Рональд Бош
Рональд Бош сидел за рулем своего шевроле “Малибу” и смотрел в небо. Было жарко, окна в машине были открыты, душно пахло асфальтом и выхлопом и по груди Рона за незастегнутой “гавайкой” ползли капли пота. Рон смотрел в выгоревшее небо, где распушив инверсионные хвосты на город опускались ракеты. Было тихо, водители в пробке наконец заглушили моторы и теперь тоже смотрели в небо. Рону мучительно хотелось курить.
Тут нужно прерваться и рассказать о Рональде Боше. Рональд, двадцатисемилетний европо-американец, не примечателен ничем. Маленький поселок, католическая школа, мечты о большом городе, университет штата, степень бакалавра, работа с бумажками, обшарпанный дом в спальном районе, подружка, похожая на мать в молодости. В пятнадцать лет Рон понял, что способен прыгать по времени. Хотя нет, не так. Он понял, как “сегодняшний” Рон, может перепрыгнуть в Рона “вчерашнего”, когда бы он там не был и переиграть, что бы он тогда не делал. Пятнадцатилетний Рон видел в этом удобный способ жульничать на экзаменах и побеждать в мальчишеских играх. И только. В семнадцать Рон обнаружил, что может прыгать не только назад, но и вперед, хотя лишь до определенного момента, после которого его встречает тугая пустота. Это пугало Рона и в то же время манило, от идеи смерти в семнадцать не кислит во рту, но сладко сосет под ложечкой. Так что он пытался вновь и вновь, пока, наконец, не нашел крайний срок, в который мог попасть. На чем и успокоился. В двадцать, Рон обнаружил, что может прыгать не только в себя, но и в какого угодно мужского предка по отцовской линии. Это заняло его надолго. Рон проверил рассказы отца о Вьетнаме, высадился в Нормандии, купил “Форд-Т” любого черного цвета, потерял ногу в госпитале под Атлантой, дрался с лоялистами, высаживался на “Мэйфлауэре” (в его случае корабль звали “Игл”), смотрел на казнь Карла Первого... Самый ранний срок в который он забирался был ледниковый период, -- охота на мамонтов с хлипкой палкой, к которой привязан камень, в реальности оказалась не таким увлекательным занятием, да и жизнь тогда была коротка и мучительна, так что дальше идти Рону не захотелось. Он еще какое-то время изучал особенности жизни в средневековой Европе и быт ранних поселенцев Запада, но потом и это его утомило и он перестал прыгать. Слишком много смертей, слишком много усилий для того, чтобы что-то изменить, слишком велико разочарование когда это не удается. Жизнь всегда остается жизнью и как ни меняй задники, на сюжет пьесы они не влияют. Рон пытался что-то сдвинуть, переменить ход времен, но у него не было и шанса, ведь Рональд Бош не примечателен ничем, так же как и все его предки, как и весь его род, что до самого начала времен служил перегноем истории -- не тем, что задает ее рост, но тем, что позволяет ей расти. И чтобы изменить это, в прошлое вместо Рона должен был прыгать совсем другой человек, а ему неоткуда было взяться, потому, что жизнь, которая могла бы его воспитать, Рон провел проживая чужие, прожитые жизни.
Рон открыл глаза на звук будильника и сладко потянулся. Он неторопливо и тщательно умылся, побрился, медленно оделся, спустился в гараж и сел в свой красный шевроле “Малибу”. Он доехал до центральной улицы и привычно влился в общий утренний поток, где машины двигались медленно, бампер к бамперу, но сегодня это его не злило. Без пяти девять, на Вакер драйв, в центральной линии, на зеленый свет, он заглушил двигатель и открыл окна. Вокруг бешенно сигналили, но Рон не обращал на это внимания и спокойно смотрел в знакомое с семнадцати лет выгоревшее небо. Вот водители стали замечать растущие белые хвосты и один за другим принялись глушить машины. Наконец стало тихо. Душно пахло асфальтом и выхлопом. Потрескивал нагретый металл. Рон достал из кармана пачку и с наслаждением закурил.
Тут нужно прерваться и рассказать о Рональде Боше. Рональд, двадцатисемилетний европо-американец, не примечателен ничем. Маленький поселок, католическая школа, мечты о большом городе, университет штата, степень бакалавра, работа с бумажками, обшарпанный дом в спальном районе, подружка, похожая на мать в молодости. В пятнадцать лет Рон понял, что способен прыгать по времени. Хотя нет, не так. Он понял, как “сегодняшний” Рон, может перепрыгнуть в Рона “вчерашнего”, когда бы он там не был и переиграть, что бы он тогда не делал. Пятнадцатилетний Рон видел в этом удобный способ жульничать на экзаменах и побеждать в мальчишеских играх. И только. В семнадцать Рон обнаружил, что может прыгать не только назад, но и вперед, хотя лишь до определенного момента, после которого его встречает тугая пустота. Это пугало Рона и в то же время манило, от идеи смерти в семнадцать не кислит во рту, но сладко сосет под ложечкой. Так что он пытался вновь и вновь, пока, наконец, не нашел крайний срок, в который мог попасть. На чем и успокоился. В двадцать, Рон обнаружил, что может прыгать не только в себя, но и в какого угодно мужского предка по отцовской линии. Это заняло его надолго. Рон проверил рассказы отца о Вьетнаме, высадился в Нормандии, купил “Форд-Т” любого черного цвета, потерял ногу в госпитале под Атлантой, дрался с лоялистами, высаживался на “Мэйфлауэре” (в его случае корабль звали “Игл”), смотрел на казнь Карла Первого... Самый ранний срок в который он забирался был ледниковый период, -- охота на мамонтов с хлипкой палкой, к которой привязан камень, в реальности оказалась не таким увлекательным занятием, да и жизнь тогда была коротка и мучительна, так что дальше идти Рону не захотелось. Он еще какое-то время изучал особенности жизни в средневековой Европе и быт ранних поселенцев Запада, но потом и это его утомило и он перестал прыгать. Слишком много смертей, слишком много усилий для того, чтобы что-то изменить, слишком велико разочарование когда это не удается. Жизнь всегда остается жизнью и как ни меняй задники, на сюжет пьесы они не влияют. Рон пытался что-то сдвинуть, переменить ход времен, но у него не было и шанса, ведь Рональд Бош не примечателен ничем, так же как и все его предки, как и весь его род, что до самого начала времен служил перегноем истории -- не тем, что задает ее рост, но тем, что позволяет ей расти. И чтобы изменить это, в прошлое вместо Рона должен был прыгать совсем другой человек, а ему неоткуда было взяться, потому, что жизнь, которая могла бы его воспитать, Рон провел проживая чужие, прожитые жизни.
Рон открыл глаза на звук будильника и сладко потянулся. Он неторопливо и тщательно умылся, побрился, медленно оделся, спустился в гараж и сел в свой красный шевроле “Малибу”. Он доехал до центральной улицы и привычно влился в общий утренний поток, где машины двигались медленно, бампер к бамперу, но сегодня это его не злило. Без пяти девять, на Вакер драйв, в центральной линии, на зеленый свет, он заглушил двигатель и открыл окна. Вокруг бешенно сигналили, но Рон не обращал на это внимания и спокойно смотрел в знакомое с семнадцати лет выгоревшее небо. Вот водители стали замечать растущие белые хвосты и один за другим принялись глушить машины. Наконец стало тихо. Душно пахло асфальтом и выхлопом. Потрескивал нагретый металл. Рон достал из кармана пачку и с наслаждением закурил.