Утром в позапрошлую субботу я отвезла своего пуделя на стрижку. Забирать его предстояло только через два часа. Заниматься хозяйством мне было лень, так что я села и за двадцать минут накатала стёбный пост. Это была пародия на многочисленные слюнявые истории о "руках Дюрера", "цветах Маяковского" и прочие, тысячу раз встречавшиеся мне в сети ("Розы Пиросмани! Розы Пиросмани!" - кричат из зала). Пост условно назывался "Брат Веласкеса", рассказывалось в нем о картине "Портрет придворного шута Себастьяна Мора", которого я ничтоже сумняшеся выдала за брата Диего.
По тексту, написанному в этом тошнотворном стиле, были на каждой строке разбросаны маркеры стёба. Начиная с первого слова.
Текст - под катом: [читать] "Многим из вас знаком портрет Веласкеса, на котором изображен мужчина с проникновенным взором. Но немногие знают, какая удивительная история стоит за этим великим полотном. Их было двое братьев: Диего и Себастьян. С детства мальчишки знали, что станут художниками. Не было для них ничего прекраснее, чем утащить из мастерской отца пару банок акриловой краски и до утра малевать под одеялом, в темноте, при свете одной лишь слабенькой восковой свечи. Но отец и слышать не желал об увлечении своих сыновей. У него была хлебная должность в Севилье: он гримировал покойников. А Диего и Себастьян не желали следовать по его стопам. Их властно звала к себе настоящая жизнь. Целых пять лет мальчики стояли на паперти возле собора Санта Мария де-ла-Седе, и наконец собрали достаточно денег, чтобы отправить одного из них учиться в Королевскую академию живописи в Мадриде. Но только одного! Что же делать? Они решили бросить жребий. Длинную спичку вытянул Диего. "Что ж, как говорят у нас в Севилье, latrante uno latrat stati met alter canis, что означает: светя другим - сгораю сам", - сказал ему напоследок Себастьян и благословил брата. "Клянусь тебе, я вернусь в Севилью, едва закончу обучение, и тогда настанет твоя очередь овладеть великим искусством живописи", - пообещал ему Диего. Мальчики, плача, обнялись и простились. Прошло восемь лет. Однажды перед процветающим домом придворного гримера остановилась роскошная карета, запряженная шестеркой великолепных першеронов. Из нее вышел Диего Веласкес, прославленный живописец Мадрида. - Мать! Отец! Себастьян! Я вернулся! - крикнул он. В честь старшего сына Веласкесы устроили торжественный пир. Все поднимали тосты в честь Диего. "И Ме-ни-ны! И Ме-ни-ны" - скандировали гости, восхваляя великую картину, которую Диего преподнес жене короля Испании Филиппа Четвертого Кристине. Наконец поднялся сам Диего. - Дорогой брат, - сказал он и положил на стол пачку облигаций. - Это я скопил для тебя за годы своего обучения. Я брался за любую работу. Я разрисовывал вывески. Я красил потолки. - Голос его прервался. - Но это все не важно. Важно, что теперь ты, мой милый Себастьян, тоже сможешь поехать учиться и станешь художником. Наступила тишина. И вдруг все увидели, что по лицу Себастьяна текут слезы. - Почему ты плачешь? - тревожно спросил Диего. Вместо ответа Себастьян поднял свои руки. - Поздно, - сказал он. - Прости, брат! Мне нечем держать кисть. Диего зарыдал. - Тогда, - сказал он, - тебе будут каждый день, где бы ты ни был, приносить от меня цветы. Прошло больше двухсот лет. Диего увековечил Себастьяна на картине, которую он назвал просто: "Картина". Но люди, в чьих сердцах живет Любовь, переименовали его в "Портрет брата". А в тени за сидящим Себастьяном спрятан букет черных тюльпанов - цветов, символизирующих братскую самоотверженность".
Эта душераздирающая история была проиллюстрирована картиной:
Я рассчитывала лениво поперебрасываться шутками с теми френдами, которые субботним утром не пошли на рынок или гулять с детьми. "Руки Дюрера" - известная лажа, мы ее многократно высмеивали, а Оксана Санжарова писала отличный разбор, объясняя, где в ней вранье (спойлер: везде). На самом деле вся подобная лживая чушь безошибочно опознается по стилю. Мне доставило отдельное удовольствие пародировать эту сентиментально-напыщенную ахинею. Дальше началось то, чего я никак не могла предсказать.
Вначале действительно пришли френды - посмеяться, поперебрасываться комментами, как теннисными мячиками.
Следом - чистосердечные люди, искренне прочитавшие историю как правдивую. Их было совсем немного.
А затем явились третьи. Это напоминало прорыв плотины. Все они писали одно: "в семнадцатом веке не было акрила!" Сначала я подумала, что эти добрые люди шутят. Потом - что они все сговорились. Что это чей-то массовый розыгрыш! Ко второй тысяче комментариев стало ясно, что розыгрышем здесь и не пахнет.
