обрывки ветра
- Почему люди не выглядят счастливыми? Мне очень хотелось бы знать ответ на этот вопрос, вот честно! - разговаривали двое. Одним из собеседников была еженедельная бесплатная газета, вторым был фонарный столб, что стоял за остановкой.
Газета была уже в меру помятой, но рекламные заголовки на ней всё ещё выглядели ярко, переливаясь разными цветами. Фонарь же, наоборот, на вид был самым обычным, серым с проржавевшими кусками арматуры, выпирающими то там, то здесь, по всей его шестиметровой длине. Но Газета обняла его за изгиб шеи и точно знала, что внутри Фонаря прячется горячая душа.
- Ты меня, конечно, совсем не знаешь, чтобы сходу вступать со мной в беседу, но я тебе сейчас расскажу про свою жизнь, и мы обязательно подружимся. Вот, слушай!
Выпускают нас люди по понедельникам, если ты не знаешь, так что к настоящему моменту я уже достаточно взрослая газета. За спиной у меня целая жизнь, четыре дня. Многие из моего выпуска и до среды-то не доживают; я же настроена не сдаваться до конца, мне ещё нужно многое узнать.
Безусловно, мне повезло. Первый же человек, взявший меня в руки из стопки таких же, как я, бегло пролистал меня и бросил в урну. Быть может, это не самый лучший опыт близкого контакта с человеком, скажешь ты, но я другого мнения. В глазах того первого человека я прочитала такую грусть и безысходность, что сразу же поклялась себе выяснить, какие они, эти люди. Что у них внутри, и к чему стремятся, что их радует, и от чего печалятся, и что такое оно - человеческое счастье?
Я тебе клянусь, Фонарь, прямо здесь и сейчас, что приложу все усилия, чтобы это выяснить! Не смейся, я чувствую, как ты подрагиваешь. Ты мне не веришь, а я уже многое узнала. Мой первый человек выбросил меня в урну. Аккуратно свернул и бросил.
Но там мне повстречался замечательный глянцевый журнал, "Карнавал в истории", кажется, назывался, он-то и научил меня всему: и читать людей, и узнавать себя, и, самое главное, внимательно смотреть вокруг! Ведь ты знаешь, как это важно - относиться ко всему происходящему с тобой с максимальной внимательностью. Вон ты какой высокий, всё тебе видно и, должно быть, понятно. Ты, наверное, самый умный, честное слово! Стоишь тут целую вечность, и всё понимаешь.
В том журнале была напихана целая куча статей и рассказов, уже только по ним можно было понять, что за существа, эти люди. Писали, потому что, эти рассказы и истории сами люди, без лжи и прикрас, так, как всё происходило в их жизни на самом деле. А, если ты кому-нибудь рассказываешь правдиво про свою жизнь, этот кто-то сразу поймёт, что ты за человек, можешь мне поверить.
Я не буду тебе пересказывать все те истории, что были в Журнале, хотя, как мне кажется, я выучила их наизусть - столько времени мы провалялись в мусорном бачке. Но, если ты захочешь, и не поднимется сильный ветер, я обязательно расскажу тебе пару моих любимых. Они такие трогательные! Я полдня проплакала, пока не просохла от воды, сочившейся из треснутой бутылки.
Журнал, конечно же, забрали первым. Он такой красивый, что не влюбиться в него просто невозможно. А уж когда понимаешь, какой интересный у него внутренний мир, то ни за что не захочешь с ним расставаться. Его достала из урны какая-то милая девочка, лет семнадцати, наверное. Она сидела рядом на скамейке, выкинула к нам пакетик из-под чипсов, и увидела Журнал. Оглянулась по сторонам, и быстро запихнула Журнал в свой рюкзачок. Журнал еле успел пожелать мне удачи на прощанье, а я ему не успела.
Пакетик мне и бутылке потом рассказал, что это хорошая девочка. Он пролежал в рюкзаке три часа и успел пообщаться с её книжками, ручкой и кошельком. Она читает "Высшую математику", Пелевина и самоучитель по рисованию. Такой человек Журнал не обидит!
