Из деревенских заметок, 2020.

[el20]

Аня
Мы стояли, ждали автолавку с Аней, подругой бабы Мани, проживающей на нашей улице. Я собиралась купить сгущенку и предчувствовала бурную реакцию односельчан.
- Хочу сгущенку купить, - сказала я Ане, - рецепт такой нашла: яблочное пюре со сгущенкой на зиму. Яблок же много, уже не знаю, что еще придумать.
Аня выслушала, подумала и сказала:
- Так ты ж не пробовала даже, не знаешь смачно или нет.
- Яблочное пюре да еще и со сгущенкой? Как это может быть не смачно?
- Ну, да, - согласилась Аня задумчиво, а я подумала, что надо бы сделать 4 баночки и три отнести соседям: бабе Мане, Ксюше и Ане, а одна мне останется. Потому что одна баночка сгущенки как раз нужна на 4 баночки пюре.
Аня растит внуков. Муж и сын у нее - безнадежные алкоголики.
Однажды мы сидели на лавочке, ожидая автолавку, и Аня рассказывала мне, сколько она натерпелась и продолжает терпеть от своего мужа. Я, как сторонница радикальных действий в браке, предложила:
- Выгнать его, к чертовой матери!
- Ды куды ж яго выганиш?
- А что, некуда?
- Няма куды. Ня на вулицу жа выганяць.
- Не знаю... не работает, не помогает по дому, пьет беспробудно и еще и бьет - чего его жалеть?
- Нельзя на деревне без мужика.
Жена сына давно всех бросила и уехала, и Аня стала «поднимать внуков». Мальчики у нее замечательные. Оба крупные, блондинистые с красивыми светлыми лицами. Старший, Артем, учится в интернате в городе. Помогает Ане во всем и зовет ее мамой. Потому что должен быть в жизни кто-то, кого можно называть мамой, без этого очень трудно расти и вообще жить.

А младший не говорит. Учится в обычной школе, где и Ксюша. Пишет и все, вроде, понимает, но не говорит. Так что, есть в деревне еще ребенок, кроме Ксюши. Мальчик этот - очень добрый и славный, и я всегда стараюсь ему что-то хорошее сказать при случае или смешное, чтоб он улыбнулся или просто почувствовал внимание, потому что жить без мамы - это неправильно.
И маме без сына жить неправильно.

Как-то подошла я к их двору, они как раз сидели на лавочке у калитки в своем дворе.
- Привет, - сказала я, улыбаясь, и они оба - бабушка и внук улыбнулись в ответ.
- Я за кисами пришла, - сообщила я.
- Ты у у город ездила? - спросила Аня.
- Да. А приехала, вижу - мыши побывали у меня. А вечером я на кухню зашла, а там мышь, как сумасшедшая, куда-то несется. Я так закричала!
Анин внук улыбнулся, слушая мой рассказ - ему показалось забавным, что я кричала при виде мыши. Тогда я добавила:
- Кричала на всю деревню. Не слышали?
Мальчик засмеялся, а Аня серьезно ответила: «Нет». Я, чтоб повеселить ее внука, продолжала:
- Тут из комнаты пришел Мурзик. «Чего кричим?» - говорит. Я ему: «Мурзик, тут мышь носится, иди, поймай». Мурзик обдумал мои слова, прошел в кухню и сел у холодильника.
Анин внук улыбался, а Аня возмущалась Мурзикиной ленью и тем, что я его избаловала частым и обильным кормлением. Она его не обозвала, как баба Маня, «дармоедом», но с осуждением отозвалась о его толстых колыхающихся боках.
Коты в деревне поджарые. Толстыми становятся только Мурзики, когда я приезжаю.

- Вот я и пришла у вас кису взять к себе, - продолжала я, - а то Мурзик, то ли придет, то ли нет, а я не хочу спать в доме со скачущей мышью.

И они с внуком стали ловить свою маленькую кошечку, а заодно поймали и вторую. Обеих сунули мне в руки. Донесла я их с трудом, одна все время шипела на вторую, и обе пытались спрыгнуть, особенно, когда я их занесла в чужой для них двор. Как-то я все же открыла дверь, внесла кис в дом и стала кормить, чтобы они быстрее привыкли к новому месту. Но когда это, уже наевшееся, двойное мурчащее счастье влезло ко мне на колени, за закрытым окном, с предусмотрительно задвинутыми жалюзи, раздался угрожающий мурзикиин вой, и пришлось мне кис возвращать. Все же, Мурзики - главные обитатели моего дома.

