Прага (новая редакция - 2021) © Eli Alexandre Finberg

[el_finik]

Часть пятая
Они познакомились когда он был на втором а она на первом курсе консерватории. Он заговорил с ней в вестибюле, когда она стояла одна возле бюста Ленина, ожидая что освободится класс. Он ей вообще не понравился. Плохо одетый, стеснительный, со странной прической. Она даже разговаривать не хотела когда он подошел, таким прозрачным, каким то плоским буквально он ей показался. На первом свидании она скучала, посматривала на часы, а он краснел и не переставая рассказывал, рассказывал, рассказывал. Она его про себя называла поначалу мистер Компромисс. Она - медалистка, выпускница струнного отделения одиннадцатилетки, подающая надежды исполнительница, разменивалась на странноватого, как ей казалось, лузера со средними данными и обсессивным увлечением эстрадной и джазовой музыкой . Но он не сдавался - звонил, приглашал на концерты, пропускал занятия чтобы провести с ней время, покупал мороженное в Пингвине, носил ей скрипку и сумку с нотами из консерватории до остановки троллейбуса на Немиге, с концерта в класс, из дома на репетицию. На репетициях камерного ансамбля он расставлял всем пульты, чем безусловно покорил не одну студентку с её потока. Трудно было устоять перед столь тотальной, абсолютной преданностью. Проникнувшись к нему, все же, нежным чувством, она позволила ему себя, в нескольких случаях, поцеловать что ожидаемо изменило ситуацию таким образом, что довольно быстро они нашли себя в разгаре бурного романа с поздними уединениями в консерваторских классах, совместными прогулами занятий чтобы быть у него дома одним пока его родители на работе. Это было странное время, время какой то особенной целомудренной распущенности. В разгаре сумасшествия их охватившего они провели вместе целую ночь в фортепианном классе одиннадцатилетки, где им позволяли заниматься из за нехватки классов в консерватории. Спали и все остальное, само собой разумеется, прямо на спинке рояля. Их фантазия работала дополнительные часы чтобы произвести на свет идеи, ключи дубликаты и противозачаточные таблетки.
Когда их отношениям исполнилось три месяца Диана решила открыть ему свою тайну, совершенно незначительную как ей казалось, но тщательно скрываемую деталь своей биографии. Для этого она решила познакомить его со своими родителями. Он как раз купил им билеты в оперный. "Приезжай, забери меня, познакомишься с родителями", - попросила она. Он приехал, поднялся на четвёртый этаж. Дверь открыла её мама - полная женщина лет 45, которая, не задумываясь, прямо на пороге заключила его в свои объятия.
"Вы очень похожи на мою маму", - произнёс он первое, что пришло ему в голову. И не соврал.
"Заходи, сынок, меня зовут Бэлла Захаровна", - приветливо ответила она.
Папа Дианы сидел перед телевизором в гостиной и приветствовал гостя не вставая.
"Ну что ты, Борис, как тебе не стыдно! Мальчик ведет Диночку в оперный театр. Кстати, его зовут Паша, давай вставай, познакомьтесь как следует", - попрекнула мужа Бэлла Захаровна.
Папа встал и протянул ему свою мозолистую руку, украшенную татуировкой "Борис" - по букве на каждом пальце.
Дина, заметив Пашин удивленный взгляд, пояснила: "Папа сделал татуировку много лет назад, в армии".
Она добилась своего, - знала, что встреча с её еврейскими родителями произведет на него впечатление. А ей хотелось сделать ему приятное.
"Ну поехали", - она взяла его под руку и они спустились на улицу, где их уже ждало такси.
Они опаздывали... Невероятно, невероятно... Эти светлые волосы... Они не говорили об этом больше никогда. Она молчала, а он не решался спросить. Они продолжили встречаться и однажды она потащила его в синагогу на Сторожовке - опять без слов, опять без объяснений, опять без видимых эмоций. "Помолись за наших родителей, помолись за нас", - сказала она. Они оба были единственными детьми в своих семьях.
Вскоре после этого они расстались. Диана начала встречаться с Сергеем Малышевым, солистом из Филармонического оркестра, с которым, как со временем выяснилось, вскоре тайно обвенчалась.
***
Здравствуй, мой любимый!