Каждому в его жизни нужен учитель. Иначе как понять, на что обращать внимание, а что тебя не касается? Мне вот, например, Журнал рассказал, что многие предметы не имеют души и ничего не чувствуют. Просто их делали бездумно, не вкладывая душу, или чтобы продать поскорее, или по бессмысленному плану. В тебя вот, видно, душу вложили - ты хоть и потрёпанный, но светишься! Ничего, что молчишь, я научу тебя разговаривать.
Ещё Журнал мне говорил, что и люди бывают бездушными, но я не поняла его, наверное. Как это, живой человек, и вдруг без души? Я не встречала таких за всю жизнь. Вот, например, вторым человеком, который попался мне в руки, была премиленькая старушка! Она аккуратно меня достала из урны, стряхнула с меня вонючие окурки и глупые бумажки и, отойдя к своему ящичку, открыла меня на последней странице. Надев очки, прочла внимательно программу телевидения на субботу и воскресенье, и даже карандашиком подчеркнула две каких-то передачи и кинофильм. Было очень щекотно!
Потом, когда к ней подошёл пожилой гражданин в добротном пальто, она завернула для него букет цветов в мой серединный разворот. Да, она выдернула со скрепок середину и обернула цветы. Но я на неё нисколечко не обижаюсь. Во-первых, мне никогда не нравились два этих листа с глупыми объявлениями про железные двери (ну кому, ты подумай, нужно столько железных дверей?), а во-вторых, я услышала, как старушка чуть слышно прошептала: "Ну вот, на молоко и хлеб уже заработала, спасибо тебе, Господи!". Значит, на нужное дело пошли мои листочки. Это ведь здорово, правда?
И, какие у неё были глаза! Ты себе не представляешь даже, какие. В них светилась какая-то внутренняя доброта, я бы даже сказала - вселенская любовь, но, боюсь, я сама ещё не до конца понимаю смысл этого выражения. Но доброта в ней была, можешь мне поверить, настоящая доброта, живая! Когда уже под вечер мимо бабульки этой пробегал лохматый грязный пёс, она подозвала его ласково и угостила своими бутербродами с колбасой. А сама целый день ничего ещё и не ела, я знаю. И последний свой четвёртый букетик она продала молодому парню со скидкой, у того на метро не хватило бы. Одним словом, очень добрая старушка. Жаль немного, что она меня в электричке забыла рядом с сиденьем, я бы хотела посмотреть, как у неё дома всё обустроено. И потом, как же она без меня вспомнит, какой фильм хотела посмотреть в субботу?
Знаешь, мне повезло ещё раз. Уже ночью, на последнем перегоне, меня подобрал серьёзный парень. Он разложил меня на сиденье, разгладил, и на четвёртой странице стал внимательно вычитывать все объявления про работу. Долго читал, целых три остановки. Покивал своим каким-то мыслям, медленно вырвал из меня пять кусочков с телефонами, а потом сложил в свою сумку. Мне там, если честно, не очень понравилось: какие-то промасленые железяки меня всю испачкали (они называли себя инструментами), вперемешку пакеты с остатками еды, рабочие перчатки, непонятная куртка... В общем, неопрятно как-то там было, я не люблю такое.
Зато, когда этот парень пришёл домой, я многое про него узнала. Эти инструменты, ну разве что-нибудь толковое они расскажут? Про саморезы какие-то и гипрок, трубы и провода, кому это может быть интересно? Но вот дома у него, это да! Есть, на что посмотреть и чего послушать. И жена у него весёлая и детишки такие шебутные. Двое у них, мальчик и девочка. Облепили они папку своего, и давай просить, чтоб он на плечах покатал. Мать их гонит, говорит, дайте отцу передохнуть, уж заполночь давно, устал, поди, с работы. Но он их всё равно покатал, тихонечко. А потом как подбросит младшего, аж до самого потолка! Как не стукнулся?
Малыши, конечно, чудные. Хоть и не всегда слушаются, но толк из них будет. Девчушка тарелку с вилкой отцу принесла, чтоб поужинал, а мальчуган тихонечко в сумку отцовскую залез, навёл порядок в инструментах, сложил и протёр тряпицей. Меня вынул из сумки, осмотрел тщательно и оторвал пол-листа с машинками, сложил обратно, а себе взял кусок проволоки, наверняка сгодится.