Я и до этого понимала, что люди в целом читают невнимательно. Я, собственно, не исключение. Но именины у Кристины, черт побери! Руки карлика! Зато открылось гигантское поле для наблюдений и выводов. Реально гигантское, учитывая, что сейчас под постом пять с лишним тысяч комментариев. Часть комментирующих, увидев акрил, бросала чтение и сразу кидалась на амбразуру. Но основная часть дочитывала пост до конца - и лишь тогда шла сообщить мне об акриле. Многие замечали, что рисовать со свечой под одеялом неудобно и это постыдная выдумка. Каждый второй нес Википедию. Каждый третий сообщал, что на картине не брат, а карлик.
Постепенно из комментаторов выделилась группа иронизирующих. Это была четвертая волна, самая весёлая. Здесь все читатели поняли стеб, и так же изумленно взирали на Свидетелей Акрила (тм), как я. Снова поднялся смех, но предметом его был уже не сам текст поста, как вначале, а реакция на него.
Кстати, нужно отметить, что реального хамства было очень мало. Я забанила в общей сложности не больше дюжины комментирующих. Для поста с таким охватом это мизер.
К четвёртой тысяче комментариев море начало успокаиваться. Уже не раз в минуту, а раз в час всплывал гневающийся подписчик, желавший сообщить, что акрил изобрели в двадцатом веке, а на картине не брат Веласкеса, а шут (дальше все до одного перепечатывали Википедию). Этот феномен остался мне неясен. Пост в ленте всплывал у подписчиков вместе с числом комментов. То есть они видели, что три тысячи человек до них ЧТО-ТО СКАЗАЛИ. Но это никого не остановило.
Этих запоздавших вышучивали собравшиеся компании, которые успели породниться и перефрендиться. Здесь сочиняли пародийные стихи, в большинстве своем очень смешные, делали картинки с першеронами и вообще весело проводили время. Над всем этим бесчинством летала я орущей чаечкой и пыталась следить за ветками.
Интересно, что среди "болельщиков" быстро сформировалось несколько точек зрения, и каждая нашла своих сторонников.
1. "Так шутить нельзя. Ведь этот текст многие перепостят уже всерьез, а значит, вы ведете народы во тьму невежества" (Я обрадовалась, что наконец-то нашли виноватого во всеобщем невежестве, а то до этого были сомнения).
2. "Так шутить можно, но только под замком, среди своих, способных распознать, что это юмор. Иначе - см. пункт 1".
3. "Надо предупреждать о том, что это был юмор". (Нельзя так просто взять и пошутить в интернете).
4. Особняком выступила многочисленная группа оскорбившихся. Эти предположили, что я провожу бессовестный эксперимент над своими подписчиками, а сам пост - что-то вроде красной тряпки для быка. ("Уважаемый автор, вы уже давно ступили на скользкую дорожку сарказма. Это дорога в никуда" - цитирую в оригинальном написании). Они начали призывать друг друга пожаловаться на пост, чтобы меня забанили, поскольку им было очевидно, что всё это я проделала с целью опорочить читающих, унизить их и выставить идиотами.
5. Из них, в свою очередь, выделилась подгруппа, пытавшаяся утверждать, что я высмеиваю людей с особенностями (то есть карликов).
6. Наконец, шестая группа упрекала меня в краже оригинального поста про руки Дюрера и дешевой попытке пропиариться. ("Такой текст уже был написан про руки брата Дюрера, только имена переставить смогла а больше НИЧЕГО...Хотелось бы новизны". - цитирую в оригинальном написании)
Резюмируя. Как говорила Галадриэль во "Властелине колец", мир изменился. В ЖЖ десять лет назад невозможно было представить реакцию, схожую с той, что выдали читатели на пост о Веласкесе. Подозреваю, не могло её быть и в ФБ.
Дело не только не в умении уловить смысл поста. Это как раз меня не особенно удивляет: вокруг горы информации, люди не читают, а скользят по текстам взглядом. Дело в неспособности отрефлексировать первую свою реакцию. Уже на пяти тысячах комментариев приходили люди, чтобы написать: "В СЕМНАДЦАТОМ ВЕКЕ НЕ БЫЛО АКРИЛА". Причем они явно видели предыдущие реплики, но это их не остановило. Комментарий как безусловный рефлекс. При этом уровень агрессии постоянно оставался очень низким. Я связываю это с тем, что возможность почувствовать себя умнее, образованнее автора текста работает на чувство самоудовлетворения, а значит, приглушает агрессию. И, наконец, культура оскорбленных развивается. Рефрен "Михалкова высмеивает страдания человека, обреченного на роль шута" повторялся с пугающим постоянством.