если Ортега к вечеру найдет инфу (внутреннюю) по ОГФ и Другой России я ее скину после 22.00. Ну наконец-то. А то я даже как-то забеспокоился.
Но есть несколько достаточно важных нюансов.
Во-первых, отношение к ФЭП как организации, а так же лично к Глебу Олеговичу Павловскому и в особенности к Вячеславу Данилову у меня всегда было крайне, скажем так, настороженное. А после статьи "На смерть нацбола" - этих людей я предпочел бы увидеть в самых разнообразных ситуациях, из которых подробно описать не решусь ни одну, потому как немного даже стесняюсь своей жестокой и бурной фантазии. [Статья была написана, по понятным причинам, несколько позже мая 2007 года, поэтому прямого отношения к сюжету с письмом не имеет - но все же].
Во-вторых, в 2007 году, в самый разгар веселого и страшного времени, великой славы [Первый питерский Марш Несогласных] и великой трагедии [убийство Юрия Червочкина] "Другой России" я просто не мог искать никакую "внутреннюю инфу", в особенности по ОГФ - поскольку все, что я должен был знать, я и так прекрасно знал. А все, чего я знать не должен, искать было бессмысленно. Но знал я, однако же, очень и очень многое. Если бы я вдруг решил стать в этот момент осведомителем - по моим отчетам далеко не календарики бы рисовали, это во-первых. А во-вторых, разведка и контр-разведка в те годы, спасибо Павлу Жеребину, работала превосходно, меня бы вычислили на третий день сомнительного поведения. Однако даже когда (много позже) на меня потребовалось что-нибудь нарыть - не нарыли ничего кроме румоловской агитки про швабру. С которой агитки я очень громко смеялся.
В-третьих. Май 2007 года. Какую "внутреннюю информацию" я мог искать в Москве
в дни знаменитой "самарской мясорубки"? До сих пор не могу забыть, как мы сидели в редакции и дико охуевали от происходящего, но вся информация, которой мы владели, сообщалась нам с мест по телефону и сразу же превращалась в новости на сайте. На Марш Несогласных я выехал точно так же, как и многие мои друзья и благодаря этому весьма авантюрному, если кто помнит, выезду познакомился, в частности, с Борисом Райтшустером. Непосредственно в Самаре против нас была организована провокация, точнее - нашу группу просто заблокировали и не пустили на Марш, это была часть довольно известного и смешного сюжета
"Шестьдесят пистолей Дениса Билунова".
Проблема в том, что провокатор, наводивший на нас местных силовиков, тот самый "мальчик с камерой", якобы "знакомый Райтшустера", обнаружил себя почти сразу же после нашего возвращения в Москву и с тех пор его никто больше не видел (юноша оказался корреспондентом чуть ли не Мамонтова, собирал материал для очередного пропагандистского шедевра и, как в итоге оказалось, втерся в доверие вообще много к кому). Но в любом случае, я не совсем понимаю, какое это имеет отношение, прости Господи, к календарю для Вячеслава "Ивангога" Данилова.
В-четвертых. Я прекрасно понимаю природу того возбуждения, которое по факту опубликованного письма охватило Марину Литвинович - но Марина Алексеевна, один простой вопрос. В 2007 году мы с Вами в одном офисе сидели. Буквально через стенку друг о друга. Расскажите, пожалуйста, когда и у кого ко мне в те дни возникали какие-то сложные вопросы? Вопросы возникали раньше, как к человеку относительно свежему, к тому же находившемуся в общении прежде всего с нацболами (которые каждую незнакомую физиономию изучали примерно как барышник - племенного жеребца, чуть ли не волосы пересчитывали, на что были свои веские причины). Вопросы возникали позже, когда я уже начинал откровенно звереть от происходящего на оппозиционном фланге.
Но в 2007 году, в период лучших и при этом жесточайших "Маршей Несогласных", когда я был "золотым пером" [одним из, разумеется] несистемного политического лагеря и при этом вполне публичным деятелем, когда на меня равнялись, меня узнавали, меня благодарили, мои колонки - поинтересуйтесь у Сочнева - особо выделял Абель (человек более чем разборчивый), на меня ссылался Илларионов - да ведь и сами Вы, между прочим, не чурались?
