Столыпин и Вторая Дума
Первая русская революция, вспыхнувшая в 1905 году, тлела долго. И все же к осени 1906 года Столыпину путем самых энергичных мер удалось остановить разгул насилия в стране. Николай II дал в письме матери подробный отчет:
«…Слава Богу, все идет к лучшему и к успокоению. Это всем ясно, и все это чувствуют! Только это и слышишь от приезжих из деревни. Как давно мы этого не слыхали. Как приятно знать, что на местах люди ожили, потому что почувствовали честную и крепкую власть, которая старается оградить их от мерзавцев и антихристов! Ты, наверное, читаешь в газетах многочисленные телеграммы Столыпину со всех сторон России. Они все дышат доверием к нему и крепкою верою в светлое будущее! А в этой уверенности, с помощью Божией, залог приближающегося успокоения России и начало правильного улучшения жизни внутри государства.
Но при всем том необходимо быть готовым ко всяким случайностям и неприятностям, сразу после бури большое море не может успокоиться. Вполне возможны еще пакостные покушения на разных лиц. Я все еще боюсь за доброго Столыпина. Вследствие этого он живет с семейством в Зимнем и приходит с докладами в Петергоф на пароходе.
Я тебе не могу сказать, как я его полюбил и уважаю. Старик Горемыкин * дал мне добрый совет, указавши только на него! И за это спасибо ему…»
Мария Федоровна уверилась, что Столыпин - надежный помощник для ее сына, что этому человеку можно доверять, и мнению своему уже никогда не изменяла, поддерживая Петра Аркадьевича во всех начинаниях. В ответ Николаю она написала: «Слава Богу, что вы все здоровы и что ты опять можешь верхом ездить свободно и охотиться. Это все-таки показывает, что обстоятельства немного лучше стали. Ах, когда же, наконец, у нас все это пройдет, и мы опять могли бы жить спокойно, как все приличные люди! Почти обидно видеть, как здесь (в Дании. - Е.Х.) хорошо и смирно живут, каждый знает, что ему делать, исполняет свой долг добросовестно и не делает пакости другим».
Через несколько дней вдовствующая императрица снова возвращается в письме к этой мысли: «Дай Бог, чтобы у нас это спокойствие продолжалось бы, лишь бы все власти исполняли свой долг честно и хорошо, и не страшась ничего. С тех пор, как начали проявлять твердость, дело уже обстоит лучше и можно пожалеть, что было упущено так много времени. Скольких несчастий можно было бы избегнуть!»
Все надежды императорского семейства возлагались отныне на Столыпина… Зато фигура Витте как политика получила иную оценку в царской семье. Николай не без раздражения писал матери 2 ноября 1906 года:
«Сюда вернулся на днях, к сожалению, гр. Витте. Гораздо умнее и удобнее было бы ему жить за границею, потому что сейчас около него делается атмосфера всяких слухов, сплетен и инсинуаций. Уже скверные газеты начинают проповедовать, что он вернется к власти и что он один может спасти Россию. (…) Нет, никогда, пока я жив, не поручу я этому человеку самого маленького дела! Довольно прошлогоднего опыта, о котором я вспоминал как о кошмаре. Я его еще не видел, слава Богу!»
Насколько торжественным было открытие первой Думы, настолько буднично прошло открытие второй, приступившей к работе 20 февраля 1907 года. Ни правительство, ни царь, ни сами депутаты уже не питали радужных иллюзий. Правительство заранее решило, что в случае неработоспособности новой Думы она также будет распущена, а избирательный закон на этот раз подвергнут изменениям.
«И вот потянулись кошмарные дни, о которых и сейчас вспоминаю с тяжелым чувством… Торжественного настроения, которое окружало открытие I Думы, и в помине не было, вообще не было ни малейшего энтузиазма, все были настороже, и зал заседаний представлял странное зрелище, как будто втиснули в помещение, из которого заперт выход, чуждых, невыносящих друг друга людей, которые только и ждут напряженно какого-нибудь повода, чтобы сразиться и померяться силами», - вспоминал известный политик, кадет И. В. Гессен.