Когда уже дети ушли спать, я разговор слышала, парня этого работяги с женой. Непросто им живётся, если честно. Вроде и любят друг друга, и детишек растят, и работают помногу, - да всё равно продыху нет. Угла своего нет, снимают задорого, денег вечно не хватает, и продукты, и одежда всю зарплату съедает. В будущем, тоже непонятно всё, наладится ли? Женщина даже всплакнула под конец, мне её очень жалко стало. Парень её успокоил немного, сказал, что ещё работу ищет, достал из кармана мои обрывки. Так и пошли они спать, немного расстроенные.
Я тебе вот что скажу, Фонарик мой милый, людям, наверное, во сто крат тяжелее живётся, чем нам с тобой! У нас вот отпущена функция, по ней и живём: ты светишь, я объявления доношу. Ты железобетонно простоишь свой век, а я в три дня истреплюсь, да на свалку. Никто никому не завидует, у каждого своя мера. А люди?
Они ведь рождаются одинаковыми, друг на друга похожими, да так и растут сообща. Родители и школа, институт и работа, - а там и свою семью пора заводить! Где же им разобраться, что к чему? Всю дорогу учатся стать, как все, но вырастут и понимают вдруг, что в себе-то им разобраться так времени и не хватило. Потом всю жизнь и живут, по привычке, да по подсказке. Мало среди них счастливых, безумно мало...
На следующий день парень в сумке меня взял на работу. Не вынимал целый день, так я голоса прослушала, несчётное количество голосов. То всё рабочие были, кто мимо проходил, разговаривал, какие рядом садились, что-то делали. Из обрывков разговорных тоже многое можно понять, если внимательно слушать. И я бы, Фонарик, тебе рассказала дословно всё, что там слышала, но слишком много мусора в тех разговорах было, тебе неинтересно станет, точно говорю.
Но вот, что ясно изо всех тех разговоров: люди несчастны. Кто начальство своё поносит, кто родню клянёт, многие на правительство сердятся, да соседние страны. Как-то так всё у них получается, что от них самих ничего не зависит. Все вокруг виноваты, а они не причём. Депрессивный народ, эти работяги. Или с работой просто парню не свезло? Пусть другую ищет, уж точно.
Под конец рабочего дня, меня какой-то тип выпросил у парня. Сначала отвёртку попросил, а потом, как увидел меня, и выпросил. Говорит, телефоны он ищет своей старой конторы, а сам потом отошёл подальше, бегло пролистал, посмотрел объявления про массаж и вип-отдых, да на шкаф меня забросил. Там пыльно было очень, будто сто лет не убирались, а ведь дом только строят ещё; три этажа осталось, сама слышала.
Так и провалялась всю ночь и весь день следующий, в пыли этой дурацкой. Чуть не исчихалась вся. А, кроме того, там на шкафу этом и не видно ничего, потолок один, и не слышно толком ничего. Только ветер выводит звуки свои заунывные, просачивается через незастеклённые окна и в двери свистит. Я чуть с ума не сошла.
Хорошо ещё, что я заметила на краю шкафа брошюрку с девчушками, запылилась она сверх всякой меры. Еле дозвалась, девчушки внутри приуныли основательно и не надеялись уже никого встретить. А тут я! В общем, кое-как с помощью сквозняков доползли мы друг до друга и поболтали несколько часов подряд. Тут-то мне девицы-красавицы и поведали, что за вип-отдых такой, и что в их книжечке большинство мужичков высматривает. Я не осуждаю их, нет. Симпатичные ведь девчушки на фотографиях. Вот только, мне кажется, что и эти искатели не находят, в итоге, своего счастья.
На следующий день, ближе к вечеру, в дальнем помещении меняли проём: то ли расширяли, то ли ещё что. Но, в результате тех действий, к нам на этаж ворвался настоящий ветер. Он вихрил и шалил, поднимал тучи пыли и опрокидывал вёдра, спутывал провода и раскачивал лампы. Он был свободен и непредсказуем. Мне так захотелось быть с ним! Я подговорила девчонок, и они шелестом страниц подозвали к нам ветер. Мне пришлось уговаривать этого шалопая битых пол-часа, пока он не понял, что же я от него хочу. Ветер не любит обязательств, поэтому так трудно убедить его, чтобы он взял тебя с собой.