Черника
Как-то мы стояли с Аней, как всегда, ожидая машину Автолавки.
- А у лесе ужо черника есть, - задумчиво сказала Аня.
- Правда? - обрадовалась я.
Аня кивнула и спросила:
- Хотите пойти?
Мы тогда еще на «вы» были.
- Конечно! Еще как хочу!
Аня опять кивнула и сказала:
- Заутра и пойдзем.
- Машу же надо позвать.
- Я ёй казала. Яна не пойдзе.
Но утром ко мне постучала именно баба Маня.
- За черникой пойдзешь?
- Да, конечно. А что уже идем?
- Идзем. Вядро вазьми. Есць у цябе?
- Есть, но маленькое.
Я думала, баба Маня попросит посмотреть, насколько маленькое, но она спросила:
- А побольше нет?
«Откуда она знает, какой оно величины? Неужели когда заходила, обратила внимание на ведерко?» - подумала я, удивившись бабиманиной наблюдательности.
Я быстенько собралась, сбрызнула кроссовки и джинсы жидкостью от клещей, взяла свое ведерко, потом, подумав, взяла и другое - пятилитровое.

Баба Маня ждала меня в своем дворе. Увидев 5-ти литровое ведро, она звонко расхохоталась.
- Да ты хоць гэта набяры, - кивнула она на 3-литровое.
- Ты ж сама спрашивала, нет ли побольше!
- Так ты казала «поллитровое».
- Я? Я вообще про размер не говорила. У меня и нет поллитрового.
Тут я вспомнила, что у меня есть детское ведерко, которым я черпаю воду из бочки. Может она это имела ввиду, подумала я, а баба Маня сказала:
- Гэта вазьми, а то пакинь у мяне пакуль.
Пакуль - это по-белорусски «пока».

У своего двора нас уже ждала Аня со старшим внуком Артемом. Баба Маня рассказала им про мое 5-литровое ведро, надеясь всем вместе надо мной посмеяться, но никто на это не отреагировал, и мы отправились в лес.

В лесу мы недолго пособирали вместе, и Аня с Артемом ушли в сторону. Мы с бабой Маней держались рядом. Прежде, чем начать собирать, баба Маня надела очки и испытывающе посмотрела на меня: что я скажу. Я посмотрела, подумала, но не сказала ничего, и мы начали собирать чернику. Собирали долго, мне, во всяком случае, надоело. Периодически покрикивали Аню. Она вначале отзывалась, потом перестала - видно ушла далеко. И тут баба Маня заволновалась.
- Заблудзимся. Не выйдзем з лесу.
- Прям, - не поверила я, - че тут блудить-то? Мы совсем недалеко от дороги ушли.

От деревни мы шли по широкой дороге, потом свернули на боковую, которая, как сказала Аня, вела на комбинат, немного по ней прошли и свернули в лес. И тоже недалеко продвинулись.

- А куды ж нам цяпер исци? Дадому вяртацца? У яку сторону? У тую? - и баба Маня махнула рукой в сторону комбината.
- Че это "в тую"? - удивилась я, заодно внимательно на нее посмотрев - не шутит ли она, - В другую.
- А не у тую? Ты добра памятаеш?
- Че тут "памятать", мы ж немного от дороги прошли. А в ту пойдем - так на комбинат придем, сами же сказали.
- Да то Аня ведае, не я. Пошли ужо, - сказала баба Маня и выдвинувшись вперед, продолжала причитать:
- Вось так не выберамся и будзем блукаць. Пайшли у лес: одна - стара, друга - наводная.
После этих слов баба Маня остановилась и опять испытывающе посмотрела на меня: как я отреагирую на ее слова. Я ответила сосредоточенным взглядом, потому что воображение рисовало меня то русалкой, то Фрези Грант, бегущей по волнам, то я видела дом, стоящий на блестящей озерной глади, - много чего я успела увидеть, но так и не поняла, почему я - «наводная».
- А кто это - наводная? - наконец спросила я.
- Перасяленка. Якая прыехала.Ты ж прыехала?
- Ну, да, - согласилась я, - приехала..
Наводная, так наводная.