Николай Александрович был разочарован первыми же шагами новой Думы. 1 марта он писал матери, загостившейся в Дании: «До сих пор члены [Думы] занимаются внутренними вопросами, а главное, проверкой собственных полномочий, т.е. правильно ли каждый из них выбран. Кажется, завтра или в субботу Столыпин будет читать свою речь, и тогда скоро станет ясно, пожелает ли Дума серьезно заняться своим делом или начнет терять время и свой небольшой престиж болтовней и ругательствами. Поживем - увидим!»
Аграрную реформу, предложенную премьер-министром, Вторая Дума не приняла. И все же Столыпин не торопился с роспуском нового состава Думы, чтобы не давать лишнего козыря оппозиции - депутатам предоставили возможность работать. Но рутинный повседневный труд, законопроекты, комиссии, реформы казались им слишком скучными - второй состав Думы, как и первый, жаждал прежде всего ниспровержения основ. 13 мая 1907 года П.А. Столыпин докладывал государю:
«Я уверен, что твёрдое слово вашего величества Головину * будет первым грозным предостережением против революционирования народа с думской кафедры.
Сегодня я был в Думе; впечатление тусклое и серое. В комиссиях, по словам наших чинов, не умеют взяться за работу ввиду неподготовленности и неумения работать вообще. Дума «гниёт на корню», и многие левые, видя это, желали бы роспуска теперь, чтобы создать легенду, что Дума создала бы чудеса, да правительство убоялось этого и всё расстроило.
Ожидаю с нетерпением результатов… завтрашнего знаменитого разговора с Головиным. (…)
Председатель совета министров Столыпин».
Премьер-министр по-прежнему пытается заставить Думу осудить террор.
«Мы хотим верить Господу, что вы прекратите кровавое безумство, - обращается он к депутатам, - что вы скажете то слово, которое заставит всех нас встать не на разрушение исторического здания России, а на пересоздание, переустройство его и украшение.
Покуда это слово не будет сказано, покуда государство будет находиться в опасности, оно обязано будет принимать самые строгие, самые исключительные законы для того, чтобы оградить себя от распада».
Но 17 мая Дума, окончательно вставшая в оппозицию к премьер-министру, голосует против «незаконных действий полиции» по отношению к революционным деятелям (и прежде всего - политическим террористам).
Дочь Столыпина Мария, оказавшись в Таврическом дворце во время заседания Думы (она хотела послушать выступление отца), была просто поражена и шокирована происходящим во время заседания:
«А как забилось сердце, когда я впервые увидела моего отца, всходящего на трибуну! Ясно раздались в огромном зале его слова, каждое из которых отчетливо доходило до меня. Да, папа отвечал моему представлению - он был поразительно серьезен и спокоен. Лицо его почти можно было назвать вдохновенным, и каждое слово его было полно глубоким убеждением в правоту того, что он говорит, Свободно, убедительно и ярко лилась его речь. (…)
Недолго дали говорить моему отцу спокойно: только в самом начале его речи все было тихо, но вот понемногу на левых скамьях начинается движение и волнение, депутаты переглядываются, перешептываются. Потом говорят громче, лица краснеют, раздаются возгласы, прерывающие речь. Возгласы становятся все громче, то и дело раздается: «в отставку!», все настойчивее звонит колокольчик председателя. Скоро возгласы превращаются в сплошной рев. Папа все стоит на трибуне и лишь изредка долетает до слуха, между криками, какое-нибудь слово из его речи.
Депутаты на левых скамьях встали, кричат что-то с искаженными, злобными лицами, свистят, стучат ногами и крышками пюпитров… Невозмутимо смотрит папа на это бушующее море голов перед собой, слушает несвязные, дикие крики, на каждом слове прерывающие его, и так же спокойно спускается с трибуны и возвращается на свое место.
