Чудесное спасение
Архиепископу Антонину (Покровскому) пришлось в жизни порядочно попутешествовать. Он родился в 1869 году в Орле и с самой молодости служил корабельным священником, была раньше в России такая должность. Покинул родину в 1919 году, долгое время состоял духовником женского монастыря в Иерусалиме.
А затем судьба забросила еще дальше, в 1924 году архимандрит Антонин принят в число священнослужителей Северо-Американской епархии Русской Церкви. В 1930 году назначен епископом Аляски. Благодаря его трудам и молитвам создавались новые приходы и освящались храмы.
Книга, изданная в 2007 году, представляет исторический очерк, при написании которого были использованы архивные материалы, некоторые из них в России печатаются впервые. Автор и составитель - архимандрит Павел (Фокин), настоятель Свято-Николаевского Патриаршего собора города Сан-Франциско в США.
В книге описан не только многотрудный жизненный путь миссионерского служения, но и прослеживается история устройства Русской Православной Церкви в Америке с XVIII века. Но конечно, главную ценность представляют воспоминания самого владыки Антонина, его личная переписка. Особенно поражает один случай чудесного спасения.
Терпеть кораблекрушения ему доводилось неоднократно. На этот раз пожилой архиерей отправился с целью личных переговоров по вопросу создания школы и приюта для сирот на Аляске и... пропал. В прессе от 16 февраля 1933 года сообщалось о гибели епископа.
«На борту, кроме меня, находились: диакон Михаил Тютьяков, капитан погибшего лота «Юнис» А. Нельсон, жена капитана Станкса с дочерью четырех лет и другие лица, главным образом, охотники, а всего 15 человек. Станкс командовал этим ботом первый год и был еще неопытным капитаном.
Капитан «Юниса» Андрей Нельсон, норвежец, много лет командовал [судном]. Несколько раз обходил Алеутские острова и в зимнее время был на самом острове Атту. Подвергался несколько раз опасности зимой во время бурь и иногда совершал плавание на совершенно обледенелом боте. А в 1932 году ботик «Юнис» был разбит. Потеряв судно свое, Нельсон определился матросом на наш бот «Умнак Нэйтив»...
Нельсон, при своей храбрости и опытности, отличался исключительной фигурой: огромного роста, до 6 футов, здоровый, краснощекий, плечистый, очень спокойный. Он производил сильное и успокаивающее впечатление на людей... Но Нельсону не суждено было спастись. Достигши берега и взобравшись на камни, он скончался от холода, застыл. Розыскная партия после нашла его, уже обглоданного лисицами.
Погода вначале благоприятствовала, но через несколько часов начала меняться. Подул сильный ветер и развел такие страшные волны, с которыми не в силу было справляться нашему 60-ти футовому ботику. И мы мотались среди бушующего моря около пяти суток, заходя иногда в бухточки, где отстаивались по несколько часов.
24 января, при сильном северо-западном ветре, мы вошли в бухту Инанудак у острова Умнак и отдали якорь, а вскорости и второй. Ветер все усиливался, и один из канатов не выдержал и лопнул... В скором времени бот начал дрейфовать в сторону каменистого берега... рассвирепевшее море гнало бот все дальше и дальше на риф, непрерывно трепя его о камни, и вскорости положило его на борт в сторону моря. И всей силой страшные волны обрушились на уже беззащитную жертву... Наступила ночь...
13 человек, находившихся на борту, разместились так: в штурмовой рубке командир с женой и ребенком, я и другие семь человек в камбузе, рядом с командиром, и четыре матроса остались на верхней палубе, которые и оставили бот первые. Но Нельсон погиб, а трое спустись по канату тогда, когда волны прибили бот ближе к берегу. И эти трое, как оказалось после, добравшись до берега, ушли в свою деревню на этом же острове, куда дошли на шестые сутки. Здесь они возвестили о гибели бота «Умнак Нэйтив» и всех нас.
Мы же остались на злосчастном боте, ожидая Божия приговора... В начале катастрофы капитан ободрял всех тем, что бот находится вблизи берега, и потому никакой опасности для жизни нет. Но после того, как наступила темнота, и бот был положен на борт, мы ясно видели, что боту не выдержать рассвирепевшейся стихии...