Мы вышли на боковую узкую дорогу, немного прошли и увидели уже большую дорогу. Баба Маня предложила опять пройти в лес и еще немного пособирать. Через какое-то время я сказала, что с меня хватит, и я пойду домой. Баба Маня посмеялась, сказав, что у меня всего-то пол ведра, на что я возразила, что почти полное и, вообще, это как посмотреть: пессимист видит ведро наполовину пустое, а оптимист - наполовину полное. Потом добавила для справедливости:
- А реалист видит, что тут у меня больше половины.
Баба Маня хмыкнула и спросила:
- А ты дорогу найдзешь?
- Че ее искать-то, вот она, - и я кивнула в сторону дороги, - ты сама не заблудись, не ходи в глубь.
- Не, не, - уверила меня баба Маня, - я тут позбираю.
И я пошла домой, по дороге нарвав себе немного зверобоя.

В тот раз я собрала два литра, потом еще один и сварила варенье, мечтая, что вот когда-то приедет папа, главный поедатель варенья в семье, и любимая сестра, а может и сын, чем черт ни шутит, - главное кто-то родной приедет и будет уплетать варенье, которое я варила с мыслями о них и бесконечной к ним любовью.

Баба Маня же, насобирав полное ведерко, пошла к дороге. И тут ей встретился еще кустик черники. Она нагнулась вместе с ведерком и просыпала свою чернику. Полведерка и высыпалось.
- Что ж ты не поставила ведерко?
- Ды вось, не паставила... заленилась.
- Собрала хоть?
- Ды не, яна ж дробная.
- Эх, - пожалела я бабу Маню, - лучше б ты со мной пошла.
- Хацела больш - и стратила, што было.

Деревенская автолавка
Автолавка приезжает в деревню три раза в неделю. Я обычно, хожу в понедельник.
Приезд автолавки - это событие. Никакой реальной очереди здесь нет, как и сопутствующей ей толчеи. Просто стоит группа людей, из которой периодически выталкивают кого-то со словами: «Идзи бяри ужо», а затем внимательно отслеживают его покупки и громко их комментируют.

В первый раз я попала к автолавке в субботу и сразу спросила, не принимают ли они карты. Ответили, что нет. Мне это очень неудобно, т.к. зарплата идет на карточку и потом надо специально ехать в поселок или районный центр, чтобы снять наличку.
В будние дни приезжает другая автолавка и там, как потом выяснилось, есть терминал для снятия денег с карты. Это было очень хорошей новостью, потому что налички у меня мало, а на карте есть достаточно, чтобы купить что-то вкусненькое. Я протянула карту продавщице, но снять деньги из машины не получилась, и она выбралась к нам на улицу с терминалом и моей картой. Потом отошла, потом еще отошла, и в конце концов, мы с ней просто пошли по улице, а связи все не было. Очередь не возмущалась, а наоборот, дружно советовала идти выше - на холм. Мы пошли на холм. Там терминал сработал, о чем продавщица зычно оповестила зрителей, к их общей радости.

Как-то я попросила продавщицу:
- Мне водички сладкой. Газированной.
Группа зрителей сразу заволновалась:
- Водичку ей сладкую...
- Намешала воды с сахаром - и пей!
Я, слегка растерявшись от такой реакции, сказала:
- Я газированной хотела...
- Газированной ёй!
- Такую пей!
- Деньги только тратишь! - это баба Маня переживала за мой бюджет.
- Так давать? - спросила продавщица, все это время державшая в руках большую платиковую бутылку с надписью «Ситро».
- Конечно, - подтвердила я, - вы на эти массовые выступления не обращайте внимания.

Сама я, естесственно, не принимаю участия в обсуждениях, но однажды и я не удержалась от комментария.
У прилавка была моя минская соседка, очень обстоятельно выбирающая себе продукты.
- А мороженое есть?
- Есть, - ответила продавщица, - белое и черное.
- Мне белого, - попросила соседка, потом добавила, - и черного.
Я в это время раздумывала над тем, черное - это какое: шоколадное или в шоколадной глазури? В конце концов я не выдержала и возмутилась:
- Белое и черное какое-то придумали....Стоишь тут теперь и голову ломаешь...
Очередь дружно рассмеялась, а продавщица радостно продемонстрировала мне «белое» и «черное».

