О важности навоза в школьном образовании
Мою первую учительницу звали Анна Максимовна. Oна сделала из меня отличницу на целых пять лет и на всю оставшуюся жизнь научила не мнить о себе и не останавливаться на достигнутом.
Методы обучения у Анны Максимовны были надёжные, но, по сегодняшним меркам, не совсем политкорректные.
Родом она была, как сама выражалась, "из глубин", имела совсем не московское, окающее произношение и завораживающе смачный словарый запас.
От неё, например, я узнала ёмкий эпитет "тюфяк с навозом" и до сих пор нахожу его одним из удачнейших в применении к некоторым точным описаниям (« Что ты развалился на парте, как тюфяк с навозом! » - кто найдёт объёмнее, прошу представить.)
Анну Максимовну боязливо уважали, но недолюбливали, и дети и родители. Родителям не нравились её "грубые манеры" и бесцеремонная принципиальность: заданный на дом рисунок неизменно получал трояк, если зоркий глаз Анны Максимовны безошибочно находил штрихи, добавленные взрослой рукой, в целях улучшения общей композиции : « Паночкин! Ты у этого Буратины и носа не покрасил! Дедушка старался? Пусть Дедушка за оценкой и приходит, я ему и выставлю. А тебе - три с минусом. В следующий раз, работай сам. »
Родители у школы перешёптывались возмущённо, но с оглядкой : связываться с Анной Максимовной не хотелось никому, а главное - это было совершенно бесполезно. Анна Максимовна твёрдо придерживалась мудрости "делай, как должно и будь, что будет" и намертво держала удар, даже при нескольких попытках оскорблённых родителей призвать в арбитры директора школы. При директоре выходило себе дороже, потому что Анна Максимовна, не особенно напрягаясь, всегда была в состоянии предьявить самые веские доказательства, почему "тюфяк с навозом", возлежащий на парте именно так и назывался. А в нагрузку к арбитражу, легко доказывала ещё и почему вытащившие её на директорский суд родители тоже - тюфяки.
Делала она это так спокойно и виртуозно, что крыть было нечем и приходилось глухо возмущаться в узком семейном или дружеском кругу таких же обиженных Анной Максимовной родителей.
Даже застуканный с "Буратиной" дед Паночкина громко распинался на школьном перроне (в надежде быть услышанным Анной Максимовной), что, де, он не ропщет за низкую оценку своего творчества, потому что Анна Максимовна - женщина суровая, но справедливая.
Дома, когда я восторженно повторяла родителям новые эпитеты, которыми одаривала класс Анна Максимовна, мама тоже пыталась возражать, а отец пресекал все жалобы одной универсальной рекомендацией:
- Проглотить, не ныть, забыть ! Bместо этого учиться, учиться и учиться. А учит она их хорошо. Несмотря на "Буратину".
Правда, сам отец всё-таки крякнул и чуть не сломался, когда за какую-то провинность, я простояла в классном углу с 9 часов утра почти до обеда. Такой огромный срок вызвал отцово возмущение, он собрался уже пойти на абордаж и лично поругаться с Анной Максимовной, но вовремя одумался и вернулся к собственной рекомендации.
А я, как мне помнится, и вовсе как-то не постарадала и особой травмы не почувствовала: у меня с детского сада был крепкий иммунитет на "углы", я в них придумывала фантастические истории, и никто не мешал.
Потом я получила пару по русскому, в день своего рождения, только за то, что загляделась в окно, пока Анна Максимовна объясняла значение картины "Мы пойдём другим путём". Была у нас в "Родной речи" такая картина, где молодой Владимир Ильич утешает плачущую после казни сына мать и обещает впредь не повторять ошибок брата, а действовать другими методами...
В окно мы смотрели вместе с Сашкой П., которому досталось значительно больше: мне просто вкатили пару, а его заставили обьяснить значение провороненной картины. Класс замер в предвкушении, и Сашка оправдал - быстро сориентировался по смыслу и сделал так:
- Дом окружён, но Ленин всех выведет через чёрный ход!