В скором времени дверь не выдержала ударов волн и с треском и громом была выбита. А громадная волна ворвалась в камбуз и покрыла нас... Вода доходила до пояса и, хотя электричество еще горело, но всем было ясно, что последние минуты наступают... Я и все люди начали готовиться к встрече смерти и запели «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся», «Правило веры и образ кротости» и другие песнопения... Мы поем молитвы... Море продолжает свою разрушительную работу...
Одет я был в подряснике, чулках и меховой шапке. На ногах у меня были валенки, но от воды они набухли и стали жать ноги. Тогда я с трудом сдвинул их с себя. Другие были одеты, большей частью, в шерстяные хорошие рубахи и брюки, забранные в резиновые сапоги, и в шапки.
Из восьми человек, бывших в камбузе, к утру осталось живыми четверо. Диакон лежал мертвым, трое других были, вероятно, смыты волной при попытке вырваться из помещения на палубу. Я и трое, оставшихся со мною, нашли топор и прорубили себе выход на противоположной морю стороне и таким образом по мелкой воде сошли на берег...
Но обессиленные, истощенные и мокрые, мы падали на колена, но все же спешили. Куда и зачем? Я оглянулся и вижу, что нигде нет места, которое могло бы укрыть нас от стужи и обогреть. Кругом пустынный скалистый берег, и горы увенчаны утесами...
Свой подрясник я сбросил с себя еще в камбузе, так как он от воды сделался очень тяжелый (он был драповый и на подкладке из шерстяного одеяла), и я не мог в нем двинуться, обессиленный кроме того... С большим трудом поднялся и направился обратно к разбитому боту. Здесь я нашел в нем мокрую шерстяную рубашку и пиджак. Все это я одел на себя и почувствовал настоящее тепло.
Затем нашел выброшенные морем с нашего же бота мандарины. Несколько съел и начал собирать на будущее. И, облюбовавши местечко между двух камней, начал сносить сюда мандарины и кое-что для устройства какой-либо защиты от холода.
Сюда я притащил с берега две небольшие дощечки, спасательный пояс, 14 штук лисьих шкурок, маленькое детское одеяльце и маленький ящик с мандаринами. Я устроил между камнями подобие гроба. Постелил шкурки, оделся шкурками и одеяльцем и лег отдохнуть, в надежде на следующий день продолжать оборудование помещения и собрать запас провизии. Утомленный, я уснул хорошо. Но на следующий день я уже не мог ходить, ибо ноги отказались служить, и я принужден был остаться с тем оборудованием и довольствием, которое успел сделать в предыдущий день.
На устроенном мною смертном ложе между двумя камнями и среди умерших братий по несчастью (все вышедшие со мною с бота умерли через два-три часа после того как сошли на берег), на безлюдном диком берегу, под открытым небом, потянулись длинные часы, а потом и дни моего ожидания Божия приговора. Я провел под снегом и дождем тринадцать суток без нескольких часов, и только благодать Божия покрывала меня в ненастные дни, а чудодейственная сила удерживала мой дух в немощной старческой оболочке (мне исполнилось тогда 64 года).
Среди мертвецов, на безлюдном берегу, я не был одинок. Все дни и ночи я провел в беседе с Богом, Владычицей неба и земли, святителем Николаем, моими Ангелами-Хранителями и многими святыми. Я не видел моими грешными глазами небожителей, но чувствовал и слышал небесные речи и извещения. Я жил и надеялся на скорое облегчение моих страданий.
С каждым днем мои телесные силы угасали, и я с трудом поворачивался. Несколько раз я был готов к переходу в жизнь вечную и в тяжелые минуты моих страданий я громко пел: «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небеси, и нас на земле сподоби Тебе славити». Это ангельское славословие укрепляло и согревало меня, и я бодро ожидал своего воскресения.
Два раза я чувствовал особенно близко присутствие смерти... Был как 6ы уже в объятиях ее. Все время я старался быть в движении, двигал и шлепал ногами, тер руки. Но после долгих холодных ночек я замерзал все сильнее, не мог уже и ногами двигать. И начал исповедоваться перед Богом во грехах своих. По окончании этой исповеди перекрестился, закрыл голову шерстяным одеялом, сложил руки на груди, тяжело вздохнул и моментально оказался в какой-то теплой аллее, как бы в летнее время.
