторша тут же предоставит мне стол, пишущую машинку и полную ставку. Глупо.
Нет, пока я решила не уходить, окончить институт. А Пашка уволился из библиотеки. Я приводила ему в пример, что Котик Гали уже давно работал программистом в турецком банке, а не в библиотеке. Чем уязвила его вновь.
Какая там стройка, он искал что-то серьезное. Павел устроился в магазин, торговавший светильниками. Там поставили условие: одеваться только в костюм и рубашку с галстуком. Он терпеть не мог такую форму.
Однажды, в первые недели его работы в свой выходной я притащилась туда утром. Магазин располагался в районе железнодорожного вокзала.
Я сразу увидела его, Пашка стоял в сером костюме посреди просторного зала, растерянно смотрел по сторонам. Люди перемещались, как в броуновском движении. А он стоял лицом к входной двери, испуганный, будто его там пытали электрическим током, а потом вытолкали сюда, в центр зала. Заметив меня, заулыбался. Я зашла просто посмотреть, отвлекать его строго запрещалось. Проработал он там недолго - тяжелая моральная обстановка, невыполнимые требования.
Еще я мечтала о такой работе, чтобы ездить. Но кто и куда меня возьмет? Моя потребность в путешествиях временно удовлетворялась просматриванием энциклопедии «География России».
А он нашел. Подвернулась должность в отделе снабжения на инструментальном заводе, с перспективой ездить в командировки. Но прежде нужно было сидеть на телефоне и обзванивать организации по всей России, предлагая товар.
Белгородский инструментальный завод был основан в 1998 году. Там производили металлорежущий инструмент и специальный инструмент по чертежам заказчика. Миссия завода: обеспечение промышленных предприятий современным технологичным инструментом для обработки металла по оптимальным ценам и поставкам точно в срок. Коллектив пусть не стабильный, но большой. Можно затеряться и спокойно выполнять свою работу.
В библиотеке мне без Пашки стало легче. Может, наконец, меня перестанет доставать Тая Семеновна.
Мы готовились к юбилею Пушкина. Я вновь исследовала жизнь и творчества солнца русской поэзии. Ушла целиком в создание сценария праздника. Осветить важные моменты, подобрать лучшие стихотворения. За антиправительственные стихи царь ссылал на юг. Это вообще парадокс. К морю поехать не по своей воле. Тут хочешь поехать, а не можешь. А Пушкин не хотел, но был вынужден.
Егор Исаев сказал, что у великого поэта есть только дата рождения. Двести лет прошло, а как будто сейчас он родился.
Мы с Павлом стоили друг друга в идиотских поступках. В одни прекрасный день Татьяна Васильевна поговорив по телефону, метнулась в кабинет директора. Потом все заведующие отделами беседовали то громко, то понижая голоса.
Управление Культуры организует поездку по пушкинским местам, ехать надо завтра и, о чудо, от нашей библиотеки выдвигают меня.
Я сразу же поразмыслила: Пашка сейчас в командировке. Он отправился недалеко, в Льгов Курской области. Скоро он вернется, а меня нет в городе. Как ехать, не сообщив ему? И я отказалась.
Ну как же так? Я же страстно хотела съездить куда-нибудь.
Здесь моя преданность оказалась совершенно неуместной. Он это не оценил, лишь невозмутимо сказал:
- Зря, надо было тебе ехать.
От обиды я сжалась в комок.
Поехала Ирочка, ей дали денег, собрали из кассы и выписали командировочные. Фотографии показывала - загляденье! Подмосковье, Петербург, Псковская область, за пять дней они объехали пол-России.
Этот случай ранил меня в самое сердце. Надо было ехать. Я не могла простить себе такой оплошности. Сожалела очень долго, что не поехала по пушкинским местам.
Я понимала, что зависимость от Павла какая-то маниакальная, болезненная и губительная для меня, как в душевном плане, так и в физическом. Я не хотела жить. Без него и с ним. А с ним жить мне никто и не предлагал.
Я испытывала ужас от того, что угасает любовь. То чувство внутри меня, которое окрыляло и воскрешало. Оно корчится в муках агонии. Что убило его? Лицемерие, предательство, обман.
Как пелось в популярной тогда песенке, у любви у нашей села батарейка. Конец любви всегда равнозначен смерти.
Новая работа сделала его серьезнее. Веселая беспечность угасла, чему я отчасти была рада. И уверенность в себе у него пропала. А была ли она вообще?
Первое время на работе Пашке было очень плохо. Когда еще сидел и обзванивал заводы, фирмы, он непрерывно пил воду полуторалитровыми бутылками.