Но когда он понял наконец, что мне от него ничего особенного не нужно, он рванулся посильнее и с лёгкостью увлёк меня со шкафа, через какие-то комнаты, прямо в распахнутое окно...
О, боже! Как это было здорово! С высоты двадцати этажей взглянуть вокруг - это самые лучшие ощущения, поверь мне. Я знаю, ты и так высокий, мой милый Фонарик, но там, высоко-высоко в небе всё представляется тебе по-другому. Проблемы и трудности туда просто не добираются. Ты паришь, свободный и счастливый, и только птицы могут составить тебе компанию. Ты встречал когда-нибудь несчастливых птиц?
Возможно, здесь, внизу, ты и видел каких-то печальных ворон, или грязных голубей; но там, в небесах, несчастья просто нет. Ветер держит всех, у кого есть крылья, и можно пролететь хоть тысячу миль без единого усилия. Отдавшись потоку, слившись с ним, ты становишься единым целым со всем вокруг. Ты ни о чём не думаешь, не переживаешь, все мысли и желания остаются там, далеко внизу. И тех, кто остался внизу, было безумно жаль!..
Определённо, людям следует научиться летать, не в железных цилиндрах, а на крыльях. Тогда они точно поймут, хоть на короткие минуты, что же это такое - быть по-настоящему счастливым. Отбросив тоску и печаль, забыв про зависть и непрерывные желания, они уже не захотят возвращаться к своим прежним жизням. Они станут жить совсем по-другому, без спешки и суеты, всецело наслаждаясь потоком жизни. Это я точно знаю.
Ой, ты держись, Фонарик милый, ветер вернулся, мне уже не хватает сил, чтобы хвататься за тебя дальше. Я полечу, ладно? Быть может, ещё встретимся, не забывай меня, Фонааарииик...
Газета вспорхнула, как чайка, взмыла вверх и стала быстро уменьшаться, превращаясь в свободную птицу.
Фонарь покачнулся от ветра, раз, другой, и тихо заскрипел:
- Прощаааай!..
Она, всё-таки, научила его говорить! И теперь, кто знает, может мы ещё услышим рассказ об удивительной жизни этого стойкого Фонаря? Будем надеяться.
Газета была уже в меру помятой, но рекламные заголовки на ней всё ещё выглядели ярко, переливаясь разными цветами. Фонарь же, наоборот, на вид был самым обычным, серым с проржавевшими кусками арматуры, выпирающими то там, то здесь, по всей его шестиметровой длине. Но Газета обняла его за изгиб шеи и точно знала, что внутри Фонаря прячется горячая душа.
- Ты меня, конечно, совсем не знаешь, чтобы сходу вступать со мной в беседу, но я тебе сейчас расскажу про свою жизнь, и мы обязательно подружимся. Вот, слушай!
Выпускают нас люди по понедельникам, если ты не знаешь, так что к настоящему моменту я уже достаточно взрослая газета. За спиной у меня целая жизнь, четыре дня. Многие из моего выпуска и до среды-то не доживают; я же настроена не сдаваться до конца, мне ещё нужно многое узнать.
Безусловно, мне повезло. Первый же человек, взявший меня в руки из стопки таких же, как я, бегло пролистал меня и бросил в урну. Быть может, это не самый лучший опыт близкого контакта с человеком, скажешь ты, но я другого мнения. В глазах того первого человека я прочитала такую грусть и безысходность, что сразу же поклялась себе выяснить, какие они, эти люди. Что у них внутри, и к чему стремятся, что их радует, и от чего печалятся, и что такое оно - человеческое счастье?
Я тебе клянусь, Фонарь, прямо здесь и сейчас, что приложу все усилия, чтобы это выяснить! Не смейся, я чувствую, как ты подрагиваешь. Ты мне не веришь, а я уже многое узнала. Мой первый человек выбросил меня в урну. Аккуратно свернул и бросил.
Но там мне повстречался замечательный глянцевый журнал, "Карнавал в истории", кажется, назывался, он-то и научил меня всему: и читать людей, и узнавать себя, и, самое главное, внимательно смотреть вокруг! Ведь ты знаешь, как это важно - относиться ко всему происходящему с тобой с максимальной внимательностью. Вон ты какой высокий, всё тебе видно и, должно быть, понятно. Ты, наверное, самый умный, честное слово! Стоишь тут целую вечность, и всё понимаешь.