И со мною, с правой стороны, я чувствовал, идет какое-то доброе существо, хотя я его и не видел, затем сквозь деревья стал пробиваться свет. Затем я увидел громадное пространство, как бы луг какой, который был наполнен множеством разных народов: русскими, англичанами и т. д., разных полов и возрастов. А дальше открылся старинный красивый город с башнями, золотыми куполами, шпилями, который утопал в цветущих деревьях. Луг тоже был в цветах. Все люди и старые и молодые - все веселились...
И я почувствовал, что моя душа отделилась от тела. И я стал благодарить Бога так: «Благодарю Тебя, Господи, что я так легко и безболезненно перешел в другой мир... ». Но только я сказал это, как картина совсем сменилась: я снова вижу, что лежу между камнями. И страшно заскорбел, что возвратился снова к жизни. Я сознавал ясно, что это не был сон. Ибо если бы это был сон, да еще от замерзания, то я не проснулся 6ы. А если 6ы и проснулся, то совсем с закоченелыми членами...
Прошло еще несколько дней, уже не помню сколько. Но только я чувствовал страшные боли во всем теле: совне и внутри. Точно все оно сжималось, стягивалось. И от этих болей я начал молитвенно кричать: «Господи, услыши Твоего служителя. Ведь я Тебе служу весь мой век. Облегчи мои страдания. Или пошли моего Ангела-Хранителя, чтобы он сократил мою жизнь».
И вот в это время я почувствовал присутствие моего Ангела-Хранителя, хотя я его и не видел. И я обращаюсь к нему:
- Я знаю, что ты мой Ангел-Хранитель, здесь. Но ты скажи мне: ты пришел облегчить мои страдания или сократить мою жизнь?
Получаю ясный ответ:
- Да. Ты получишь облегчение.
- Да когда же это будет? - спрашиваю я, - Я не могу больше страдать.
- Ну день... Ну два... Ну много - три...
Я запомнил даже интонацию этого голоса. Но это был голос не наш, не человеческий... Ни на что не похож... Никак объяснить его не могу. Но очень ясный... В это же время я увидел: солнце заблестело. И я от радости закричал: «Воскресение Твое, Христе Спасе...»
Еще припоминаю следующее: берег этот пустынный. Ближайшее селение находилось в пяти сутках ходьбы через горы. И я видел из живых существ, за время моего лежания, только ворон и одну лисицу. Она подошла и дико смотрела на меня. Она была в шагах 5-10. Видимо, что она готовилась к кушанию. Но я-то сильно обрадовался, увидев живое существо, и обратился к ней: «Лисичка, лисонька, подойди сюда». Она дико глянула, повернулась и пошла прочь.
А вороны страшно пугали меня... летали и каркали. А одна уселась с моей головой рядом на камне. Я махнул на нее рукой: «Прочь, успеешь еще». Она отлетела. Но каждое утро они прилетали ко мне и все осведомлялись, не готов ли я для них...
На исходе тринадцатых суток я услышал выстрелы и громко закричал: «Воскресение Твое, Христе Спасе...» Алеуты услышали и бросились ко мне. Слезы радости и благодарности текли по моим щекам, ибо я видел в моем спасении милость Божию. Алеуты так же со слезами благодарили Бога и радовались, что нашли меня живым, ибо они слышали о гибели всех и пришли на место катастрофы, чтобы предать земле погибших.
Немедленно закипела работа. Разожгли костер, содрали с меня все мокрое белье и пиджак и завернули в свои сухие. завернули шею и грудь в сухие лисьи шкуры, приготовили чай и не забыли сделать первую фотографию с меня полусидячего между двумя камнями. Напоили чаем, затем положили меня на носилки и перенесли в более хорошее и тихое место, где устроили палатку и сложили в ней из камней печь, и положили меня в палатку.
Прибыло девять человек, из коих трое отправлены немедленно обратно в селение Никольское на острове Умнак с извещением о том, что Владыку нашли живым с отмороженными руками и ногами. Четыре алеута согревали камни возле печки, которыми обкладывали вокруг меня и оттирали днем и ночью мои замороженные руки и ноги. А двое ходили на охоту и добывали рыбу и дичь для питания. Через несколько суток я почувствовал боль в ногах во время растирания и обращаюсь к алеуту Афиногену: «Потише три, ведь больно же». Афиноген от удовольствия улыбнулся, что кровь начала циркулировать, значит, ноги спасены».