Моя минская соседка, Мария, - любимый всеми покупатель, поскольку берет она очень много и долго: «с чувством, с толком, с расстановкой». Ее всегда выталкивают первой и с удовольствием наблюдают за процессом. Даже реплики подаются из «зрительного зала» негромкие, что бы помешать разворачивающемуся действу. На выходные приезжают ее дочки с мужьями и детьми, муж, если не оставался на всю неделю, и брат, проживающий в районном центре, и иногда моя минская соседка покупает спиртное. В этот момент у автолавки воцаряется тишина, и все внимательно слушают ее диалог с продавщицей, стараясь не пропустить ни слова. Маша спрашивает, есть ли водка, чьего производства, нет ли другой, и еще задает какие-то специфические вопросы, на которые я не обращаю внимания, в отличие от толпы автолавочных зрителей, которые слушают, затаив дыхание.

В первый раз, когда мы оказались у лавки вместе, я пропустила минскую соседку вперед, не представляя, сколько времени у нее займет этот процесс. По понедельникам я провожу урок в 19:30. Автолавка презжает, как бы в полседьмого, но может и опоздать, иногда на целый час. В тот раз она опоздала, но я думала, что вполне успею купить, что надо, и добежать до дома. Я просто не знала, как покупает продукты моя минская соседка. Она рассматривала запрашиваемый товар, раздумывала, искала варианты... Никто ни толкался, ни возмущался, напротив - наблюдали с интересом. Все, кроме меня. Я переступала с ноги на ногу, приближалась и делала шаги назад, и все мое нетерпение было написано на моем лице яркими красками. Народ моего нетерпения не заметил, поскольку я стояла впереди, за минской соседкой. Заметила Аня - она стояла в стороне. Иногда женщины подходят поближе к прилавку, чтоб лучше видеть кто и что берет.
- Урок? - спросила она, заметив мои терзания.
Я кивнула и шепнула:
- Пойду наверное, а то опоздаю.
- Так йди бяри!
Тут минская соседка обернулась:
- Ты что, торопишься? Так чего же не сказала? Я откуда знала, что ты торопишься? Сама меня пропустила..
Я на эту возмущенную тираду не ответила, но быстренько взяла свои «молоко-сметану-хлеб» и убежала домой.

С тех пор меня всегда выталкивают первой, но иногда, когда урока почему-либо нет, я пропускаю Машу.
Если я не тороплюсь, то всегда жду бабу Маню, и мы вместе идем домой. Мои «девочки» - баба Маня и Аня - всегда сообщают мне, что пришла автолавка, потому что я живу дальше, почти в конце нашей улицы, и не слышу ее гудков. Если во дворе, то могу и услышать, а в доме, конечно нет. Аня обычно посылает своих мальчиков сообщить мне о приезде автолавки или спросить, что купить, если у меня начался урок. Я, в свою очередь, кричу через забор своей минской соседке:
- Маша, автолавка приехала!
Мы выходим со своих дворов, а на улице уже поджидает баба Маня. И так мы вместе идем к автолавке, и нам так хорошо, что живем мы на одной улице, что дружно идем покупать продукты, и даже не знаю, отчего еще - просто хорошо и все.
И обратно, скупившись, мы идем вместе. Аня всегда остается: «Я яшче побуду тут на деревне».
А мы идем вместе и, дойдя до бабы Маниного дома, останавливаемся, прощаемся, и баба Маня закрывает калитку и торопится по дорожке к своему дому. Мы с Марией идем дальше, подходим к дому моих соседей и опять останавливаемся, заканчивая какой-то разговор, потом моя минская соседка уходит по своей дорожке, а я иду еще дальше - к своему дому. Войдя в калитку, зову Мурзика, а он уже сидит на столе или крыше склепа и ждет меня. Мы заходим в дом, и я даю Мурзику что-нибудь вкусненькое, а он ест и ест, и просит еще. В конце концов я не выдерживаю и говорю:
- Ну, ты, Мурзик, и подмолачиваешь!
На что Мурзик поднимает на меня свои голубые глаза и говорит нежное: «Миу», и я отвечаю:
- Ешь, котичек мой, ешь.