Как описать тебе мои чувства, как выразить их словами, которые невозможно услышать. Холодный экран, как мертвый лист бумаги. Как хочется, чтобы ты наконец-то услышал меня, смог почувствовать, понять как я люблю тебя. Какие странные судьбы, какая ужасная несправедливость. Все, что происходит с нами сейчас, и всегда происходило. От осознания этого мне очень больно, но мысли о тебе спасают меня, твой образ лечит мою душу. Приди ко мне, найди меня, спаси меня от этого страшного одиночества. Беспомощность, неспособность что-либо изменить, - все это убивает меня, уничтожает всякую надежду. Я не способна сейчас ощущать ничего, кроме печали, сжигающей меня изнутри. Прага радует меня своей неожиданной близостью, напоминает прошлое. Но сама по себе, эта поездка без тебя рядом со мной ничего не меняет, а возможно, даже усложняет . Я так люблю тебя, мой единственный, я ощущаю это, ежеминутно, даже сейчас. Не забывай меня...
Диана
***
Она послала мэйл и отложила телефон в сторону. Только сейчас наконец заставила себя встать. Ей хотелось ещё спать, но был уже полдень, - впереди несколько часов свободного времени, а потом "Травиата".
Майкл так и не появился. Он с Джерри остались утром в баре. Муж мало интересовал ее, но где Джерри? Ведь с ним она должна была идти в театр - Майкл ненавидел оперу. Она позвонила в номер мужа, долго слушала длинные гудки, но трубку не подняли.
Она нашла их обоих в баре - совершенно пьяных, почти невменяемых, по-прежнему во вчерашних дорогих костюмах. Они явно не покидали бар с самого утра, что ее совершенно не удивило - она давно привыкла к невероятной способности мужа бесконечно не спать, и бесконечно пить.
- Джерри, пожалуйста, поднимись в номер, иди спать.
- Да, госпожа моя, - он с трудом заставил себя встать.
На мужа Дезире даже не взглянула, он ее мало волновал в такие минуты. Раздражённая она вышла на улицу с сигаретой.
Через полчаса она вернулась к себе в номер. К ее изумлению она увидела Джерри, спящего на ее кровати лицом вниз, одетого. Он перепутал комнаты, но... Дезире сразу поняла что только что увидела. "У милого Джерри есть ключ от моего номера… Как интересно…

Часть шестая
Позвонила Анежка. Ее голосок на другом конце линии ласково защебетал о прекрасно проведенном времени, радости от знакомства и ожидании следующей встречи. Она говорила много ерунды, изредка давая ему возможность вставить пару слов. Когда этот разговор уже почти себя исчерпал, он услышал стук приближающихся женских каблуков в коридоре и буквально сразу Анежка вошла в номер.
Она спешила и была совсем не такой веселой, какой показалась ему по телефону.
"Немедленно собирайся, нужно срочно поговорить... И нет, здесь разговаривать нельзя... Я уверена ты знаешь о чем я... Пошли, пошли... Быстрее, заодно пообедаем".
Для разговора и еды Анежка выбрала марокканский ресторан Дааб на углу Рыбной и Длухи. Шай был рад возможности поесть как дома. Внутреннее убранство было убедительно ближневосточным. Они выбрали дальний столик возле камина, заказали еду, наргилу и виски на двоих. Спиртное принесли сразу и они сразу выпили из довольно крупных стаканов.
- Так как же тебя зовут на самом деле? - виски сработало безупречно, они оба уже расслабленно улыбались.
- Павел, Паша. В детстве меня так звали.
- Павел... Паша... Пашенька… А, как Павел Дуров... Анежка похвасталась перед ним своим пониманием русской действительности.
Официант принес наргилу.
- Что случилось, Анежка? - он затянулся, кальян раскурился сразу.
- У меня дома были "гости". Три вооруженных жлоба, на вид израильтянина. Сказали тебе не помогать. Вели себя корректно но не оставили сомнений в серьезности своих намерений. Разбили мамин телевизор. Я не очень боюсь, если честно, но мама плачет, она не может без телевизора. К тебе тоже приходили?
- Да, один из них вчера даже слушал как я играю. Ночью перетрясли все мои вещи в номере. Все это очень серьезно и не похоже на шутку. Диана почему то уверена, что ее муж тут не причём, но я сомневаюсь. Она совершенно беспечна, уверена в себе - я ее перестал понимать. Нам угрожают расправой, а мы идем слушать "Травиату"...
- Это очень опасно... Попробуй мясо, но не запивай.