- Они все думали, я с бодуна каждый день.
Благодарил меня за моральную поддержку, по его словам, я научила его не грузиться деньгами.
Переживал и о моих страданиях. Как-то увидев у меня разгаданный кроссворд, обрадовался. Значит, я не только его жду, но и что-то делаю умственное.
Конечно, он перестал читать. Со временем заявил, что книги на него не так сильно действуют, как музыка и кино. Ну вот, приехали! Все важно и сильно действует.
Я делилась с ним самым дорогим, желанием писать. Тогда я задумала написать повесть под названием «Пережившие конец света». Делала наброски. Повесть о нас.
Тема конца света слишком навязывалась извне. Пашка сказал:
- Я представляю, как вокруг все рушится, а я к тебе бегу.
- А почему нельзя просто ко мне прийти? Не ждать, когда все начнет рушиться?
Он молчал. Я ненавидела его за тупое молчание.
«И солнце померкнет, и луна не даст света своего». О конце мира. Где я могла это читать? В Евангелии от Матфея. Ну конечно, 24-я глава. Конец у каждого из нас будет свой личный. Еще запомнилось, что до самого конца люди будут продолжать жениться и плодиться.
Душевное помрачение. Словно теснота какая-то внутри меня и вокруг. Стыд и горькая жалость к самой себе.
Когда слишком долго тянется черная полоса, жизнь заполняется горечью непонимания, ненавистью, бессмысленной ложью. Я загнана в какой-то тупиковый безвыходный тоннель.
Все так противно и гадко, что трезвыми глазами смотреть невыносимо тошно. Много я не напивалась, максимум две бутылки пива. Ни черный человек, ни черный монах мне не являлись. Просто впадала в забытье.
Господи, за что мне это? Вот расплата за мой страшный грех. Возмездие за грехи, не одни, а многие грехи. Они привели в этот замкнутый круг. Если я дошла до края бездны, значит, у меня должны вырасти крылья.
Конец света творился в душе. Позже стало понятно, ад - это состояние души. Грех разрушает душу, душа начинает гнить и разлагаться.
Вот снова июль-август и отпуск. Кому он нужен, если я писать не могу, заниматься ни чем не могу. Только сидеть и ждать его. Того, кого уже не люблю.
В отпуске я почти ежедневно покупала пирожки, котлеты в тесте, привозила ему. БИЗ располагался радом с лесной посадкой на другом конце города, за Харьковской горой. Там повсюду валялся мусор. Поваленные деревья. Ну русский народ! У американцев учились бы беречь природу.
Пашка выглядел жалко, здесь костюма не требовали. Он выходил на перерыве, съедал пирожки, курил и все благодарил меня, что не бросаю его. С зарплатой у него стало получше.
Но все больше угнетала неудовлетворенность. Разочарование от исполнения мечты.
Напротив школы №3 открылась пиццерия, кисловатый запах пиццы стоял за два квартала до родительского дома. У меня была мечта купить и самой съесть полностью большую пиццу. И что ж, когда я взяла в руки эту чудесную ароматную коробку с горячей пиццей, есть мне вообще перехотелось. Принесла домой, угостила всех, а сама с трудом съела маленький кусочек. Больше не лезло.
В этой пиццерии сидели как-то и с Павлом. Спиртные напитки там не полагались. Пиццу выбирали мучительно долго, потом ждали, но сделали нам все равно не такую. Он все время ворчал. Настроение паршивое, внешние обстоятельства испортили ему снова.
Мы бывали в маленьком кафе напротив научной библиотеки. Там подавали воздушный салат с крабовыми палочками. Он покупал малюсенькую порцию только мне. Яела, он глотал слюни и смотрел мне в рот, в конце концов мне это надоело.
Все надоело. Никогда он не бросит их и не придет ко мне. Так мне это и не нужно. Надоело!
Я хотела снова умереть. Что после смерти? Тьма, пустота?
Мысли заглотнуть снотворных таблеток посещали все чаще. Такие варианты, как резать вены или прыгать с крыши не привлекали. Мне казалось, что травиться более безболезненно и эстетично. Но где взять этих таблеток, если даже димедрол продается по рецепту.
А кто-то не хочет умереть и умирает. Соседка Виктора Васильевича, двадцатилетняя Аня, замуж собиралась и накануне бракосочетания отравилась грибами. Похоронили ее в свадебном платье. Вся округа в шоке обсуждала происшествие.
Смерть бывает внезапной. Мне тогда Бог не дал смерти. Ни внезапной, ни преднамеренной. Зачем-то я Ему нужна. Я хотела, но что-то остановило. Жажда жить и любовь к этой жизни.
