мемуар с открытками про 70-е
Середина 70-х. Зима. Снег пахнет ластиком, - ластики тогда такие были у некоторых счастливцев, - иностранные, с необычайно вкусным запахом.
Меня переселили на зимнее время в большую комнату к дедушке, чему я весьма обрадовалась: там был телевизор и новогодняя елка. Дедушка всегда читал перед сном какие-нибудь книжки, и с ним можно было немного побеседовать про что-нибудь хорошее, тех же Куприна с Пришвиным обсудить. С мамой мы давно уже перестали разговаривать кроме как об уборке, уроках и прочей рутине.
На Новый год Дед Мороз принес подарки. Большой мешок под елкой матово поблескивал полиэтиленом, он был полон игрушками, красками, книжками. Из всех подарков память сохранила лишь новогодние открытки. Свежие открытки блестели ярким и жирным глянцем, а толстый снегирь олицетворял зимнее солнце и праздник. Кукла означала, конечно же, никакую не Снегурочку, а языческую масленицу.
Была еще одна серия открыток мелкого формата с елочками, снежным лесом и плюшевыми зайцами и мишками. Тоже очень блестящая. Эти открытки потерялись все до одной. А тогда я с ними играла: расставляла на полу и на столе, строила какие-то напольные выставки, пускала туда своих игрушечных зверей.
Тогдашний Новый Год и зимние каникулы явились знаком наступающей весны, приближением к грядущему лету. А лето обещало многое. Важные события должны были случиться в пионерском лагере, к поездке в который я готовилась еще с осени, да что там с осени, - с конца прошлого лета. Как приехала домой из лагеря, так и начала готовиться к следующему лету. Втихаря шила себе микро миниюбку из нарытой в неведомых источниках джинсовой ткани. Юбку прятала от взрослых в письменном столе: если увидят - отберут и заругают! Юбка выходила дурацкая, да еще я вышила на ней уродского мультяшного зайца, воспоминание о котором так и горит несмываемым позором.
Целый год я писала в школе на партах три заветные буквы - ННП. Главная хулиганка класса Инесса Волнухина однажды заметила, как я их выцарапываю, и стала докапываться, кто это такой, где учится и сколько ему лет. Я сохранила тайну, я бы не выдала ее никому, даже под пыткой.
Потому что про мальчиков можно рассказывать, а про взрослых - никогда и никому. Мальчиков еще с детского сада я воспринимала как придурков двух видов: придурков агрессивных и придурков вялых. Агрессивные - это которые все время играют в войну. Вялые - это которых не видно и не слышно, и о которых даже говорить не стоит. Среди них бывали приятные исключения: попадались личности, с которыми можно было дружить. Но это были уже не мальчики, а люди. Люди отличались от мальчиков и девочек способностью мыслить и разговаривать. Большинство девочек тоже можно было бы отнести к людям, если бы не их жуткая вредность. Более или мене вредными были почти все девчонки. Многие были-таки просто изощренными врединами, но речь не о них…
Еще в садике, глядя на стриженные макушки мальчиков, я задумывалась: ну откуда берутся симпатичные дяденьки красивого возраста от 30 до 50 лет? Эти дяденьки отнюдь не казались мне старыми, как пишут многие авторы в своих детских воспоминаниях. Они казались мне «в самом расцвете». Те, кому было под двадцать пять, тоже на что-то годились. Но моложе двадцати пяти уже шли как полуфабрикаты из кулинарии. И хоть бы волосы у ребят были нормальной длины, а не такой, что башка просвечивает! Главное в мужчине - это волосы. И пусть они будут хотя бы пушистые и густые, если уж не могут быть длинными.
Уже перед самым выездом в лагерь вдруг неожиданно стало интересней жить. В тот момент, когда приятный папа одной очень гадкой девочки Маши (старше меня на целый год) шутливо состроил мне глазки и подкрутил длинный ус.
