Пара слов о князьях Юсуповых. Часть 8
Продолжение.
Начало см.: http://eho-2013.livejournal.com/353832.html
http://eho-2013.livejournal.com/355147.html
http://eho-2013.livejournal.com/356635.html
http://eho-2013.livejournal.com/357566.html
http://eho-2013.livejournal.com/360528.html
http://eho-2013.livejournal.com/363308.html
http://eho-2013.livejournal.com/365179.html
Императрица Александра Федоровна
К концу 1916 года Александра Федоровна полностью оказалась под влиянием Григория Распутина, попав в сильнейшую психологическую зависимость от «старца» и потеряв способность адекватно оценивать происходящее. Она не предпринимала ни одного шага без совета с «Другом». Он заслонил для нее все и всех. И никакой возможности заставить ее вернуться в реальный мир не было. Враги Распутина становились личными врагами императрицы. Неприятные разговоры о нем она резко прерывала, письма о его безобразиях рассматривала как гнусные доносы и рвала не читая... От прежних друзей и даже близких родственников, не разделявших ее преклонения перед Другом, она без сожалений отдалилась. В одном из писем мужу она даже уподобила Распутина гонимому людьми Христу…
Ее сестра, великая княгиня Елизавета Федоровна, более чем критически относившаяся к Распутину, сделала еще одну попытку спасти сестру от пагубного влияния «святого старца». В конце 1916 года она отправилась в Петроград, чтобы откровенно поговорить с Александрой о положении дел. Разговор был тяжелым и неприятным. Когда все аргументы были исчерпаны, Елизавета произнесла пророческую фразу:
- Помни о судьбе Людовика ХVI!
И указала на украшавший покои императрицы портрет казненной королевы Марии Антуанетты (бестактный дар французского правительства русской императрице)…
Зинаида Николаевна Юсупова
Юсуповы, давние друзья, ожидали Елизавету Федоровну после визита к царице. «Сидели как на иголках, гадали, чем кончится, - рассказывал Феликс Юсупов. - Пришла она к нам дрожащая, в слезах. «Сестра выгнала меня как собаку! - воскликнула она. - Бедный Ники, бедная Россия!»
На следующее утро она получила короткую записку императрицы с просьбой покинуть столицу. Больше сестрам уже не суждено было встретиться... Надежды открыть императорскому семейству глаза почти не осталось. И тогда два молодых и довольно легкомысленных человека - Феликс Юсупов и Дмитрий Романов, - решили взять судьбу монархии в свои руки, ценой крови избавив трон и Россию от мрачной фигуры Распутина, в котором, как им казалось, и был корень зла.
Григорий Распутин
О дружбе Феликса Юсупова и Дмитрия Романова всегда ходили разнообразные слухи. Молодых людей, случалось, подозревали в связи... друг с другом. Особенно настаивала на такой трактовке Матрена Распутина, дочь «старца Григория». В своих воспоминаниях она дает просто убийственные характеристики и Юсупову, и Дмитрию Романову. (Впрочем, в любом случае вряд ли она нашла бы хорошие слова об убийцах своего отца...).
Была ди для таких подозрений основа? К концу 1916 года Феликс был уже два года счастливо женат на Ирине Романовой и успел стать отцом хорошенькой дочери... С Ириной Александровной он прожил до глубокой старости, и все беды, войны, революции, эмиграцию, разорение эти двое переживали вместе, поддерживая и опекая друг друга.