В том журнале была напихана целая куча статей и рассказов, уже только по ним можно было понять, что за существа, эти люди. Писали, потому что, эти рассказы и истории сами люди, без лжи и прикрас, так, как всё происходило в их жизни на самом деле. А, если ты кому-нибудь рассказываешь правдиво про свою жизнь, этот кто-то сразу поймёт, что ты за человек, можешь мне поверить.
Я не буду тебе пересказывать все те истории, что были в Журнале, хотя, как мне кажется, я выучила их наизусть - столько времени мы провалялись в мусорном бачке. Но, если ты захочешь, и не поднимется сильный ветер, я обязательно расскажу тебе пару моих любимых. Они такие трогательные! Я полдня проплакала, пока не просохла от воды, сочившейся из треснутой бутылки.
Журнал, конечно же, забрали первым. Он такой красивый, что не влюбиться в него просто невозможно. А уж когда понимаешь, какой интересный у него внутренний мир, то ни за что не захочешь с ним расставаться. Его достала из урны какая-то милая девочка, лет семнадцати, наверное. Она сидела рядом на скамейке, выкинула к нам пакетик из-под чипсов, и увидела Журнал. Оглянулась по сторонам, и быстро запихнула Журнал в свой рюкзачок. Журнал еле успел пожелать мне удачи на прощанье, а я ему не успела.
Пакетик мне и бутылке потом рассказал, что это хорошая девочка. Он пролежал в рюкзаке три часа и успел пообщаться с её книжками, ручкой и кошельком. Она читает "Высшую математику", Пелевина и самоучитель по рисованию. Такой человек Журнал не обидит!
Каждому в его жизни нужен учитель. Иначе как понять, на что обращать внимание, а что тебя не касается? Мне вот, например, Журнал рассказал, что многие предметы не имеют души и ничего не чувствуют. Просто их делали бездумно, не вкладывая душу, или чтобы продать поскорее, или по бессмысленному плану. В тебя вот, видно, душу вложили - ты хоть и потрёпанный, но светишься! Ничего, что молчишь, я научу тебя разговаривать.
Ещё Журнал мне говорил, что и люди бывают бездушными, но я не поняла его, наверное. Как это, живой человек, и вдруг без души? Я не встречала таких за всю жизнь. Вот, например, вторым человеком, который попался мне в руки, была премиленькая старушка! Она аккуратно меня достала из урны, стряхнула с меня вонючие окурки и глупые бумажки и, отойдя к своему ящичку, открыла меня на последней странице. Надев очки, прочла внимательно программу телевидения на субботу и воскресенье, и даже карандашиком подчеркнула две каких-то передачи и кинофильм. Было очень щекотно!
Потом, когда к ней подошёл пожилой гражданин в добротном пальто, она завернула для него букет цветов в мой серединный разворот. Да, она выдернула со скрепок середину и обернула цветы. Но я на неё нисколечко не обижаюсь. Во-первых, мне никогда не нравились два этих листа с глупыми объявлениями про железные двери (ну кому, ты подумай, нужно столько железных дверей?), а во-вторых, я услышала, как старушка чуть слышно прошептала: "Ну вот, на молоко и хлеб уже заработала, спасибо тебе, Господи!". Значит, на нужное дело пошли мои листочки. Это ведь здорово, правда?
И, какие у неё были глаза! Ты себе не представляешь даже, какие. В них светилась какая-то внутренняя доброта, я бы даже сказала - вселенская любовь, но, боюсь, я сама ещё не до конца понимаю смысл этого выражения. Но доброта в ней была, можешь мне поверить, настоящая доброта, живая! Когда уже под вечер мимо бабульки этой пробегал лохматый грязный пёс, она подозвала его ласково и угостила своими бутербродами с колбасой. А сама целый день ничего ещё и не ела, я знаю. И последний свой четвёртый букетик она продала молодому парню со скидкой, у того на метро не хватило бы. Одним словом, очень добрая старушка. Жаль немного, что она меня в электричке забыла рядом с сиденьем, я бы хотела посмотреть, как у неё дома всё обустроено. И потом, как же она без меня вспомнит, какой фильм хотела посмотреть в субботу?