Или просто желание напугать Пашку. Я позвонила ему на работу и сказала: «Прощай». Он подумал, не иначе я что-то с собой сделала. Прибежал в общежитие, выломал дверь. Сам потом чинил замок. Глупый, он меня совсем не знал.
Всякий раз, когда начинала перебирать причины для ухода из жизни, то параллельно всплывали другие причины, по которым я жизнь страстно любила.
Самоубийство - крайняя форма дезадаптации, то есть плохой приспосабливаемости человека к внешним обстоятельствам. Но и бунт, вызов Богу. Зачем, если жизнь прекрасна!
Потом он помчался к родителям, напугал всех вопросами обо мне. А я в тот знойный день напилась пива с водкой и сидела над оврагом. Наблюдала, как ветер треплет листву на деревьях и слушала крики встревоженных ворон и галок.
Вышибать клин клином я тоже пыталась. Пускалась в новые знакомства, в какие-то совершенно несообразные встречи с мужчинами. Господь все хранил меня, прощал эти безрассудства.
Кто он был, память стерла. Очень напоминал Абажа из сказки «Королевство кривых зеркал», только не такой зеленый и помоложе. Предприниматель некий, нас кто-то познакомил. Впервые увидев человека, я села с ним в машину, и мы поехали за город. Говорили о жизни.
- О чем мечтаешь? Чего ты хочешь достичь? - спросил он.
«Да что ж такое? Почему всем интересно, не как я живу сейчас, а чего хочу в будущем», - подумала я с досадой. И ответила:
- Я хочу жить в Москве.
Сказав, сама удивилась. Ответ вырвался из подсознания.
Абаж посмотрел на меня, как на сумасшедшую. Не замуж хочу, не детей, не престижную работу, и не квартиру с деньгами. Хорошо еще хватило ума не сказать, что хочу стать писателем.
Не запомнила я имя мужчины, а машина была синий «Фольксваген». В назначенном месте мы остановились, он вышел на переговоры с другим бизнесменом, а может, бандитом. Я ждала в машине, даже не думая ни о чем плохом. Они проговорили минут пятнадцать и мой спутник вернулся. Он привез меня назад в общежитие, всю дорогу молчали. Больше мы с ним никогда не виделись.
И не убьет же меня никто! Для того чтобы убили из ревности, надо быть красавицей как минимум. Мне подобное не грозит.
Убить меня обещал только один раз в детстве тот мужик в девятиэтажке, где мы с Леной катались на лифте. Случись это тогда, не было бы ничего, всех «чудес» моей жизни. Родители выплакали бы горе и родили еще одну дочь, как соседи их четвертого подъезда дядя Саша и тетя Люба, родители Лены, что выбросилась с балкона.
Да не убил бы он меня, потому что не маньяк какой-нибудь, а обычный человек. Разозлился: лифт занят, а он сильно спешил. Эта надежда обманчива, как и все мои ожидания в жизни. Кругом обман. А что я хочу, если сама живу во лжи.
Еще был мебельщик. Фигурой похожий на шкаф и пахло от него хвоей. Возил мебель из Белоруссии, она очень качественная и красивая. За свою жизнь прочел всего одну книгу Гиляровского «Москва и москвичи». Богатый и женатый. Зачем я с ним познакомилась, не знаю. Из равнодушия.
После горя и отчаяния обычно приходит равнодушие.
Мы с Пашкой пытались разорвать отношения, не встречаться больше недели. Но он снова приходил. А когда продолжал петь мне сказки о туманном будущем, я не верила ни одному слову.
Возрастала ненависть. Он превратил в кошмар не только мой отпуск в этом году, но и всю мою жизнь. С 15 мая прошлого года. Моя любовь к нему убита и какой смысл терпеть его дальше?
Слава Богу, я избавилась от зависимости. Я больше не умру без него!
Спрашивала же у ясновидящей Валентины Егоровны, когда выйду замуж. Ведь сам вопрос навязывался обществом и давил со всех сторон. Потребность любви тоже предполагала некий результат.
Она сказала - зимой, через два года. Мы поженимся зимой? Вернее, я выйду замуж зимой. А может быть, за другого выйду.
Когда корабли Христофора Колумба приближались к берегам Америки, перепуганные несчастные индейцы думали, что наступил апокалипсис. Отчасти так и было, началась новая эра.
Мне необходимо было пережить свой личный конец света. Пережить и выжить. И без парада планет хватало «веселья». В «Московском комсомольце» написали: «Конца света не будет. Богу самому интересно, чем все это кончится».