Феликс Юсупов с семьей
Дмитрий Павлович, пользовавшийся успехом у дам, в годы Первой мировой войны тоже переживал любовное увлечение, хотя и тайное (но что тайного могло происходить в России с членами дома Романовых, что сразу же не стало бы явным?) Матильда Кшесинская, испытывавшая особую тягу к мужчинам из романовского клана с тех пор, как у нее случился роман с престолонаследником, не обошла вниманием красивого юного Дмитрия. Она считалась гражданской женой великого князя Сергея Михайловича, хотя одновременно состояла в тайной связи с великим князем Андреем Владимировичем. Но и Дмитрий нашел уголок в ее сердце. Упоминания об их сердечной дружбе рассыпаны по страницам мемуаров блистательной Матильды. И хотя она всегда любила тайны и секреты, и таким романтическим «секретом» должен был стать и Дмитрий, Кшесинская все же постоянно намекает на особую близость с молодым князем и как бы случайно, но вполне красноречиво проговаривается о различных фактах их отношений... Вот как, к примеру, описывает Матильда разлуку с Дмитрием в начале войны: «Великий князь Дмитрий Павлович тоже должен был ехать со своим полком на фронт одним из первых. Он не мог поспеть ко мне заехать в Стрельну проститься. Он просил меня приехать в город и благословить его у себя в своем доме. Я, конечно, сейчас же поехала в город. Но какой это был грустный и тяжелый момент, когда он стал на колени передо мною, и я его благословляла. В такой момент не знаешь, увидишь еще когда-нибудь или нет... И так каждый день приносил все новые испытания, уходили на смертный бой дорогие мне люди». Читая эти слова, трудно понять, кого же провожает эта женщина - возлюбленного, мужа, сына? Но без сомнения, Дмитрий Павлович относился к числу «дорогих ей людей».
Великий князь Дмитрий Павлович
Была у Дмитрия и возлюбленная, известная в свете - актриса Лина Кавальери. Была и еще одна тайная история - он очень нравился Ольге Николаевне, старшей дочери императора, которая мечтала и о браке с ним. (Это совершенно не устраивало Александру Федоровну - Дмитрий был популярен в обществе и, женившись на царской дочери, мог показаться кому-то более приемлемым наследником престола, чем болезненный цесаревич Алексей).
Интимная жизнь человека - всегда тайна для посторонних (и уж Матрену Распутину Феликс и Дмитрий в свои дела вряд ли посвящали!). Сейчас, по прошествии почти столетия, трудно отделить сплетни и злопыхательство от действительных событий. Молодые люди были друзьями детства, вместе росли и играли в парках Архангельского и Ильинского. Очень может статься, что сохранившаяся на долгие годы детская дружба и привычка Дмитрия подчиняться во всех начинаниях Феликсу (ведь Юсупов был старше и являлся главным заводилой в играх!), со стороны казалась непонятной и вызывала кривотолки.
Это понимали и в императорском семействе; родственники боялись дурного влияния Феликса и компрометации юного великого князя. Но Дмитрий, вопреки требованиям старшего поколения Романовых, все же продолжал приятельствовать с обаятельным шалопаем Феликсом - с ним было интересно. Когда друг детства «женился и остепенился», породнившись с императорским семейством, родные успокоились и перестали донимать Дмитрия своей предосторожностью.
Шведский исследователь Стаффан Скотт, много лет изучавший историю семейства Романовых и лично общавшийся с родственниками императорского семейства, предложил вполне достоверное объяснение истокам этой дружбы. «Можно дружить с гомосексуалистом, таковым не являясь, - заметил он, - общение с Феликсом Юсуповым, возможно, дискредитировало Дмитрия, но в двадцать лет интересно шокировать знакомых и родных вызывающими друзьями».
Дмитрий Павлович и Елизавета Федоровна, заменившая ему мать
Они всегда хорошо понимали друг друга, и в вопросе избавления близких людей и всей страны от влияния зловещего «старца» Феликс и Дмитрий оказались единодушны - если не удается достучаться до одурманенного разума императрицы, Распутина следует устранить физически. «Не сговариваясь еще, каждый в одиночку, пришли мы к единому заключению: Распутина необходимо убрать, пусть даже ценой убийства», - рассказывал Юсупов. Что это преступление может стать одним из губительных толчков, расшатывающих фундамент России, в голову им не пришло.