ННП вел в лагере два кружка - авиамодельный и чеканки. Помещение этих кружков находилось в нашем же летнем домике на втором этаже. В кружок вела отдельная лесенка. Занятия полагалось проводить по расписанию, но преподаватель прогуливал нещадно, как было возможно только в советское время. Возможно, какие-то счастливцы и попадали на эту самую чеканку, но обязательно в те часы, когда наш отряд уводили на какое-нибудь мероприятие. Единственное занятие, которое мне удалось посетить - самое первое, когда надо было нарисовать рисунок для чеканки. Я неожиданно сотворила шедевр, который не в силах превзойти и по сей день. Теперь картинка служит основой для батика:
То, что мои чувства к ННП имеют право на существование, я ничуть не сомневалась. У меня имелись два неоспоримые достоинства: длинные ногти, которые я отращивала уже два года и босоножки на высокой танкетке. Две эти вещи делали меня взрослой. Ногти тщательно подпиливались и поддерживались идеальной длины в 5 мм. Сперва мама причитала: «Посмотри, какие лопаты!» Я смотрела и радовалась. Насильно мне их отрезать у нее не хватило духу. Можно себе представить, какой будет скандал, если дочь начнет отвоевывать каждый ноготь из десяти. У самой матушки ногти загибались наподобие коготков (позже я прочитала, что такие ногти бывают при органических поражениях головного мозга). Ногти доставили мне немало приятных минут на скучных уроках в школе, когда можно было украдкой любоваться ими и потихоньку полировать под партой.
С босоножками я и вовсе блестяще устроилась: врачи посоветовали каблуки в 5 см. как средство от начинающегося плоскостопия. В магазине я сразу схватила семисантиметровые, - где пять, там и семь. Мама вздохнула и согласилась, ибо лень было меня уламывать и искать что-то другое, да и дефицит всего царил в семидесятые неизменно.
Вооружившись ногтями и босоножками, все свободное от лагерных дел время я проводила около нашего домика. Я открыла свою тайну подружкам. Самым закадычным. Интроветртной Наташе и тощей Ире. Наташа была девочка с секретом - иногда по ночам она скакала по кровати под стишки типа «Молодая грузинка потеряла резинку. Как же может грузинка танцевать без резинки?» Днем ходила со мной под ручку и больше молчала.
С Ирой никто не хотел дружить по причине ее неестественной худобы. Если она и сейчас сохранила свои качества, я думаю, она работает манекенщицей. В лагере мы от нее сперва шарахались и подглядывали в спальню, когда он там переодевалась, прячась от всех. У нее были впадины на попе! Почти такие же глубокие, как впадины на месте щек. Торчащие ребра и глазки-щелочки. Это в том возрасте, когда ценятся любые выпуклости, даже самые захудалые. Но она была очень добрая. И совсем не глупая. Ира очень хотела дружить со мной и с Наташкой. И принять живое участие в наблюдениях за ННП и обсуждением чувств.
А ННП не обратил внимания на мой шедевр, не заметил уникальный березовый листок в форме сердечка, который я приклеила на дверь студии. Ведь березовые листья обычно имеют форму ромбика. А мне попался листок-мутант. В форме самого настоящего сердца!
- А сегодня чеканка будет? - звучали три голоса, и три головы просовывались в дверь.
- Девочки, приходите завтра, - неизменно доносилось в ответ.
Однажды мы плясали под «Машину времени» на общелагерной дискотеке в столовой, а ННП сидел за столиком у самой танцплощадки.
