Баллады о читателях из зазеркалья
Необходимое пояснение. Все о ком здесь идет речь, не филологи. Это студенты технических факультетов, добирающие гуманитарные баллы. Многие из них даже в школе литературу (а порой и историю с географией) толком не изучали и теперь с большим интересом (и крайне добросовестно) открывают для себя новое пространство.
История вводная, демонстрационная:
На семинаре магистрант спрашивает:
- Вот этот вельможа, который со страшным царем переписывался, он зачем это делал?
Страшный царь? Понятно, Иван Грозный.
- Что именно вы имеете в виду?
- Ну зачем он ему писал?
- Вероятно, хотел высказаться, возможно, получить ответ...
- Нет, я хочу спросить - если это все так, как он пишет, зачем он вообще ему писал? Почему он его не придушил сразу там же? Переписываться зачем?
Занавес.
(Выслушав про смутное время, понимающе кивают. Вот тут все логично. Что же тут еще могло получиться при таких вводных?)
История 1.
Познакомившись с "Крейцеровой сонатой", студенты дружно решили, что Толстой сошел с ума. Получив краткое описание современных Толстому представлений о чувственной любви и положении женщины в обществе, подумали и взяли свои слова обратно, заключив, что невменяемым было то самое общество, а в такой нездоровой обстановке чего только не напишешь. Особенно, если ты гений и окружающую среду впитываешь автоматически, как мидия.
История 3.
Из персонажей "Анны Карениной" единственным человеком, чье поведение не вызвало у них недоумения, была сама Анна. Собственно, изображение внутреннего мира Анны и вообще вся ситуация повергли их в восторг. Почему? Потому что с их точки зрения - это блестящий портрет человека, теряющего адекватность из-за наркотической зависимости и _не знающего_ об этом.
Студенты пели Толстому дифирамбы - перемены настроения, мотивационные сдвиги, паранойя, галлюцинации - клинически точная картина, которая очень осторожно задана с самого начала и прописана так, что когда во второй книге начинает появляться и подчеркиваться слово "морфий" - его уже ждешь.
Семинар предположил, что Анне давали опиесодержащие при первой беременности (они использовались как болеутоляющее и снотворное и продавались в аптеках) - и ненароком «подсадили». И ее роман с Вронским - попытка вырваться, фактически, перебив зависимость от вещества, зависимостью от человека и его любви… с закономерным финалом, потому что это так не лечится. При этом, ни Анна (для нее опиум - просто лекарство, которое ей помогает), ни окружающие аддикции не видят, природы бедствия не понимают и ищут происходящему иные причины в личной жизни, устройстве общества и слабости характера самой Анны.
А дело совсем в другом - и, кстати, очень же интересно, чего мы о себе и мире вот так же не знаем, считая, что это все экономика, технологии и личные лень и безволие. Замечательный писатель Толстой.
Но вот этот его Лёвин - это что вообще такое? Это же нельзя понять - ничто ни из чего не вытекает, логики нет в поведении ни малейшей… он технику купить не мог? Косилка Вуда же, рабочая и недорогая, точно была, мы проверяли…
История 4.
Студент подготовил на семинар доклад по "Воскресению". Литературоведческий. Он сравнивал роман Толстого со стивенсоновским "Владетелем Баллантрэ".
У меня, когда мне сообщили эту тему, едва не отвалилась челюсть - "едва не", потому что преподавательский долг ее вовремя поймал. Однако, студенту связь между произведениями была ясна, как день (тем более, что никакой границы между «высокой» и «низкой» литературой семинаристы не видят и, к счастью, видеть не хотят).