Феликс Юсупов, решив организовать антираспутинский заговор, стал искать союзников. Обратился он прежде всего к известным политикам, к думским оппозиционерам, пытался найти выход на революционные круги. Но все те, кто кипел ненавистью к Распутину, отнюдь не стремились помогать заговорщикам, предпочитая собственное спокойствие. Председатель Думы М.В. Родзянко ответил ему: «Как же тут действовать, если все министры и приближенные к его величеству - люди Распутина? Да, выход один: убить негодяя. Но в России нет на то ни одного смельчака. Не будь я так стар, я бы сам его прикончил». Видный парламентарий В.А. Маклаков был удивлен политической наивностью Феликса: «Вы воображаете, что Распутина будут убивать революционеры? Да разве они не понимают, что Распутин их лучший союзник? Никто не причинил монархии столько вреда, сколько Распутин; они ни за что не станут его убивать».
Однозначно на сторону заговорщиков встал только В.М. Пуришкевич, депутат Государственной Думы от Бессарабской губернии, считавшийся правым экстремистом и эксцентричным «думским клоуном». Более противоречивую фигуру на политическом Олимпе трудно было найти. На российских ярмарках всевозможные трещотки именовались торговцами «язык Пуришкевича» - такое было у него реноме.
Василий Митрофанович Пуришкевич
Правда, война 1914 года позволила раскрыться не худшим качествам Владимира Пуришкевича, которые и без того были на виду, а лучшим. Он вспомнил о своем опыте благотворительной деятельности (которому он, хороший организатор, был обязан карьерой) и занялся организацией медицинской помощи фронту. Причем занялся самозабвенно. Он лично участвовал в работе санитарных поездов, вывозивших с фронта раненых, открывал эвакопункты, передвижные фронтовые библиотеки, походно-полевые церкви. Во всех созданных им учреждениях царил образцовый порядок, его санитарные поезда получили славу лучших. О них с восторгом отзывались самые разные люди, начиная от церковных иерархов, оказывающих помощь армии, и заканчивая самим императором Николаем II.
О Пуришкевиче стали говорить, что он - гораздо лучше собственной репутации… Он буквально закипал от негодования, когда сталкивался с очередным проявлением беспомощности властей. Кризис власти стал особенно очевидным в 1916 году, когда началась бесконечная смена членов правительства, и именно Пуришкевич пустил в ход выражение «министерская чехарда», которое впоследствии широко подхватили в обществе и многократно использовали как в публицистике, так и в исторических трудах. Как монархист, Пуришкевич какое-то время сохранял иллюзию, что царь просто не знает настоящего положения дел. Он возмущался придворными, «жалкими себялюбцами», не смевшими раскрыть глаза самодержцу. В своем дневнике Пуришкевич записал: «Почему вы молчите? Вы, ежедневно видящие государя, имеющие доступ к нему, ему близкие. Почему толкаете на путь откровений меня, приглашенного царем для других целей и столь далекого сейчас от событий внутренней жизни России и от политики, которую проводят в ней калифы на час, ее появляющиеся и лопающиеся, как мыльные пузыри бездарные министры.
- Трусы! - думал я тогда. Трусы! - убежденно повторяю я и сейчас.
Жалкие себялюбцы, все получившие от царя, а неспособные даже оградить его от последствий того пагубного тумана, который застлал его духовные очи и лишил его возможности, в чаду придворной лести и правительственной лжи, правильно разбираться в истинных настроениях его встревоженного народа».
В.М. Пуришкевич в годы войны
Он попытался сделать это сам во время приема в Ставке в ноябре 1916 года, но Николай II никак не отреагировал на его призывы. Не найдя понимания на приеме у царя, Пуришкевич решил высказать свои опасения на всю страну, воспользовавшись думской трибуной.