Столько веселья нам до самых выспукных больше никто не доставлял.
Самой большой моей утратой стала двойка за стихотворение Исаковского "Вишня" - моё любимое тогда стихотворение, которое до сих пор я помню наизусть. И тогда знала, но прочесть не смогла, потoму что боялась постыдно заплакать: мне было так жалко старика, который "глядел весёлыми глазами на поля, на дальнюю межу..." На этом куске я замолчала намертво и получила то, что получила. Не могла же я позорно обьяснять свои дурацкие слабости.
А в самом конце третьего класса, в одной из контрольных работ, за которую я получила твёрдую пятёрку, я вдруг заметила, что "Творит.падеж" над нужным словом написан вовсе не моей рукой, хоть и стилизован под мой корявый почерк...Я просто забыла его указать, везде указала правильно, а над одним-единственным словом забыла. Моя первая принципиальная учительница это поняла и не захотела портить мою в общем-то заслуженную пятёрку...Такое вот внезапное откровение.
Все три первых года мне здорово влетало от Анны Максимовны: в каждой четверти, в графе « поведение » прочно зияло "удовл."
За три года, я отстояла во всех четырёх классных углах и даже несколько раз отбывала наказания в углах соседних классов, что считалось высшей мерой и крайней степенью позора.
Мне ставили двойки за забытые тетради и трояки за неаккуратный почерк, при полном отсутствии ошибок. Меня приучали к грамоте и ответственности одновременно, методом одного безпряничного кнута.
Но никаких нервных потрясений от чрезмерной строгости моей первой учительницы я не испытывала.
Отец оказался прав: всему чему следовало, Анна Максимовна научила меня отлично, раз и навсегда. Я до сих пор потихоньку считаю, переношу слоги и даже штопаю так, как учила она.
Свои первые изложения "по картине", выразительные чтения вслух и рисовальные опыты я делала по её « жёсткой методике » - сама.
Всё то, чему я научилась после неё легло на подготовленную ей почву. Хорошо легло, не развалилось, как этот … "тюфяк с навозом".
Собственно, и он тоже пригодился.
***
**Текст впервые опубликован в газете "LIFE" 1 сентября 2016г
Методы обучения у Анны Максимовны были надёжные, но, по сегодняшним меркам, не совсем политкорректные.
Родом она была, как сама выражалась, "из глубин", имела совсем не московское, окающее произношение и завораживающе смачный словарый запас.
От неё, например, я узнала ёмкий эпитет "тюфяк с навозом" и до сих пор нахожу его одним из удачнейших в применении к некоторым точным описаниям (« Что ты развалился на парте, как тюфяк с навозом! » - кто найдёт объёмнее, прошу представить.)
Анну Максимовну боязливо уважали, но недолюбливали, и дети и родители. Родителям не нравились её "грубые манеры" и бесцеремонная принципиальность: заданный на дом рисунок неизменно получал трояк, если зоркий глаз Анны Максимовны безошибочно находил штрихи, добавленные взрослой рукой, в целях улучшения общей композиции : « Паночкин! Ты у этого Буратины и носа не покрасил! Дедушка старался? Пусть Дедушка за оценкой и приходит, я ему и выставлю. А тебе - три с минусом. В следующий раз, работай сам. »
Родители у школы перешёптывались возмущённо, но с оглядкой : связываться с Анной Максимовной не хотелось никому, а главное - это было совершенно бесполезно. Анна Максимовна твёрдо придерживалась мудрости "делай, как должно и будь, что будет" и намертво держала удар, даже при нескольких попытках оскорблённых родителей призвать в арбитры директора школы. При директоре выходило себе дороже, потому что Анна Максимовна, не особенно напрягаясь, всегда была в состоянии предьявить самые веские доказательства, почему "тюфяк с навозом", возлежащий на парте именно так и назывался. А в нагрузку к арбитражу, легко доказывала ещё и почему вытащившие её на директорский суд родители тоже - тюфяки.
Делала она это так спокойно и виртуозно, что крыть было нечем и приходилось глухо возмущаться в узком семейном или дружеском кругу таких же обиженных Анной Максимовной родителей.