Знаешь, мне повезло ещё раз. Уже ночью, на последнем перегоне, меня подобрал серьёзный парень. Он разложил меня на сиденье, разгладил, и на четвёртой странице стал внимательно вычитывать все объявления про работу. Долго читал, целых три остановки. Покивал своим каким-то мыслям, медленно вырвал из меня пять кусочков с телефонами, а потом сложил в свою сумку. Мне там, если честно, не очень понравилось: какие-то промасленые железяки меня всю испачкали (они называли себя инструментами), вперемешку пакеты с остатками еды, рабочие перчатки, непонятная куртка... В общем, неопрятно как-то там было, я не люблю такое.
Зато, когда этот парень пришёл домой, я многое про него узнала. Эти инструменты, ну разве что-нибудь толковое они расскажут? Про саморезы какие-то и гипрок, трубы и провода, кому это может быть интересно? Но вот дома у него, это да! Есть, на что посмотреть и чего послушать. И жена у него весёлая и детишки такие шебутные. Двое у них, мальчик и девочка. Облепили они папку своего, и давай просить, чтоб он на плечах покатал. Мать их гонит, говорит, дайте отцу передохнуть, уж заполночь давно, устал, поди, с работы. Но он их всё равно покатал, тихонечко. А потом как подбросит младшего, аж до самого потолка! Как не стукнулся?
Малыши, конечно, чудные. Хоть и не всегда слушаются, но толк из них будет. Девчушка тарелку с вилкой отцу принесла, чтоб поужинал, а мальчуган тихонечко в сумку отцовскую залез, навёл порядок в инструментах, сложил и протёр тряпицей. Меня вынул из сумки, осмотрел тщательно и оторвал пол-листа с машинками, сложил обратно, а себе взял кусок проволоки, наверняка сгодится.
Когда уже дети ушли спать, я разговор слышала, парня этого работяги с женой. Непросто им живётся, если честно. Вроде и любят друг друга, и детишек растят, и работают помногу, - да всё равно продыху нет. Угла своего нет, снимают задорого, денег вечно не хватает, и продукты, и одежда всю зарплату съедает. В будущем, тоже непонятно всё, наладится ли? Женщина даже всплакнула под конец, мне её очень жалко стало. Парень её успокоил немного, сказал, что ещё работу ищет, достал из кармана мои обрывки. Так и пошли они спать, немного расстроенные.
Я тебе вот что скажу, Фонарик мой милый, людям, наверное, во сто крат тяжелее живётся, чем нам с тобой! У нас вот отпущена функция, по ней и живём: ты светишь, я объявления доношу. Ты железобетонно простоишь свой век, а я в три дня истреплюсь, да на свалку. Никто никому не завидует, у каждого своя мера. А люди?
Они ведь рождаются одинаковыми, друг на друга похожими, да так и растут сообща. Родители и школа, институт и работа, - а там и свою семью пора заводить! Где же им разобраться, что к чему? Всю дорогу учатся стать, как все, но вырастут и понимают вдруг, что в себе-то им разобраться так времени и не хватило. Потом всю жизнь и живут, по привычке, да по подсказке. Мало среди них счастливых, безумно мало...
На следующий день парень в сумке меня взял на работу. Не вынимал целый день, так я голоса прослушала, несчётное количество голосов. То всё рабочие были, кто мимо проходил, разговаривал, какие рядом садились, что-то делали. Из обрывков разговорных тоже многое можно понять, если внимательно слушать. И я бы, Фонарик, тебе рассказала дословно всё, что там слышала, но слишком много мусора в тех разговорах было, тебе неинтересно станет, точно говорю.
Но вот, что ясно изо всех тех разговоров: люди несчастны. Кто начальство своё поносит, кто родню клянёт, многие на правительство сердятся, да соседние страны. Как-то так всё у них получается, что от них самих ничего не зависит. Все вокруг виноваты, а они не причём. Депрессивный народ, эти работяги. Или с работой просто парню не свезло? Пусть другую ищет, уж точно.