19 ноября 1916 года атмосфера в Думе была наэлектризована до предела. Выступления депутатов были острыми как никогда. Но особое впечатление произвела речь Пуришкевича. Он открыто обвинил сановников в предательстве национальных интересов: «Дезорганизация тыла у нас составляет несомненную систему и создается твердой и непреклонной рукой. Эта система создана Вильгельмом и изумительно проводится при помощи немецкого правительства, работающего в тылу у нас…»
Он назвал по именам людей, которые в тяжелые военные годы греют руки на армейских поставках и грабят казну, он обличил представителей самых высоких кругов в шпионаже и двурушничестве. Выступление Пуришкевича, человека, «покрытого плевками общественного презрения *», вызвало бурю аплодисментов, впервые ему дружно рукоплескали центристы, либералы и левые. Крики «браво!» не смолкали несколько минут. Страстная речь Пуришкевича вызвала такой отклик, прежде всего потому, что он впервые за все военные годы открыто назвал с думской трибуны имя главного вдохновителя «темных сил» - Григория Распутина.
* Это выражение принадлежит Льву Троцкому.
После выступления Пуришкевича в Думе к нему обратился князь Юсупов, по-прежнему искавший союзников для организации антираспутинского заговора… Со стороны Пуришкевича Юсупов встретил не просто понимание, а готовность действовать.
А обстановка накалилась до предела не только в Петрограде, но и в других городах. Люди не скрывали разочарования и презрения к власти, и эти настроения умело раздувались невидимыми «организаторами». Морис Палеолог внимательно следил за реакцией общества на происходящее в стране и собирал разнообразную информацию, чтобы доводить до сведения французского правительства. Он охотно беседовал с разными людьми, анализировал эти разговоры и излагал их не только в служебных отчетах, но и на страницах собственного дневника. В декабре 1916 года он записал:
«Один из моих друзей, который был у меня вчера и который прибыл из Москвы, рассказал, что там крайне раздражены против императрицы. В салонах, в магазинах, в кафе открыто заявляют, что «немка» губит Россию и что ее надо запереть на замок, как сумасшедшую. Об императоре не стесняются говорить, что он хорошо бы сделал, если бы подумал об участи Павла I».
И Юсупов, и Пуришкевич были по разным причинам изгоями в некоторых слоях образованного общества (если Пуришкевича многие по-прежнему считали «политическим юродивым», то князю Юсупову ставили в вину развратный образ жизни), но в деле заговора против Распутина они не только нашли друг в друге единомышленников, но оказались достойными доверия соратниками, каждый из которых мог во всем положиться на другого.
«Сегодня, ровно в 9 час. утра, ко мне приехал князь Юсупов, - записал Пуришкевич в своем дневнике 21 ноября 1916 года. - Это молодой человек лет 30 в форме пажа, выполняющий, очевидно, военный ценз на звание офицера. Мне он очень понравился и внешностью, в которой сквозит непередаваемое изящество и порода, и, главным образом, духовной выдержкой. Это, очевидно, человек большой воли и характера: качества мало присущие русским людям, в особенности из аристократической среды.
Он просидел у меня более двух часов.
«Ваша речь не принесет тех результатов, которых вы ожидаете, - заявил он мне сразу. - Государь не любит, когда давят на его волю, и значение Распутина, надо думать, не только не уменьшится, но, наоборот окрепнет, благодаря его безраздельному влиянию на Александру Федоровну, управляющую фактически сейчас государством, ибо государь занят в ставке военными операциями»
«Что же делать? - заметил я. Он загадочно улыбнулся и, пристально посмотрев мне в глаза немигающим взглядом, процедил сквозь зубы - «устранить Распутина».