Ведь - объяснял он - одно из самых интересных свойств "Владетеля Баллантрэ" как текста - в том, что с какого-то момента читатель осознает, что и с рассказчиком, и с главным положительным героем и его положительностью дело обстоит очень неладно. И точно та же ситуация, по его мнению, имеет место быть в случае Нехлюдова. Что, мол, сначала читатель становится на его точку зрения, ему сочувствует, а к середине романа начинает понимать, что никакого воскресения-то и не случилось. Что как раньше был он полностью сосредоточен на своих потребностях, так и теперь видит только их - просто у него потребности изменились. А сам человек как был, так и остался слепым эгоцентриком, просто раньше он был эгоцентриком гулящим, а сделался - возвышЕнным. Но обслуживает он все время свои эмоциональные нужды и только их (потому и сцена с Евангелием в финале вовсе не является нелогичной - человек, осознавший, что вокруг него системная проблема и системное зло, от которых не избавишься одним махом и не успокоишься, нашел себе пластырь и удовлетворился им…)
И очень докладчик Толстым восхищался за такую мастерскую, ненавязчивую, недидактическую демонстрацию.
История 5
Читают "Илиаду". Тут никаких проблем нет, всем все ясно, потому что вылитая же первая мировая. Договоры, союзы, соглашения - потом кого-то украли, кого-то убили и все летит кувырком, никто ничего не понимает, какие-то эфиопы под Троей, какие-то индусы на Сомме... нечисть знает кто воюет с нечисть знает кем нечисть знает где - и, главное, уже никто не разберет, за что. И в штабах то же самое - поссорился Агамемнон с Ахиллом, а в результате возникает какое-нибудь Галлиполи и похоронки идут в Австралию и Новую Зеландию через полглобуса.
Потом - глянь, а вокруг уже темные века.
И на богов валить нечего - с такими людьми, какой выбор бы ни сделал Парис, все равно бы закончилось войной.
Даже менять в поэме ничего не нужно - тут и списки частей, и кто где в траншее сидел, и кто танк подорвал, и газовая атака, и домик, и shell-shock... и Скамандр кипит как в том самом Галлиполи.
В общем, разве что гекзаметром уже неудобно, чай, не эдвардианский период. А так - одно к одному.
И кода.
«Собачье сердце»
Большая часть группы согласна, что история Шарикова - это метафора революции. А теперь держитесь: какая именно.
По их мнению, автор изобразил мир, где все составляющие общества неспособны взаимодействовать друг с другом и вообще не представляют себе, что такое взаимодействие возможно. Не видят никаких способов обращения с "другим", кроме полного перестроения под свои нормы/вытеснения/убийства. Причем, по этому параметру профессор Преображенский от Швондера не отличается ничем.
Профессор своей операцией сотворил не чудовище, а обыкновенного, пусть и редкостно плохого, человека с улицы, вторичный дериватив Клима Чугункина. Но единственное, что он может сделать с плохим человеком - это превратить его обратно в животное. Лишить разума, речи и ответственности. Как человека он Шарикова выносить не может. А ведь человеческому обществу все время приходится иметь дело с разного свойства плохими людьми. И оно как-то старается это делать, по возможности, обходясь без убийства и хирургической деградации. Получается не всегда... но.
Шарикова же ликвидируют фактически за то, что он не соответствует ожиданиям создателя (с угрозой, которую он несомненно представляет - тут студенты как раз все понимают - можно было управиться и по-другому).
А правительство и домовой комитет, со своей стороны, ведут себя точно так же, только хуже. Вторые готовы сжить Преображенского со свету за то, что он есть то, что он есть. А первые создали ситуацию, когда в любом конфликте верх будет даже не за Швондером, а за Шариковым. Потому что Шариков не ограничен в средствах. Ситуацию, в которой квартира Преображенского может существовать только в качестве анклава, и в которой контакт между Преображенским и окружающими перекрыт не только с обеих сторон, но и сверху. Преображенский поставлен в положение, в котором он и его семья полностью зависят от властей - и он не может сделать ни единого шага в сторону. Его компетентность не может распространяться по сторонам, она присвоена элитой и распределяется сверху.
По их мнению, Булгаков очень точно объяснил, почему произошла революция - для всех групп контроль был важнее сосуществования (и даже выживания). Пропал Калабуховский дом.