Я музыку в детстве не то, что не любила, а люто ненавидела. Но вдруг послышались небесные звуки: «Все очень просто, в сказке обман, солнечный остров скрылся в туман. Замков воздушных не носит земля. Кто-то ошибся - ты или я?» С тех пор и для меня началась музыка…
Танцуя, я выпендривалась, как какая-нибудь Лолита (о которой тогда слыхом неслыхивали). Но ННП не был Гумбертом. С ним рядом сидела страшная! Старая! Толстая блондинка с хозблока! Ее рыжий сынок после этой самой дискотеки начал уделять мне знаки внимания, а я с ним стала дружить, хотя и не считала его человеком в полном смысле слова. Рыжий больше действовал, нежели думал и мало читал книжек. Но терпеть его было можно именно из-за огненно-рыжей копны волос, что увеличивала вдвое объем его головы. У ННП была почти такая же круглая копна, шапка, только темно-каштановая. ННП был высокий, стройный и носил студенческую курточку с эмблемой МАИ. Я потом тоже несколько лет носила такую, хотя в МАИ ни разу не училась. ННП часто ходил в красной рубашке. В память о нем я обожаю, когда мужчины носят красные рубашки и майки. У ННП был прямой нос, лицо с приятной худобы, тонкий рот и интеллигентные длинные пальцы. У ННП был плохой вкус к женщинам: иначе зачем он связался с этой потасканной шваброй? Но это был он, и ему простительно. Даже плохой вкус к женщинам…
Смена в лагере кончилась, я увозила воспоминания, увозила листок с богиней кошек, Луны и любови Бастет. Растоптанные босоножки с оторванным верхом я символически искупала в грязи и бросила под дверь кружка чеканки. Ничего плохого я не замышляла. Просто хотела, чтобы подумал он. Хоть что-нибудь, хоть минутное, вроде: «Вот поросята, опять хулиганят!» Я увозила с собой надежду на следующее лето, когда я выросту еще больше, заведу себе каблуки еще выше и отращу ногти еще длиннее, когда разживусь косметикой, шмотками и какими- нинаесть вторичными признаками.
В том же августе мы с матерью поехали на Урал к одной из немногочисленных двоюродных бабушек. В поселок Саргая, известный тем, что в нем снимали виды уральских гор и некоторые сцены фильма «Тени исчезают в полдень». У Бабы Лиды в Саргае был шкаф с БСЭ, гипсовый ангелочек на комоде и большая подборка журналов «Крестьянка». Куры и кошка Муська с котенком Муриком. Бабушка говорила про котов «хохлатые», что на диалекте значило - пушистые. Еще они были игровитые, то есть игривые. А Мурка еще и ловила мелких птичек и больших желтых хомяков - неведомый в Подмосковье зверь.
Можно было собирать дикую малину и купаться в холодной мелкой речке с быстрым течением. А что еще нужно в 12 лет для полноценного отдыха и размышлений?
Первым делом я нарисовала в альбоме небольшой портрет ННП в полный рост в его красной рубашке, с пышной прической и прямым носом. Вырезала. Теперь ННП был всегда со мной. В саду или в углу комнаты пошла у меня неторопливая игрушечная жизнь, в которой ННП принимал деятельное участие вместе с гипсовым ангелочком с комода и привезенными из дома котиками.
В журнале «Крестьянка» нашлась одна картинка, кадр из какого-то фильма. Артист обнимал актрису. Он был так похож - с теми же волосами, с той же улыбкой и впалыми щеками. Я вырезала картинку и наклеила в песенник. Пришла в гости будущая сельская учительница, глянула на картинку: «Фу, Смоктуновский! Терпеть его не могу!»
Так я узнала о Смоктуновском, хотя на портрете был не он, а брюнет, я это точно помню. По приезде домой я стала интересоваться творчеством Смоктуновского и полюбила его на всю жизнь.
Зимой кукольный ННП протерся и порвался. Я попыталась нарисовать нового, но сходство мне не давалось. Осталось ждать целый год, шить юбку, учиться танцевать, выпрашивать у мамы пластинки и шмотки и рисовать других кукол и шмотки для них.
Летом я опять поехала в лагерь. На этот раз во всеоружии. Наташка и Ирка не приехали. ННП не приехал тоже. Студия стояла закрытая. Помнила ННП наша вожатая, она сказала о нем сказала: «Он был такая лапочка!»