Составилось «тайное общество» заговорщиков из князя Юсупова, великого князя Дмитрий Павловича, депутата Думы Пуришкевича и еще двух лиц, не обладавших высоким положением и не претендующих на крупную роль в истории - фронтового врача Станислава Лазоверта, служившего в санитарном поезде, которым командовал Пуришкевич, и лечившегося в Петрограде от ран поручика Ивана Сухотина, воевавшего вместе с великим князем Дмитрием. Ряд исследователей придерживается версии, что в покушении принимали участие и чуть ли не сыграли решающую роль также офицеры английской разведки. Но, во-первых, достоверных доказательств этого факта пока не представлено. А во-вторых, ни Феликс, ни Дмитрий не были людьми, поддающимися чужому влиянию. Как могли англичане заставить царских родственников совершить что-то? Подкупить? Князья Юсуповы на собственные средства могли купить пол Англии... Запугать, пригрозить компрометацией? Больше, чем Феликс скомпрометировал себя сам?
На убийство они пошли по своей воле, долго до него "дозревали", искали союзников и сознательно к нему готовились. Да и описания убийства, оставленные участниками, хоть и несколько расходятся, потому что и Юсупов, и Пуришкевич старались преувеличить собственную роль в содеянном, все же не дают простора для домыслов о том, что серьезную роль играли еще и англичане.
Разве что, в поисках помощников, на которых можно опереться, и получая отказы от Маклакова, Родзянко и прочих, Юсупов действительно обратился к офицерам английской разведки (он учился в Лондоне и имел дружеские связи в этих кругах)? И Освальд Рейнер, имя которого называют в качестве тайного участника убийства, воспользовался выпавшей возможностью порадеть интересам Британской империи?
Дмитрий Павлович
Дмитрий торопил с покушением. Будучи адъютантом императора, молодой князь имел возможность близко наблюдать за поведением своего царственного кузена в Ставке. Дмитрий пришел к выводу, что Николая Александровича опаивают каким-то препаратом наркотического характера, чтобы лишить воли и привести к полной апатии. Никак иначе Дмитрий не мог объяснить ту фаталистическую покорность судьбе, которую царь демонстрировал в последние месяцы своего правления.
Не исключено, что в этом была доля истины - тибетский целитель Бадмаев, приближенный к императорской семье восточный знахарь, работавший в контакте с Распутиным, избегая шумной рекламы, готовил для Николая какие-то эликсиры, которые никто не исследовал на предмет содержания наркотических веществ.
А может быть, Николай (не только монарх, но и просто живой человек с натянутыми до предела нервами) устал под грузом ответственности, военных неудач, вечной политической нестабильности, всеобщей нелюбви и разнузданной критики со стороны подданных, тревоги за больного ребенка, жесткого диктата обожаемой жены, и утратил волю к борьбе...
Но в версию нехорошего «зелья», подсунутого врагами, молодым заговорщикам хотелось верить больше.
«Дмитрий поделился со мной впечатлениями, какие вывез из Ставки, - рассказывал Феликс. - Были они тревожны. Показалось ему, что государя намеренно опаивают зельем, якобы лекарством, чтобы парализовать его волю. Дмитрий добавил, что должен вернуться в Ставку, но пробудет там вероятно недолго, потому что дворцовый комендант генерал Воейков хочет отдалить его от государя».
Что касается «злых козней» генерала Воейкова, Дмитрий Павлович ошибался. Что мог по собственной воле предпринять опытный царедворец против близкого родственника своего государя? «Отдалить» Дмитрия желала совсем другая персона. Уже год, как Александра Федоровна ополчилась на молоденького родственника, не полюбившего Друга, и, стало быть, автоматически переходившего в разряд ее врагов.
«Только не посылай с ответственными поручениями Дмитрия - он слишком молод и воображает о себе; хотелось бы мне, чтоб ты его вообще отослал от себя! Только не говори ему, что это я желаю», - писала императрица мужу еще в сентябре 1915 года.
Николай, вопреки обыкновению, не поторопился исполнять наказ супруги, и уже через несколько дней она напомнила, как бы между делом:
«Листья становятся желтыми и красными, я вижу их из окон своей большой комнаты. Мой дорогой, ты мне никак не отвечаешь про Дмитрия, почему ты не отсылаешь его в полк, получается нехорошо, ни один из великих князей не находится на фронте, изредка наезжает Борис, а бедные Константиновичи всегда больны».