Когда Шай уже справился с главным блюдом и расслабленно потягивал наргилу, рассматривая посетителей, к ним подсел мужчина восточной наружности, до этого сидевший за соседним столиком. Темный костюм, до блеска начищенные туфли, белоснежная рубашка без галстука. Шай любил людей, которые так одевались, возможно только шляпа вызывала вопросы - с широкими полями, почти неуместная. Незнакомец был чисто выбрит и благоухал дорогим одеколоном категории 60+. Он протянул правую руку Шаю, и, пожимая ее, тот не смог не заметить тщательно ухоженный, длиной около трех сантиметров, ноготь на его мизинце.
- Очень приятно, - сказал он по-русски. - Меня зовут Зиндело, я отец Анежки.
Зиндело был человеком старого поколения, поэтому сносно говорил по-русски. Время поджимало, - в семь, через два часа, начинался спектакль, а Ярон еще не был одет. И хотя у него было множество вопросов, сейчас он предпочел выслушать неожиданно появившегося цыганского барона. Анежке он доверял, а она, видимо, безоговорочно полагалась на отца. Зиндело был категорически против того, чтобы он шел в театр. Мотивировал это тем, что сейчас больше нельзя доверять никому. Особенно долго Зиндело зудел о том, что Диана что то скрывает или не договаривает раз она так уверена, что этих бандитов послал не ее муж.
Анежка поддержала отца: "Идти туда - безумие!" Но Шай был неумолим: "Я ждал этих встреч много, много лет, я не могу сейчас исчезнуть, даже перед лицом такой опасности. Дорогие мои, спасибо вам, но я не могу не пойти туда. Я не могу подозревать Диану. Она - мой ангел, мой талисман, ведущий меня с самой юности, всегда рядом - даже когда она была далеко. Ради этой любви я пожертвовал всем, что у меня есть. Я пойду на спектакль. А Вы, Зиндело, защитите Анежку и ее маму, они могут пострадать из-за меня", уже пострадали.
Анежка переглянулась с отцом: "Я говорила тебе, это бесполезно".
- Хорошо, - Зиндело встал. - Ты пойдешь в театр, но пойдешь не один, и не смей меня ослушаться. С тобой будут четыре моих человека, двое в зале и двое снаружи. А теперь уходим отсюда. Платите и собирайтесь. Я встречу тебя, Шай, возле театра, в гостиницу с тобой пойдут Мартин и Людвиг, они ждут в машине возле ресторана. Пойдем, Анежка. Но я повторяю: тебе, йа мишигинер Шай, все же лучше вернуться в Израиль и жить своей жизнью, не гневи Бога".
Шай ничего не ответил.
До гостиницы он все же дошёл один. Но как только он вошел в лобби Астории, к нему присоединились два широкоплечих цыганских парня. Они не разговаривали, видимо, получив соответствующий приказ. Как и Зиндело, они были в костюмах, только с непокрытыми головами.
В номере он решил написать Диане пару строк: "Кажется, мы с тобой в беде, особенно страшно, что ты не готова это признать. Что будет с нами, любовь моя?"
Он быстро собрался и вместе с навязанными ему телохранителями поехал в сторону Национального театра. Мартин был за рулем, а Шай с Людвигом курили на заднем сидении, по-прежнему молча…

Часть седьмая
Джерри замолчал. Рассказанное им впечатлило Диану, но не удивило. Она немного посидела без движения, поплакала. Кажется наконец и она начала понимать, что происходит. Она, конечно, должна постараться взять себя в руки. Отослала Джерри, сама села и что-то долго писала в телефоне, отсылала мейлы и сообщения, плакала, курила, писала, пила вино и снова плакала. Спектакль начинался в 19:00…
У входа в театр Шая уже ждал Зиндело. Он был сдержанно взволнован. Сухо поздоровался, как будто делая отдолжение улыбнулся и пожелал Шаю удачи. Мартин и Людвиг остались на улице с Зиндело, внутри за Шаем должны были присматривать другие люди, лиц которых он, естественно, никогда не видел, и потому узнать не мог "Главное, что они тебя узнают!" - успокоил Шая Зиндело.