Меня переселили на зимнее время в большую комнату к дедушке, чему я весьма обрадовалась: там был телевизор и новогодняя елка. Дедушка всегда читал перед сном какие-нибудь книжки, и с ним можно было немного побеседовать про что-нибудь хорошее, тех же Куприна с Пришвиным обсудить. С мамой мы давно уже перестали разговаривать кроме как об уборке, уроках и прочей рутине.
На Новый год Дед Мороз принес подарки. Большой мешок под елкой матово поблескивал полиэтиленом, он был полон игрушками, красками, книжками. Из всех подарков память сохранила лишь новогодние открытки. Свежие открытки блестели ярким и жирным глянцем, а толстый снегирь олицетворял зимнее солнце и праздник. Кукла означала, конечно же, никакую не Снегурочку, а языческую масленицу.
Была еще одна серия открыток мелкого формата с елочками, снежным лесом и плюшевыми зайцами и мишками. Тоже очень блестящая. Эти открытки потерялись все до одной. А тогда я с ними играла: расставляла на полу и на столе, строила какие-то напольные выставки, пускала туда своих игрушечных зверей.
Тогдашний Новый Год и зимние каникулы явились знаком наступающей весны, приближением к грядущему лету. А лето обещало многое. Важные события должны были случиться в пионерском лагере, к поездке в который я готовилась еще с осени, да что там с осени, - с конца прошлого лета. Как приехала домой из лагеря, так и начала готовиться к следующему лету. Втихаря шила себе микро миниюбку из нарытой в неведомых источниках джинсовой ткани. Юбку прятала от взрослых в письменном столе: если увидят - отберут и заругают! Юбка выходила дурацкая, да еще я вышила на ней уродского мультяшного зайца, воспоминание о котором так и горит несмываемым позором.
Целый год я писала в школе на партах три заветные буквы - ННП. Главная хулиганка класса Инесса Волнухина однажды заметила, как я их выцарапываю, и стала докапываться, кто это такой, где учится и сколько ему лет. Я сохранила тайну, я бы не выдала ее никому, даже под пыткой.
Потому что про мальчиков можно рассказывать, а про взрослых - никогда и никому. Мальчиков еще с детского сада я воспринимала как придурков двух видов: придурков агрессивных и придурков вялых. Агрессивные - это которые все время играют в войну. Вялые - это которых не видно и не слышно, и о которых даже говорить не стоит. Среди них бывали приятные исключения: попадались личности, с которыми можно было дружить. Но это были уже не мальчики, а люди. Люди отличались от мальчиков и девочек способностью мыслить и разговаривать. Большинство девочек тоже можно было бы отнести к людям, если бы не их жуткая вредность. Более или мене вредными были почти все девчонки. Многие были-таки просто изощренными врединами, но речь не о них…
Еще в садике, глядя на стриженные макушки мальчиков, я задумывалась: ну откуда берутся симпатичные дяденьки красивого возраста от 30 до 50 лет? Эти дяденьки отнюдь не казались мне старыми, как пишут многие авторы в своих детских воспоминаниях. Они казались мне «в самом расцвете». Те, кому было под двадцать пять, тоже на что-то годились. Но моложе двадцати пяти уже шли как полуфабрикаты из кулинарии. И хоть бы волосы у ребят были нормальной длины, а не такой, что башка просвечивает! Главное в мужчине - это волосы. И пусть они будут хотя бы пушистые и густые, если уж не могут быть длинными.
Уже перед самым выездом в лагерь вдруг неожиданно стало интересней жить. В тот момент, когда приятный папа одной очень гадкой девочки Маши (старше меня на целый год) шутливо состроил мне глазки и подкрутил длинный ус.