Это, конечно же, было неправдой; молодые великие князья, включая и Дмитрия, мужественно сражались на передовой, а Олег Романов, как раз из «бедных Константиновичей», был смертельно ранен в бою. Уходя на фронт, он записал в своем дневнике: «Мы все пять братьев идем на войну со своими полками. Мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения».
Но Александра, пытаясь вырвать Николая из-под всякого влияния «антираспутински» настроенных членов семьи, неумело маскировала свои действия заботой о престиже романовской династии, доказывая, вопреки очевидному, что «Царская Семья» отнюдь не «на высоте положения», и не только Константиновичи, но прежде всего - раздражавший императрицу до глубины души Дмитрий...
Продолжение следует.
Начало см.: http://eho-2013.livejournal.com/353832.html
http://eho-2013.livejournal.com/355147.html
http://eho-2013.livejournal.com/356635.html
http://eho-2013.livejournal.com/357566.html
http://eho-2013.livejournal.com/360528.html
http://eho-2013.livejournal.com/363308.html
http://eho-2013.livejournal.com/365179.html
Императрица Александра Федоровна
К концу 1916 года Александра Федоровна полностью оказалась под влиянием Григория Распутина, попав в сильнейшую психологическую зависимость от «старца» и потеряв способность адекватно оценивать происходящее. Она не предпринимала ни одного шага без совета с «Другом». Он заслонил для нее все и всех. И никакой возможности заставить ее вернуться в реальный мир не было. Враги Распутина становились личными врагами императрицы. Неприятные разговоры о нем она резко прерывала, письма о его безобразиях рассматривала как гнусные доносы и рвала не читая... От прежних друзей и даже близких родственников, не разделявших ее преклонения перед Другом, она без сожалений отдалилась. В одном из писем мужу она даже уподобила Распутина гонимому людьми Христу…
Ее сестра, великая княгиня Елизавета Федоровна, более чем критически относившаяся к Распутину, сделала еще одну попытку спасти сестру от пагубного влияния «святого старца». В конце 1916 года она отправилась в Петроград, чтобы откровенно поговорить с Александрой о положении дел. Разговор был тяжелым и неприятным. Когда все аргументы были исчерпаны, Елизавета произнесла пророческую фразу:
- Помни о судьбе Людовика ХVI!
И указала на украшавший покои императрицы портрет казненной королевы Марии Антуанетты (бестактный дар французского правительства русской императрице)…
Зинаида Николаевна Юсупова
Юсуповы, давние друзья, ожидали Елизавету Федоровну после визита к царице. «Сидели как на иголках, гадали, чем кончится, - рассказывал Феликс Юсупов. - Пришла она к нам дрожащая, в слезах. «Сестра выгнала меня как собаку! - воскликнула она. - Бедный Ники, бедная Россия!»
На следующее утро она получила короткую записку императрицы с просьбой покинуть столицу. Больше сестрам уже не суждено было встретиться... Надежды открыть императорскому семейству глаза почти не осталось. И тогда два молодых и довольно легкомысленных человека - Феликс Юсупов и Дмитрий Романов, - решили взять судьбу монархии в свои руки, ценой крови избавив трон и Россию от мрачной фигуры Распутина, в котором, как им казалось, и был корень зла.
Григорий Распутин
О дружбе Феликса Юсупова и Дмитрия Романова всегда ходили разнообразные слухи. Молодых людей, случалось, подозревали в связи... друг с другом. Особенно настаивала на такой трактовке Матрена Распутина, дочь «старца Григория». В своих воспоминаниях она дает просто убийственные характеристики и Юсупову, и Дмитрию Романову. (Впрочем, в любом случае вряд ли она нашла бы хорошие слова об убийцах своего отца...).