Совершенно ошеломленная, не веря своим глазам и ушам, встала я и глядела вниз в залу. Не менее меня была взволнована и вся остальная публика и, как в чаду, покинули мы Таврический дворец».
О какой конструктивной совместной работе Думы и правительства можно было говорить при подобных обстоятельствах? Вскоре и второй состав Думы был досрочно распущен.
Указ о роспуске Государственной Думы был опубликован 3 июня 1907 года. Роспуск был мотивирован тем, что «по новизне дела и несовершенству избирательного закона законодательное учреждение это пополнялось членами, не являвшимися выразителями нужд и желаний народа».
В тот же день был обнародован новый избирательный закон, по которому осенью 1907 года проходили выборы в третью Государственную Думу. По дате опубликования этого закона, политики и публицисты государственное устройство России стали именовать «третьеиюньской монархией», намекая на серьезные и необратимые перемены в общественной жизни.
Третья Дума, начавшая свою работу 1 ноября 1907 года, оказалась самой работоспособной, нацеленной на решение практических задач. За время своего пятилетнего существования третья Дума рассмотрела 2 572 законопроекта. Большое внимание уделялось аграрному вопросу, рабочему, национальному и вопросу об образовании. Среди принятых законопроектов были законы о частной собственности на землю, о страховании рабочих от несчастных случаев и по болезни, о введении местного самоуправления в западных губерниях (что позволило успокоить волнения в польских и прибалтийских землях). Был проведен проект об обязательном начальном народном образовании.
Депутатов нередко упрекали в том, что они занимаются вопросами, не имеющими общенародного значения. Действительно, в Думе порой решались вопросы, в масштабах страны незначительные - о выделении субсидий конкретным учебным заведениям в провинции, о дотациях на издание журналов по вопросам образования и культуры, об организации лечебных учреждений в отдаленных местностях и воинских частях… Но каждый из таких вопросов служил улучшению жизни в стране.
* Горемыкин И.Л. - сенатор, член Государственного совета, занимал различные высокие посты, в том числе - и в правительстве. С апреля по июль 1906 года - председатель Совета министров.
* Головин Ф.А. - председатель II Государственной Думы.
«…Слава Богу, все идет к лучшему и к успокоению. Это всем ясно, и все это чувствуют! Только это и слышишь от приезжих из деревни. Как давно мы этого не слыхали. Как приятно знать, что на местах люди ожили, потому что почувствовали честную и крепкую власть, которая старается оградить их от мерзавцев и антихристов! Ты, наверное, читаешь в газетах многочисленные телеграммы Столыпину со всех сторон России. Они все дышат доверием к нему и крепкою верою в светлое будущее! А в этой уверенности, с помощью Божией, залог приближающегося успокоения России и начало правильного улучшения жизни внутри государства.
Но при всем том необходимо быть готовым ко всяким случайностям и неприятностям, сразу после бури большое море не может успокоиться. Вполне возможны еще пакостные покушения на разных лиц. Я все еще боюсь за доброго Столыпина. Вследствие этого он живет с семейством в Зимнем и приходит с докладами в Петергоф на пароходе.
Я тебе не могу сказать, как я его полюбил и уважаю. Старик Горемыкин * дал мне добрый совет, указавши только на него! И за это спасибо ему…»
Мария Федоровна уверилась, что Столыпин - надежный помощник для ее сына, что этому человеку можно доверять, и мнению своему уже никогда не изменяла, поддерживая Петра Аркадьевича во всех начинаниях. В ответ Николаю она написала: «Слава Богу, что вы все здоровы и что ты опять можешь верхом ездить свободно и охотиться. Это все-таки показывает, что обстоятельства немного лучше стали. Ах, когда же, наконец, у нас все это пройдет, и мы опять могли бы жить спокойно, как все приличные люди! Почти обидно видеть, как здесь (в Дании. - Е.Х.) хорошо и смирно живут, каждый знает, что ему делать, исполняет свой долг добросовестно и не делает пакости другим».