Даже застуканный с "Буратиной" дед Паночкина громко распинался на школьном перроне (в надежде быть услышанным Анной Максимовной), что, де, он не ропщет за низкую оценку своего творчества, потому что Анна Максимовна - женщина суровая, но справедливая.
Дома, когда я восторженно повторяла родителям новые эпитеты, которыми одаривала класс Анна Максимовна, мама тоже пыталась возражать, а отец пресекал все жалобы одной универсальной рекомендацией:
- Проглотить, не ныть, забыть ! Bместо этого учиться, учиться и учиться. А учит она их хорошо. Несмотря на "Буратину".
Правда, сам отец всё-таки крякнул и чуть не сломался, когда за какую-то провинность, я простояла в классном углу с 9 часов утра почти до обеда. Такой огромный срок вызвал отцово возмущение, он собрался уже пойти на абордаж и лично поругаться с Анной Максимовной, но вовремя одумался и вернулся к собственной рекомендации.
А я, как мне помнится, и вовсе как-то не постарадала и особой травмы не почувствовала: у меня с детского сада был крепкий иммунитет на "углы", я в них придумывала фантастические истории, и никто не мешал.
Потом я получила пару по русскому, в день своего рождения, только за то, что загляделась в окно, пока Анна Максимовна объясняла значение картины "Мы пойдём другим путём". Была у нас в "Родной речи" такая картина, где молодой Владимир Ильич утешает плачущую после казни сына мать и обещает впредь не повторять ошибок брата, а действовать другими методами...
В окно мы смотрели вместе с Сашкой П., которому досталось значительно больше: мне просто вкатили пару, а его заставили обьяснить значение провороненной картины. Класс замер в предвкушении, и Сашка оправдал - быстро сориентировался по смыслу и сделал так:
- Дом окружён, но Ленин всех выведет через чёрный ход!
Столько веселья нам до самых выспукных больше никто не доставлял.
Самой большой моей утратой стала двойка за стихотворение Исаковского "Вишня" - моё любимое тогда стихотворение, которое до сих пор я помню наизусть. И тогда знала, но прочесть не смогла, потoму что боялась постыдно заплакать: мне было так жалко старика, который "глядел весёлыми глазами на поля, на дальнюю межу..." На этом куске я замолчала намертво и получила то, что получила. Не могла же я позорно обьяснять свои дурацкие слабости.
А в самом конце третьего класса, в одной из контрольных работ, за которую я получила твёрдую пятёрку, я вдруг заметила, что "Творит.падеж" над нужным словом написан вовсе не моей рукой, хоть и стилизован под мой корявый почерк...Я просто забыла его указать, везде указала правильно, а над одним-единственным словом забыла. Моя первая принципиальная учительница это поняла и не захотела портить мою в общем-то заслуженную пятёрку...Такое вот внезапное откровение.
Все три первых года мне здорово влетало от Анны Максимовны: в каждой четверти, в графе « поведение » прочно зияло "удовл."
За три года, я отстояла во всех четырёх классных углах и даже несколько раз отбывала наказания в углах соседних классов, что считалось высшей мерой и крайней степенью позора.
Мне ставили двойки за забытые тетради и трояки за неаккуратный почерк, при полном отсутствии ошибок. Меня приучали к грамоте и ответственности одновременно, методом одного безпряничного кнута.
Но никаких нервных потрясений от чрезмерной строгости моей первой учительницы я не испытывала.
Отец оказался прав: всему чему следовало, Анна Максимовна научила меня отлично, раз и навсегда. Я до сих пор потихоньку считаю, переношу слоги и даже штопаю так, как учила она.
Свои первые изложения "по картине", выразительные чтения вслух и рисовальные опыты я делала по её « жёсткой методике » - сама.
Всё то, чему я научилась после неё легло на подготовленную ей почву. Хорошо легло, не развалилось, как этот … "тюфяк с навозом".
Собственно, и он тоже пригодился.
***
**Текст впервые опубликован в газете "LIFE" 1 сентября 2016г