Была ди для таких подозрений основа? К концу 1916 года Феликс был уже два года счастливо женат на Ирине Романовой и успел стать отцом хорошенькой дочери... С Ириной Александровной он прожил до глубокой старости, и все беды, войны, революции, эмиграцию, разорение эти двое переживали вместе, поддерживая и опекая друг друга.
Феликс Юсупов с семьей
Дмитрий Павлович, пользовавшийся успехом у дам, в годы Первой мировой войны тоже переживал любовное увлечение, хотя и тайное (но что тайного могло происходить в России с членами дома Романовых, что сразу же не стало бы явным?) Матильда Кшесинская, испытывавшая особую тягу к мужчинам из романовского клана с тех пор, как у нее случился роман с престолонаследником, не обошла вниманием красивого юного Дмитрия. Она считалась гражданской женой великого князя Сергея Михайловича, хотя одновременно состояла в тайной связи с великим князем Андреем Владимировичем. Но и Дмитрий нашел уголок в ее сердце. Упоминания об их сердечной дружбе рассыпаны по страницам мемуаров блистательной Матильды. И хотя она всегда любила тайны и секреты, и таким романтическим «секретом» должен был стать и Дмитрий, Кшесинская все же постоянно намекает на особую близость с молодым князем и как бы случайно, но вполне красноречиво проговаривается о различных фактах их отношений... Вот как, к примеру, описывает Матильда разлуку с Дмитрием в начале войны: «Великий князь Дмитрий Павлович тоже должен был ехать со своим полком на фронт одним из первых. Он не мог поспеть ко мне заехать в Стрельну проститься. Он просил меня приехать в город и благословить его у себя в своем доме. Я, конечно, сейчас же поехала в город. Но какой это был грустный и тяжелый момент, когда он стал на колени передо мною, и я его благословляла. В такой момент не знаешь, увидишь еще когда-нибудь или нет... И так каждый день приносил все новые испытания, уходили на смертный бой дорогие мне люди». Читая эти слова, трудно понять, кого же провожает эта женщина - возлюбленного, мужа, сына? Но без сомнения, Дмитрий Павлович относился к числу «дорогих ей людей».
Великий князь Дмитрий Павлович
Была у Дмитрия и возлюбленная, известная в свете - актриса Лина Кавальери. Была и еще одна тайная история - он очень нравился Ольге Николаевне, старшей дочери императора, которая мечтала и о браке с ним. (Это совершенно не устраивало Александру Федоровну - Дмитрий был популярен в обществе и, женившись на царской дочери, мог показаться кому-то более приемлемым наследником престола, чем болезненный цесаревич Алексей).
Интимная жизнь человека - всегда тайна для посторонних (и уж Матрену Распутину Феликс и Дмитрий в свои дела вряд ли посвящали!). Сейчас, по прошествии почти столетия, трудно отделить сплетни и злопыхательство от действительных событий. Молодые люди были друзьями детства, вместе росли и играли в парках Архангельского и Ильинского. Очень может статься, что сохранившаяся на долгие годы детская дружба и привычка Дмитрия подчиняться во всех начинаниях Феликсу (ведь Юсупов был старше и являлся главным заводилой в играх!), со стороны казалась непонятной и вызывала кривотолки.
Это понимали и в императорском семействе; родственники боялись дурного влияния Феликса и компрометации юного великого князя. Но Дмитрий, вопреки требованиям старшего поколения Романовых, все же продолжал приятельствовать с обаятельным шалопаем Феликсом - с ним было интересно. Когда друг детства «женился и остепенился», породнившись с императорским семейством, родные успокоились и перестали донимать Дмитрия своей предосторожностью.
Шведский исследователь Стаффан Скотт, много лет изучавший историю семейства Романовых и лично общавшийся с родственниками императорского семейства, предложил вполне достоверное объяснение истокам этой дружбы. «Можно дружить с гомосексуалистом, таковым не являясь, - заметил он, - общение с Феликсом Юсуповым, возможно, дискредитировало Дмитрия, но в двадцать лет интересно шокировать знакомых и родных вызывающими друзьями».
