Колымская сказка. Отрывок 2-й.
Разноцветное предзакатное солнце осветит сквозь тусклое стекло лица замолчавших на мгновение людей.
Серый и унылый поселочек покажется вдруг обитаемым и живым - и неуютная, тусклая комната напомнит чем-то московскую, когда, чуть затронув эту струну, польются все те же обычные, привычные - и столь мало понятные со стороны разговоры:
- Вы не знаете, что вменялось ему в обвинении?..
- Нет, на кассацию они не подавали…
- В какой он зоне сейчас?..
- Я давно потерял его из вида. Да-да, расскажите об обстоятельствах его дела…
- Их обоих судили по части второй семидесятой. Десять плюс пять, особый режим…
- Нет, суд над ней прошел быстро. Мордовия, да…
- Ему дали второй срок по сто девяноста прим. По ней часто дают второй срок...
- У них уже три года не было свидания. И писем нет уже давно…
- Он в Чистополе… А он в тридцать шестой, из ПКТ и карцеров не вылезает…
- Нет, он в ссылке уже давно. И они в ссылке. Тюменская область. А он в Читинской…
- По сто девяностой прим или по семидесятой?..
- Как, разве не знаете? Он уже второй год сидит по второму сроку…
- Они уезжать не хотели. Но дело было уже заведено, выхода не было…
- Нет, не прописали в Москве, конечно же, когда освободился. В Калужской области... Плохо, что добираться туда трудно.
- Да, это так. За нарушение правил надзора. Это уже третий его срок.
- Уехали, да. Они в Канаде. Да вот не пишут… Это точно, пишут обычно только первые полтора-два года…
- А он…
Но о нем-то - не лучше ли не упоминать вовсе?
- А тот…
Но не лучше ли и о нем не говорить?
- Но что же… Что же с ним все-таки произошло?..
Отчего тихи становятся голоса, а на лицах проскакивают тени сочувствия и недоумения. Отчего о нем - вышедшим до срока на волю или вовсе срока не получившего - вдруг станет грустнее, чем об ином, у кого впереди - бесконечность тюремного срока?
Кто-то пожмет плечами, или уронит что-то с презрением, или просто глубоко вздохнет.
Но что же с ним все-таки произошло? Что заставить его могло так поступить? Угрозы? Гипноз? Пытка?
Но немеет язык - и ты теряешься в догадках, когда узнаешь о новом - и опять до ужаса неожиданном - отречении.
Так что страшно становится уже за очередного арестованного - только бы выстоял...
Так что страшно становится за самого себя…
Но все-таки улыбнешься, как вспомнишь тех немногих, за которых ничуть не страшно.
Что же все-таки с ним произошло?..
Но есть ли ответ на этот вопрос, если и сам человек - даже самому себе - вряд ли на это ответит...
Серый и унылый поселочек покажется вдруг обитаемым и живым - и неуютная, тусклая комната напомнит чем-то московскую, когда, чуть затронув эту струну, польются все те же обычные, привычные - и столь мало понятные со стороны разговоры:
- Вы не знаете, что вменялось ему в обвинении?..
- Нет, на кассацию они не подавали…
- В какой он зоне сейчас?..
- Я давно потерял его из вида. Да-да, расскажите об обстоятельствах его дела…
- Их обоих судили по части второй семидесятой. Десять плюс пять, особый режим…
- Нет, суд над ней прошел быстро. Мордовия, да…
- Ему дали второй срок по сто девяноста прим. По ней часто дают второй срок...
- У них уже три года не было свидания. И писем нет уже давно…
- Он в Чистополе… А он в тридцать шестой, из ПКТ и карцеров не вылезает…
- Нет, он в ссылке уже давно. И они в ссылке. Тюменская область. А он в Читинской…
- По сто девяностой прим или по семидесятой?..
- Как, разве не знаете? Он уже второй год сидит по второму сроку…
- Они уезжать не хотели. Но дело было уже заведено, выхода не было…
- Нет, не прописали в Москве, конечно же, когда освободился. В Калужской области... Плохо, что добираться туда трудно.
- Да, это так. За нарушение правил надзора. Это уже третий его срок.
- Уехали, да. Они в Канаде. Да вот не пишут… Это точно, пишут обычно только первые полтора-два года…
- А он…
Но о нем-то - не лучше ли не упоминать вовсе?
- А тот…
Но не лучше ли и о нем не говорить?
- Но что же… Что же с ним все-таки произошло?..
Отчего тихи становятся голоса, а на лицах проскакивают тени сочувствия и недоумения. Отчего о нем - вышедшим до срока на волю или вовсе срока не получившего - вдруг станет грустнее, чем об ином, у кого впереди - бесконечность тюремного срока?
Кто-то пожмет плечами, или уронит что-то с презрением, или просто глубоко вздохнет.
Но что же с ним все-таки произошло? Что заставить его могло так поступить? Угрозы? Гипноз? Пытка?
Но немеет язык - и ты теряешься в догадках, когда узнаешь о новом - и опять до ужаса неожиданном - отречении.
Так что страшно становится уже за очередного арестованного - только бы выстоял...
Так что страшно становится за самого себя…
Но все-таки улыбнешься, как вспомнишь тех немногих, за которых ничуть не страшно.
Что же все-таки с ним произошло?..
Но есть ли ответ на этот вопрос, если и сам человек - даже самому себе - вряд ли на это ответит...