ННП вел в лагере два кружка - авиамодельный и чеканки. Помещение этих кружков находилось в нашем же летнем домике на втором этаже. В кружок вела отдельная лесенка. Занятия полагалось проводить по расписанию, но преподаватель прогуливал нещадно, как было возможно только в советское время. Возможно, какие-то счастливцы и попадали на эту самую чеканку, но обязательно в те часы, когда наш отряд уводили на какое-нибудь мероприятие. Единственное занятие, которое мне удалось посетить - самое первое, когда надо было нарисовать рисунок для чеканки. Я неожиданно сотворила шедевр, который не в силах превзойти и по сей день. Теперь картинка служит основой для батика:
То, что мои чувства к ННП имеют право на существование, я ничуть не сомневалась. У меня имелись два неоспоримые достоинства: длинные ногти, которые я отращивала уже два года и босоножки на высокой танкетке. Две эти вещи делали меня взрослой. Ногти тщательно подпиливались и поддерживались идеальной длины в 5 мм. Сперва мама причитала: «Посмотри, какие лопаты!» Я смотрела и радовалась. Насильно мне их отрезать у нее не хватило духу. Можно себе представить, какой будет скандал, если дочь начнет отвоевывать каждый ноготь из десяти. У самой матушки ногти загибались наподобие коготков (позже я прочитала, что такие ногти бывают при органических поражениях головного мозга). Ногти доставили мне немало приятных минут на скучных уроках в школе, когда можно было украдкой любоваться ими и потихоньку полировать под партой.
С босоножками я и вовсе блестяще устроилась: врачи посоветовали каблуки в 5 см. как средство от начинающегося плоскостопия. В магазине я сразу схватила семисантиметровые, - где пять, там и семь. Мама вздохнула и согласилась, ибо лень было меня уламывать и искать что-то другое, да и дефицит всего царил в семидесятые неизменно.
Вооружившись ногтями и босоножками, все свободное от лагерных дел время я проводила около нашего домика. Я открыла свою тайну подружкам. Самым закадычным. Интроветртной Наташе и тощей Ире. Наташа была девочка с секретом - иногда по ночам она скакала по кровати под стишки типа «Молодая грузинка потеряла резинку. Как же может грузинка танцевать без резинки?» Днем ходила со мной под ручку и больше молчала.
С Ирой никто не хотел дружить по причине ее неестественной худобы. Если она и сейчас сохранила свои качества, я думаю, она работает манекенщицей. В лагере мы от нее сперва шарахались и подглядывали в спальню, когда он там переодевалась, прячась от всех. У нее были впадины на попе! Почти такие же глубокие, как впадины на месте щек. Торчащие ребра и глазки-щелочки. Это в том возрасте, когда ценятся любые выпуклости, даже самые захудалые. Но она была очень добрая. И совсем не глупая. Ира очень хотела дружить со мной и с Наташкой. И принять живое участие в наблюдениях за ННП и обсуждением чувств.
А ННП не обратил внимания на мой шедевр, не заметил уникальный березовый листок в форме сердечка, который я приклеила на дверь студии. Ведь березовые листья обычно имеют форму ромбика. А мне попался листок-мутант. В форме самого настоящего сердца!
- А сегодня чеканка будет? - звучали три голоса, и три головы просовывались в дверь.
- Девочки, приходите завтра, - неизменно доносилось в ответ.
Однажды мы плясали под «Машину времени» на общелагерной дискотеке в столовой, а ННП сидел за столиком у самой танцплощадки.
