(no subject)
На днях матушка помыла окно.
Пошёл дождь.
Остановись, говорю, женщина.
Матушка не вняла и помыла второе.
Поднялся ветер.
Матушка добралась до лоджии и отдраила целую створку.
Повалил снег.
- Луна моей жизни! - осторожно говорит папа. - Мы в провинции привычны к катаклизмам. Но это Москва! Люди изнежены и не готовы к бурям.
- А помнишь, как кончил кхал Дрого? - флегматично спрашивает матушка.
- Не помню, - признаётся папа.
- Его жена подушкой задушила, - говорит матушка, не прекращая своего занятия.
Папа задумывается.
- А коню сердце съела, - между делом говорит матушка.
- Отец! - говорю. - Прояви смелость!
- Для бегства у меня хватит мужества, - цитирует папа и немедленно сбегает с поля боя.
Впрочем, до второго окна мама не добралась. Всё почему? Потому что они вдвоём пошли пересматривать "Формулу любви".
* * *
В подъезд зашёл снулый голубь с наглухо переломанным крылом, притулился к стенке и задремал. Консьержка высказалась в том смысле, что нужно его прикончить, чтобы не мучился. Я с большим интересом уставилась на неё. Люблю, когда люди предлагают жёсткие решения.
Особенно тот этап, когда они начинают подыскивать исполнителей.
- От голубей заразы много, - сказала консьержка, с надеждой глядя на меня.
Я охотно согласилась. Однако желания свернуть птичке шею голыми руками отчего-то не выразила.
- Не могу я его здесь оставить! - занервничала консьержка.
Я сочувственно покивала.
- А вот пёсик ваш их гоняет! - припомнила консьержка.
Малютка пудель скучающе зевнул и сел на попу. "Сами топите урановые ломы в ртути" (ц).
Стало очевидно, что палачей в нашем лице бедная женщина не найдёт. "Сволочи бездушные", - отразилось на её лице.
Но тут голубь разрешил все проблемы окружающих, милостиво издохнув. А через секунду в подъезд вошел папа, вернувшийся из магазина, и обнаружил нас, стоящих над сизым трупом.
- Ну и чем он тебе помешал? - укоризненно спросил меня любящий отец.
Консьержка обомлела и поспешила заверить, что я здесь ни при чём.
Горькая улыбка скользнула по папиным губам.
- Посмотрим, что вы скажете, когда завтра найдёте здесь второго такого же, - уронил он и пошёл прочь, скорбно сутулясь, как человек, которому открыто слишком много.
Если прежде у меня теплилась слабая надежда, что рано или поздно близкие забудут историю с ежом, то теперь огонёк даже не тлеет.
Пошёл дождь.
Остановись, говорю, женщина.
Матушка не вняла и помыла второе.
Поднялся ветер.
Матушка добралась до лоджии и отдраила целую створку.
Повалил снег.
- Луна моей жизни! - осторожно говорит папа. - Мы в провинции привычны к катаклизмам. Но это Москва! Люди изнежены и не готовы к бурям.
- А помнишь, как кончил кхал Дрого? - флегматично спрашивает матушка.
- Не помню, - признаётся папа.
- Его жена подушкой задушила, - говорит матушка, не прекращая своего занятия.
Папа задумывается.
- А коню сердце съела, - между делом говорит матушка.
- Отец! - говорю. - Прояви смелость!
- Для бегства у меня хватит мужества, - цитирует папа и немедленно сбегает с поля боя.
Впрочем, до второго окна мама не добралась. Всё почему? Потому что они вдвоём пошли пересматривать "Формулу любви".
* * *
В подъезд зашёл снулый голубь с наглухо переломанным крылом, притулился к стенке и задремал. Консьержка высказалась в том смысле, что нужно его прикончить, чтобы не мучился. Я с большим интересом уставилась на неё. Люблю, когда люди предлагают жёсткие решения.
Особенно тот этап, когда они начинают подыскивать исполнителей.
- От голубей заразы много, - сказала консьержка, с надеждой глядя на меня.
Я охотно согласилась. Однако желания свернуть птичке шею голыми руками отчего-то не выразила.
- Не могу я его здесь оставить! - занервничала консьержка.
Я сочувственно покивала.
- А вот пёсик ваш их гоняет! - припомнила консьержка.
Малютка пудель скучающе зевнул и сел на попу. "Сами топите урановые ломы в ртути" (ц).
Стало очевидно, что палачей в нашем лице бедная женщина не найдёт. "Сволочи бездушные", - отразилось на её лице.
Но тут голубь разрешил все проблемы окружающих, милостиво издохнув. А через секунду в подъезд вошел папа, вернувшийся из магазина, и обнаружил нас, стоящих над сизым трупом.
- Ну и чем он тебе помешал? - укоризненно спросил меня любящий отец.
Консьержка обомлела и поспешила заверить, что я здесь ни при чём.
Горькая улыбка скользнула по папиным губам.
- Посмотрим, что вы скажете, когда завтра найдёте здесь второго такого же, - уронил он и пошёл прочь, скорбно сутулясь, как человек, которому открыто слишком много.
Если прежде у меня теплилась слабая надежда, что рано или поздно близкие забудут историю с ежом, то теперь огонёк даже не тлеет.