Шай любил "Травиату", и боготворил Диану. Страх сменился тяжелым ожиданием. Он вошел внутрь и как будто попал в другой мир. Он не смог остаться равнодушным при виде великолепия, открывшегося его взору внутри театра. Будучи человеком крайне впечатлительным, он едва не задохнулся от волнения когда это увидел. Его сердцебиение, как это всегда случалось в подобных ситуациях, усилилось, он ощутил прилив энергии, как ребёнок разволновался от неповторимости момента. Оперный театр в Праге показался ему сказочным дворцом муз, воспоминаний и фантазий. Диана в своем репертуаре. Место идеально соответствовало когда-то знакомому ему миру ее души, он ощутил себя в полной безопасности, как дома и даже пожалел, что согласился на цыганский эскорт. Он медленно прогуливался по холлу театра, рассматривал его уникальное убранство, от красоты его окружающей ему реально хотелось кричать. Павел искал глазами Диану - но ее нигде не было…
Мрачный Зиндело сидел в машине и листал свой блокнот, Людвиг с Мартином бесцельно, казалось, прогуливались по периметру театра. Неожиданно, как в замедленном кадре Зиндело увидел, как Людвиг оседает на землю, словно марионетка, нити которой кто-то перерезал. Мартин склонился над своим товарищем. Зиндело, еще не поняв что только что произошло, побежал в их сторону. Людвиг был мертв, - в его бритом затылке чуть выше уха виднелось небольшое входное пулевое отверстие. Выходного отверстия видно не было. Снайпер мастерски уложил Людвига одним бесшумным выстрелом. Довольно скоро вокруг них уже толпились люди, кто-то звонил в полицию. Зиндело, заметивший это, скрылся не многолюдной набережной, оставляя Мартина разбираться с полицией самостоятельно ...
Майкл Дэмпьер остался один в своем номере. По времени, Джерри с Дезире должны были уже уехать в театр слушать ненавистную ему оперу. Он не просто ненавидел Травиату, он презирал её содержание. Сюжет, в котором была замешана падшая женщина вызывал у него отвращение. Майкл не терял время, хоть и совершенно разбитый после предыдущей ночи, он использовал свое одиночество для того, чтобы сделать несколько телефонных звонков. Он набирал номер за номером, давал короткие указания, в конце концов набрал родителей в Мельбурне
"Да, мама, все прекрасно. Все будет хорошо, нет причин для беспокойства. Дезире прекрасная женщина… Я в это не верю... Ты думаешь?.. Да поможет нам Бог!"
Альтист Малышев оказался обычным подонком. В один прекрасный день он бросил Диану без каких-либо объяснений. Наверное, разлюбил. Это был июнь, у них как раз закончился контракт в венском Моцартовском оркестре, нужно было думать о новых работах, а вместо этого он уехал в неизвестном направлении даже не оставив записку. Уехал не попрощавшись.
Человек, ради которого она бросила дом, отказалась от аспирантуры, с которым венчалась в церкви против воли родителей. Он просто не вернулся вечером домой, удрал, оставив ее одну в чужом городе, чужой стране. В Вене она не знала практически никого. А родители были далеко…
Диана прожила в Австрии еще целый год, переходя из квартиры в квартиру, так и не смогла найти хорошую работу, без языка и почти без денег. Чтобы как то себя прокормить в тёплые месяцы она играла на улицах а зимой в торговых центрах. Научилась бороться за место. Перестала бояться, повзрослела и похорошела.
Друзей у нее почти совсем не было, были, естественно, поклонники. Иногда с ней знакомились прямо на улице, останавливались, слушали и восхищались ее прекрасным звуком, техникой, понимали, что играет профессионал, отмечали ее красоту. Порой признавались в любви, приглашали в гости. С некоторыми из них она встречалась, но пережив предательство мужа, она, казалось, утратила способность радоваться мужскому обществу.
Она много гуляла по городу одна, часто носила скрипку с собой, так как не всегда было где ее оставить. И на этих прогулках она вспоминала себя со скрипкой в парках своего детства, в Минске. Вспоминала Пашу. Его особенную чувственность, глубокую романтичность, почти эпическую любовь к ней, однажды ей неоцененную. Такое невозможно было забыть. Но Паша уже давно жил в Израиле и по слухам, дошедшим до неё из Минска, был женат.
Однажды она обратила внимание, что один парень приходит слушать ее каждый день. Подолгу стоит, не решаясь подойти, оставляет крупную купюру и уходит. Он ей понравился, ей захотелось поиграть только для него. И однажды "Весенняя песня" Мендельсона расслабила ее настолько, что она набравшись смелости сама подошла к нему и первая заговорила. Через две недели в ее паспорте уже стояла австралийская виза и спустя еще два дня Майкл и Диана, влюбленные до опьянения, вылетели из Австрии рейсом Вена - Мельбурн.

Продолжение следует