Я музыку в детстве не то, что не любила, а люто ненавидела. Но вдруг послышались небесные звуки: «Все очень просто, в сказке обман, солнечный остров скрылся в туман. Замков воздушных не носит земля. Кто-то ошибся - ты или я?» С тех пор и для меня началась музыка…
Танцуя, я выпендривалась, как какая-нибудь Лолита (о которой тогда слыхом неслыхивали). Но ННП не был Гумбертом. С ним рядом сидела страшная! Старая! Толстая блондинка с хозблока! Ее рыжий сынок после этой самой дискотеки начал уделять мне знаки внимания, а я с ним стала дружить, хотя и не считала его человеком в полном смысле слова. Рыжий больше действовал, нежели думал и мало читал книжек. Но терпеть его было можно именно из-за огненно-рыжей копны волос, что увеличивала вдвое объем его головы. У ННП была почти такая же круглая копна, шапка, только темно-каштановая. ННП был высокий, стройный и носил студенческую курточку с эмблемой МАИ. Я потом тоже несколько лет носила такую, хотя в МАИ ни разу не училась. ННП часто ходил в красной рубашке. В память о нем я обожаю, когда мужчины носят красные рубашки и майки. У ННП был прямой нос, лицо с приятной худобы, тонкий рот и интеллигентные длинные пальцы. У ННП был плохой вкус к женщинам: иначе зачем он связался с этой потасканной шваброй? Но это был он, и ему простительно. Даже плохой вкус к женщинам…
Смена в лагере кончилась, я увозила воспоминания, увозила листок с богиней кошек, Луны и любови Бастет. Растоптанные босоножки с оторванным верхом я символически искупала в грязи и бросила под дверь кружка чеканки. Ничего плохого я не замышляла. Просто хотела, чтобы подумал он. Хоть что-нибудь, хоть минутное, вроде: «Вот поросята, опять хулиганят!» Я увозила с собой надежду на следующее лето, когда я выросту еще больше, заведу себе каблуки еще выше и отращу ногти еще длиннее, когда разживусь косметикой, шмотками и какими- нинаесть вторичными признаками.
В том же августе мы с матерью поехали на Урал к одной из немногочисленных двоюродных бабушек. В поселок Саргая, известный тем, что в нем снимали виды уральских гор и некоторые сцены фильма «Тени исчезают в полдень». У Бабы Лиды в Саргае был шкаф с БСЭ, гипсовый ангелочек на комоде и большая подборка журналов «Крестьянка». Куры и кошка Муська с котенком Муриком. Бабушка говорила про котов «хохлатые», что на диалекте значило - пушистые. Еще они были игровитые, то есть игривые. А Мурка еще и ловила мелких птичек и больших желтых хомяков - неведомый в Подмосковье зверь.
Можно было собирать дикую малину и купаться в холодной мелкой речке с быстрым течением. А что еще нужно в 12 лет для полноценного отдыха и размышлений?
Первым делом я нарисовала в альбоме небольшой портрет ННП в полный рост в его красной рубашке, с пышной прической и прямым носом. Вырезала. Теперь ННП был всегда со мной. В саду или в углу комнаты пошла у меня неторопливая игрушечная жизнь, в которой ННП принимал деятельное участие вместе с гипсовым ангелочком с комода и привезенными из дома котиками.
В журнале «Крестьянка» нашлась одна картинка, кадр из какого-то фильма. Артист обнимал актрису. Он был так похож - с теми же волосами, с той же улыбкой и впалыми щеками. Я вырезала картинку и наклеила в песенник. Пришла в гости будущая сельская учительница, глянула на картинку: «Фу, Смоктуновский! Терпеть его не могу!»
Так я узнала о Смоктуновском, хотя на портрете был не он, а брюнет, я это точно помню. По приезде домой я стала интересоваться творчеством Смоктуновского и полюбила его на всю жизнь.
Зимой кукольный ННП протерся и порвался. Я попыталась нарисовать нового, но сходство мне не давалось. Осталось ждать целый год, шить юбку, учиться танцевать, выпрашивать у мамы пластинки и шмотки и рисовать других кукол и шмотки для них.
Летом я опять поехала в лагерь. На этот раз во всеоружии. Наташка и Ирка не приехали. ННП не приехал тоже. Студия стояла закрытая. Помнила ННП наша вожатая, она сказала о нем сказала: «Он был такая лапочка!»