Это был самый счастливый и важный год моей жизни, на локальном уровне я считался одним из самых известных и убежденных молодых оппозиционеров, у меня не могло и мысли возникнуть о том, чтобы как-то работать на власть.
И при этом, напоминаю Вам снова, жил я как совершеннейшее ссаное чучело, деньги были только на самое необходимое, я даже телефона не имел (могу впрочем ошибаться, и на тот конкретный момент имел - но самый простой и дешевый). Именно тогда возникла язвительная шутка, что "Ортега работает за еду", но язвительная только с точки зрения шутников, а я эту язву что тогда, что сейчас ношу будто орден [а гоблины, кажется, даже на уровне интуиции не знакомы с принципом: чем меньше имеешь, тем меньше боишься]. Кремль в это же самое время чуть ли не круглосуточно поливал своих прекрасных цепных псов дивным дождем из грязных зеленых бумажек. Самый мелкий клоп через полгода работы хвастался статусом "кредитного фокусника", причем не всегда даже кредитного.
Впрочем, я непростительно затягиваю вступление - оправдываться мне совершенно не в чем, я всего лишь относительно подробно напоминаю, о каком интересном временном периоде идет речь. Признаюсь, я сначала грешил на то, что письмо откровенно сфабриковано охуевшими мурзилками, которые на меня в последнее время невероятно злы, чему я несказанно рад. Тем более что в адресатах письма оказался как раз Вячеслав Данилов, с которым у меня отношения сложились самые недружелюбные. Впрочем, при всей глубокой взаимной неприязни [в том числе и сугубо идеологической, вне дихотомии "власть - оппозиция": Ивангог еще и образцовый лефтиш] я так и не смог припомнить за Даниловым ни одной игры с откровенными подлогами.
Однако история оказалась гораздо проще. Я конечно и так человек нескромный, но вот тут особенно возгордился.
Этот мой корреспондент всегда пытался изобразить из себя большее, чем он есть ну что ты хочешь от человека, у которого даже в сверхраспиздяйском фэпе была кличка "оболтус")) передо мной он тоже понтовался Быть оппозиционером, тайной связью с которым понтуются друг перед другом охранители - это очень тонкая лесть, мало я слышал в свой адрес лести тоньше, чем эта.
Но все-таки: лето 2007 года, а я служу на посылках у корреспондента, пишущего календари для Вячеслава Данилова. Как пел, извините, бард Вадим Седов: "Вы охуели, братья-румыны". Впрочем, от Марины Алексеевны я ничего иного не ожидал и даже никаих претензий ей по этому поводу не предъявляю. Она давно уже человек,
скажем так, незамысловатый. И все-таки - с Браудером неловко как-то получилось; про Навального и не вспоминаю даже.
Но что касается вменяемых и при этом заинтересованных моих читателей: разумеется, я готов ответить на любые вопросы как по общим темам, так и по каждой конкретной ситуации. Моя совесть совершенно чиста и стесняться мне абсолютно нечего: не верил, не боялся, не просил, не сотрудничал.
А если бы вдруг и решился тогда на такой безумный шаг, то какой еще "Лазарев", помилуйте. Хватало, мягко говоря, предложений куда как более интересных и заманчивых, и вот тут убедительно прошу поверить на слово.
Кстати, этот самый "Лазарев" сейчас вроде бы при "Росмолодежи" кормится. Охуеть и не встать у вас там кадровая политика, дорогая Кристина. Охуеть и не встать.
Передайте "знакомому" пламенный привет, в любое время можем устроить с ним очную ставку. И даже, если есть желание, сыграть в увлекательную игру: если юноша выдержит дискуссию о нашем давнем знакомстве, то я сразу же после этой дискуссии к вам честно работать пойду, хоть бы даже кофе варить; а куда мне еще деваться, разоблаченному провокатору?
А если не выдерживает, то вылетает от вас и/или из любых других государственных, равно около-государственных структур, как выражается философ Галковский, на мороз с волчьим билетом. А то я ведь при нем мальчиком на побегушках работал - так давайте внимательно посмотрим и окончательно выясним, строго публично, кто здесь мальчик и кому в итоге придется немного побегать. Неужели вам самой не любопытно?
В надежде на скорый ответ, искренне ваш, целую ручки etc.
Ortega