Личное кредо ретромана
Смысл жизни все время разный. Смысл жизни - процесс, а не отдельное явление. Смыслов может быть много, а может быть и один. Смыслы жизни могут вступать друг с другом в противоречие. Смысл жизни не тождественен счастью. Он даже может быть в противоречии со счастьем субъекта. Смысл жизни может противоречить и счастью всех людей в целом, либо же счастью и благополучию отдельных групп людей.
Жить со смыслом - это жить с ощущением, что проводишь время не зря, а с толком. Живешь осмысленно.
Для таких, как йа, смысл жизни существует отдельно, а радость жизни - отдельно. Йа могу глубоко печалиться, но при этом сознавать, что сердца коснулась истина... Но бывает, что именно радость (а не кайф) наполняет жизнь смыслом. Только радость эта непременно должна быть особого рода, не грубо материальная, а тонкая, подобная аромату, цветовому оттенку, лепестку нечаянно найденной фиалки. Мига в маленьком мире отдельного человека.
Утонченная радость - узнавать близкое в лицах прохожих; она чудится в шелесте листьев, сквозит в падающих на рисунок обоев тенях в старой кухне. Она словно напоминает о чем-то. И поэтому люди моего типа так ценят скопления старых вещей, отсылающих к прошлому.
Есть в мире вечные ценности - коты, горы, лес трава. Мы умрем - они будут теми же, так как возобновляются чаще нас и(или) в сравнении с нашей скоротечной жизнью неизменны (лес и горы). Есть ценности зыбкие, преходящие. Ценности и предметы набирающие силу в течение одного столетия, сравнимые с веком жизни одного поколения. Старые игрушки и старые дома. Предметы нашего поколения и предметы, созданные за столетие до нас.
Для некоторых людей такую же силу имеют и более дома и вещи - двухсотлетней давности или еще старше. Археология. Но я (лично) восприимчива лишь к эманации одного столетия. Что-то более старое ощущаю плохо. Здания и предметы предыдущего столетия и позапрошлого - питают. Особенно, если на них не обновляли штукатурку, не наносили новых слоев краски. Или реставрация была столь деликатной, что не повлияла на внешний вид здания, одежды, мебели, игрушки. В противном случае, объект воспринимается как новодел и никаких чувств не вызывает.
Петр Демьянович Успенский (ученик Гурджиева) в одном месте своих записей признается, что принимал гашиш и разговаривал с домами. Прочтя это место, я стала пристальнее приглядываться к домам. И вскоре они со мной тоже заговорили. Старые дома вещают о чем-то интересном без всякого гашиша. Нужно только настроиться. Успенский жил в Петербурге, уже в его время там было множество старых домов, служивших отличными собеседниками для мистика и поэта.
Жить со смыслом - это жить с ощущением, что проводишь время не зря, а с толком. Живешь осмысленно.
Для таких, как йа, смысл жизни существует отдельно, а радость жизни - отдельно. Йа могу глубоко печалиться, но при этом сознавать, что сердца коснулась истина... Но бывает, что именно радость (а не кайф) наполняет жизнь смыслом. Только радость эта непременно должна быть особого рода, не грубо материальная, а тонкая, подобная аромату, цветовому оттенку, лепестку нечаянно найденной фиалки. Мига в маленьком мире отдельного человека.
Утонченная радость - узнавать близкое в лицах прохожих; она чудится в шелесте листьев, сквозит в падающих на рисунок обоев тенях в старой кухне. Она словно напоминает о чем-то. И поэтому люди моего типа так ценят скопления старых вещей, отсылающих к прошлому.
Есть в мире вечные ценности - коты, горы, лес трава. Мы умрем - они будут теми же, так как возобновляются чаще нас и(или) в сравнении с нашей скоротечной жизнью неизменны (лес и горы). Есть ценности зыбкие, преходящие. Ценности и предметы набирающие силу в течение одного столетия, сравнимые с веком жизни одного поколения. Старые игрушки и старые дома. Предметы нашего поколения и предметы, созданные за столетие до нас.
Для некоторых людей такую же силу имеют и более дома и вещи - двухсотлетней давности или еще старше. Археология. Но я (лично) восприимчива лишь к эманации одного столетия. Что-то более старое ощущаю плохо. Здания и предметы предыдущего столетия и позапрошлого - питают. Особенно, если на них не обновляли штукатурку, не наносили новых слоев краски. Или реставрация была столь деликатной, что не повлияла на внешний вид здания, одежды, мебели, игрушки. В противном случае, объект воспринимается как новодел и никаких чувств не вызывает.
Петр Демьянович Успенский (ученик Гурджиева) в одном месте своих записей признается, что принимал гашиш и разговаривал с домами. Прочтя это место, я стала пристальнее приглядываться к домам. И вскоре они со мной тоже заговорили. Старые дома вещают о чем-то интересном без всякого гашиша. Нужно только настроиться. Успенский жил в Петербурге, уже в его время там было множество старых домов, служивших отличными собеседниками для мистика и поэта.