Под конец рабочего дня, меня какой-то тип выпросил у парня. Сначала отвёртку попросил, а потом, как увидел меня, и выпросил. Говорит, телефоны он ищет своей старой конторы, а сам потом отошёл подальше, бегло пролистал, посмотрел объявления про массаж и вип-отдых, да на шкаф меня забросил. Там пыльно было очень, будто сто лет не убирались, а ведь дом только строят ещё; три этажа осталось, сама слышала.
Так и провалялась всю ночь и весь день следующий, в пыли этой дурацкой. Чуть не исчихалась вся. А, кроме того, там на шкафу этом и не видно ничего, потолок один, и не слышно толком ничего. Только ветер выводит звуки свои заунывные, просачивается через незастеклённые окна и в двери свистит. Я чуть с ума не сошла.
Хорошо ещё, что я заметила на краю шкафа брошюрку с девчушками, запылилась она сверх всякой меры. Еле дозвалась, девчушки внутри приуныли основательно и не надеялись уже никого встретить. А тут я! В общем, кое-как с помощью сквозняков доползли мы друг до друга и поболтали несколько часов подряд. Тут-то мне девицы-красавицы и поведали, что за вип-отдых такой, и что в их книжечке большинство мужичков высматривает. Я не осуждаю их, нет. Симпатичные ведь девчушки на фотографиях. Вот только, мне кажется, что и эти искатели не находят, в итоге, своего счастья.
На следующий день, ближе к вечеру, в дальнем помещении меняли проём: то ли расширяли, то ли ещё что. Но, в результате тех действий, к нам на этаж ворвался настоящий ветер. Он вихрил и шалил, поднимал тучи пыли и опрокидывал вёдра, спутывал провода и раскачивал лампы. Он был свободен и непредсказуем. Мне так захотелось быть с ним! Я подговорила девчонок, и они шелестом страниц подозвали к нам ветер. Мне пришлось уговаривать этого шалопая битых пол-часа, пока он не понял, что же я от него хочу. Ветер не любит обязательств, поэтому так трудно убедить его, чтобы он взял тебя с собой.
Но когда он понял наконец, что мне от него ничего особенного не нужно, он рванулся посильнее и с лёгкостью увлёк меня со шкафа, через какие-то комнаты, прямо в распахнутое окно...
О, боже! Как это было здорово! С высоты двадцати этажей взглянуть вокруг - это самые лучшие ощущения, поверь мне. Я знаю, ты и так высокий, мой милый Фонарик, но там, высоко-высоко в небе всё представляется тебе по-другому. Проблемы и трудности туда просто не добираются. Ты паришь, свободный и счастливый, и только птицы могут составить тебе компанию. Ты встречал когда-нибудь несчастливых птиц?
Возможно, здесь, внизу, ты и видел каких-то печальных ворон, или грязных голубей; но там, в небесах, несчастья просто нет. Ветер держит всех, у кого есть крылья, и можно пролететь хоть тысячу миль без единого усилия. Отдавшись потоку, слившись с ним, ты становишься единым целым со всем вокруг. Ты ни о чём не думаешь, не переживаешь, все мысли и желания остаются там, далеко внизу. И тех, кто остался внизу, было безумно жаль!..
Определённо, людям следует научиться летать, не в железных цилиндрах, а на крыльях. Тогда они точно поймут, хоть на короткие минуты, что же это такое - быть по-настоящему счастливым. Отбросив тоску и печаль, забыв про зависть и непрерывные желания, они уже не захотят возвращаться к своим прежним жизням. Они станут жить совсем по-другому, без спешки и суеты, всецело наслаждаясь потоком жизни. Это я точно знаю.
Ой, ты держись, Фонарик милый, ветер вернулся, мне уже не хватает сил, чтобы хвататься за тебя дальше. Я полечу, ладно? Быть может, ещё встретимся, не забывай меня, Фонааарииик...
Газета вспорхнула, как чайка, взмыла вверх и стала быстро уменьшаться, превращаясь в свободную птицу.
Фонарь покачнулся от ветра, раз, другой, и тихо заскрипел:
- Прощаааай!..
Она, всё-таки, научила его говорить! И теперь, кто знает, может мы ещё услышим рассказ об удивительной жизни этого стойкого Фонаря? Будем надеяться.