Через несколько дней вдовствующая императрица снова возвращается в письме к этой мысли: «Дай Бог, чтобы у нас это спокойствие продолжалось бы, лишь бы все власти исполняли свой долг честно и хорошо, и не страшась ничего. С тех пор, как начали проявлять твердость, дело уже обстоит лучше и можно пожалеть, что было упущено так много времени. Скольких несчастий можно было бы избегнуть!»
Все надежды императорского семейства возлагались отныне на Столыпина… Зато фигура Витте как политика получила иную оценку в царской семье. Николай не без раздражения писал матери 2 ноября 1906 года:
«Сюда вернулся на днях, к сожалению, гр. Витте. Гораздо умнее и удобнее было бы ему жить за границею, потому что сейчас около него делается атмосфера всяких слухов, сплетен и инсинуаций. Уже скверные газеты начинают проповедовать, что он вернется к власти и что он один может спасти Россию. (…) Нет, никогда, пока я жив, не поручу я этому человеку самого маленького дела! Довольно прошлогоднего опыта, о котором я вспоминал как о кошмаре. Я его еще не видел, слава Богу!»
Насколько торжественным было открытие первой Думы, настолько буднично прошло открытие второй, приступившей к работе 20 февраля 1907 года. Ни правительство, ни царь, ни сами депутаты уже не питали радужных иллюзий. Правительство заранее решило, что в случае неработоспособности новой Думы она также будет распущена, а избирательный закон на этот раз подвергнут изменениям.
«И вот потянулись кошмарные дни, о которых и сейчас вспоминаю с тяжелым чувством… Торжественного настроения, которое окружало открытие I Думы, и в помине не было, вообще не было ни малейшего энтузиазма, все были настороже, и зал заседаний представлял странное зрелище, как будто втиснули в помещение, из которого заперт выход, чуждых, невыносящих друг друга людей, которые только и ждут напряженно какого-нибудь повода, чтобы сразиться и померяться силами», - вспоминал известный политик, кадет И. В. Гессен.
Николай Александрович был разочарован первыми же шагами новой Думы. 1 марта он писал матери, загостившейся в Дании: «До сих пор члены [Думы] занимаются внутренними вопросами, а главное, проверкой собственных полномочий, т.е. правильно ли каждый из них выбран. Кажется, завтра или в субботу Столыпин будет читать свою речь, и тогда скоро станет ясно, пожелает ли Дума серьезно заняться своим делом или начнет терять время и свой небольшой престиж болтовней и ругательствами. Поживем - увидим!»
Аграрную реформу, предложенную премьер-министром, Вторая Дума не приняла. И все же Столыпин не торопился с роспуском нового состава Думы, чтобы не давать лишнего козыря оппозиции - депутатам предоставили возможность работать. Но рутинный повседневный труд, законопроекты, комиссии, реформы казались им слишком скучными - второй состав Думы, как и первый, жаждал прежде всего ниспровержения основ. 13 мая 1907 года П.А. Столыпин докладывал государю:
«Я уверен, что твёрдое слово вашего величества Головину * будет первым грозным предостережением против революционирования народа с думской кафедры.
Сегодня я был в Думе; впечатление тусклое и серое. В комиссиях, по словам наших чинов, не умеют взяться за работу ввиду неподготовленности и неумения работать вообще. Дума «гниёт на корню», и многие левые, видя это, желали бы роспуска теперь, чтобы создать легенду, что Дума создала бы чудеса, да правительство убоялось этого и всё расстроило.
Ожидаю с нетерпением результатов… завтрашнего знаменитого разговора с Головиным. (…)
Председатель совета министров Столыпин».
Премьер-министр по-прежнему пытается заставить Думу осудить террор.
«Мы хотим верить Господу, что вы прекратите кровавое безумство, - обращается он к депутатам, - что вы скажете то слово, которое заставит всех нас встать не на разрушение исторического здания России, а на пересоздание, переустройство его и украшение.
Покуда это слово не будет сказано, покуда государство будет находиться в опасности, оно обязано будет принимать самые строгие, самые исключительные законы для того, чтобы оградить себя от распада».
Но 17 мая Дума, окончательно вставшая в оппозицию к премьер-министру, голосует против «незаконных действий полиции» по отношению к революционным деятелям (и прежде всего - политическим террористам).
Дочь Столыпина Мария, оказавшись в Таврическом дворце во время заседания Думы (она хотела послушать выступление отца), была просто поражена и шокирована происходящим во время заседания:
«А как забилось сердце, когда я впервые увидела моего отца, всходящего на трибуну! Ясно раздались в огромном зале его слова, каждое из которых отчетливо доходило до меня. Да, папа отвечал моему представлению - он был поразительно серьезен и спокоен. Лицо его почти можно было назвать вдохновенным, и каждое слово его было полно глубоким убеждением в правоту того, что он говорит, Свободно, убедительно и ярко лилась его речь. (…)
Недолго дали говорить моему отцу спокойно: только в самом начале его речи все было тихо, но вот понемногу на левых скамьях начинается движение и волнение, депутаты переглядываются, перешептываются. Потом говорят громче, лица краснеют, раздаются возгласы, прерывающие речь. Возгласы становятся все громче, то и дело раздается: «в отставку!», все настойчивее звонит колокольчик председателя. Скоро возгласы превращаются в сплошной рев. Папа все стоит на трибуне и лишь изредка долетает до слуха, между криками, какое-нибудь слово из его речи.
Депутаты на левых скамьях встали, кричат что-то с искаженными, злобными лицами, свистят, стучат ногами и крышками пюпитров… Невозмутимо смотрит папа на это бушующее море голов перед собой, слушает несвязные, дикие крики, на каждом слове прерывающие его, и так же спокойно спускается с трибуны и возвращается на свое место.
Совершенно ошеломленная, не веря своим глазам и ушам, встала я и глядела вниз в залу. Не менее меня была взволнована и вся остальная публика и, как в чаду, покинули мы Таврический дворец».
О какой конструктивной совместной работе Думы и правительства можно было говорить при подобных обстоятельствах? Вскоре и второй состав Думы был досрочно распущен.
Указ о роспуске Государственной Думы был опубликован 3 июня 1907 года. Роспуск был мотивирован тем, что «по новизне дела и несовершенству избирательного закона законодательное учреждение это пополнялось членами, не являвшимися выразителями нужд и желаний народа».
В тот же день был обнародован новый избирательный закон, по которому осенью 1907 года проходили выборы в третью Государственную Думу. По дате опубликования этого закона, политики и публицисты государственное устройство России стали именовать «третьеиюньской монархией», намекая на серьезные и необратимые перемены в общественной жизни.
Третья Дума, начавшая свою работу 1 ноября 1907 года, оказалась самой работоспособной, нацеленной на решение практических задач. За время своего пятилетнего существования третья Дума рассмотрела 2 572 законопроекта. Большое внимание уделялось аграрному вопросу, рабочему, национальному и вопросу об образовании. Среди принятых законопроектов были законы о частной собственности на землю, о страховании рабочих от несчастных случаев и по болезни, о введении местного самоуправления в западных губерниях (что позволило успокоить волнения в польских и прибалтийских землях). Был проведен проект об обязательном начальном народном образовании.
Депутатов нередко упрекали в том, что они занимаются вопросами, не имеющими общенародного значения. Действительно, в Думе порой решались вопросы, в масштабах страны незначительные - о выделении субсидий конкретным учебным заведениям в провинции, о дотациях на издание журналов по вопросам образования и культуры, об организации лечебных учреждений в отдаленных местностях и воинских частях… Но каждый из таких вопросов служил улучшению жизни в стране.
* Горемыкин И.Л. - сенатор, член Государственного совета, занимал различные высокие посты, в том числе - и в правительстве. С апреля по июль 1906 года - председатель Совета министров.
* Головин Ф.А. - председатель II Государственной Думы.