Дмитрий Павлович и Елизавета Федоровна, заменившая ему мать
Они всегда хорошо понимали друг друга, и в вопросе избавления близких людей и всей страны от влияния зловещего «старца» Феликс и Дмитрий оказались единодушны - если не удается достучаться до одурманенного разума императрицы, Распутина следует устранить физически. «Не сговариваясь еще, каждый в одиночку, пришли мы к единому заключению: Распутина необходимо убрать, пусть даже ценой убийства», - рассказывал Юсупов. Что это преступление может стать одним из губительных толчков, расшатывающих фундамент России, в голову им не пришло.
Феликс Юсупов, решив организовать антираспутинский заговор, стал искать союзников. Обратился он прежде всего к известным политикам, к думским оппозиционерам, пытался найти выход на революционные круги. Но все те, кто кипел ненавистью к Распутину, отнюдь не стремились помогать заговорщикам, предпочитая собственное спокойствие. Председатель Думы М.В. Родзянко ответил ему: «Как же тут действовать, если все министры и приближенные к его величеству - люди Распутина? Да, выход один: убить негодяя. Но в России нет на то ни одного смельчака. Не будь я так стар, я бы сам его прикончил». Видный парламентарий В.А. Маклаков был удивлен политической наивностью Феликса: «Вы воображаете, что Распутина будут убивать революционеры? Да разве они не понимают, что Распутин их лучший союзник? Никто не причинил монархии столько вреда, сколько Распутин; они ни за что не станут его убивать».
Однозначно на сторону заговорщиков встал только В.М. Пуришкевич, депутат Государственной Думы от Бессарабской губернии, считавшийся правым экстремистом и эксцентричным «думским клоуном». Более противоречивую фигуру на политическом Олимпе трудно было найти. На российских ярмарках всевозможные трещотки именовались торговцами «язык Пуришкевича» - такое было у него реноме.
Василий Митрофанович Пуришкевич
Правда, война 1914 года позволила раскрыться не худшим качествам Владимира Пуришкевича, которые и без того были на виду, а лучшим. Он вспомнил о своем опыте благотворительной деятельности (которому он, хороший организатор, был обязан карьерой) и занялся организацией медицинской помощи фронту. Причем занялся самозабвенно. Он лично участвовал в работе санитарных поездов, вывозивших с фронта раненых, открывал эвакопункты, передвижные фронтовые библиотеки, походно-полевые церкви. Во всех созданных им учреждениях царил образцовый порядок, его санитарные поезда получили славу лучших. О них с восторгом отзывались самые разные люди, начиная от церковных иерархов, оказывающих помощь армии, и заканчивая самим императором Николаем II.
О Пуришкевиче стали говорить, что он - гораздо лучше собственной репутации… Он буквально закипал от негодования, когда сталкивался с очередным проявлением беспомощности властей. Кризис власти стал особенно очевидным в 1916 году, когда началась бесконечная смена членов правительства, и именно Пуришкевич пустил в ход выражение «министерская чехарда», которое впоследствии широко подхватили в обществе и многократно использовали как в публицистике, так и в исторических трудах. Как монархист, Пуришкевич какое-то время сохранял иллюзию, что царь просто не знает настоящего положения дел. Он возмущался придворными, «жалкими себялюбцами», не смевшими раскрыть глаза самодержцу. В своем дневнике Пуришкевич записал: «Почему вы молчите? Вы, ежедневно видящие государя, имеющие доступ к нему, ему близкие. Почему толкаете на путь откровений меня, приглашенного царем для других целей и столь далекого сейчас от событий внутренней жизни России и от политики, которую проводят в ней калифы на час, ее появляющиеся и лопающиеся, как мыльные пузыри бездарные министры.
- Трусы! - думал я тогда. Трусы! - убежденно повторяю я и сейчас.
Жалкие себялюбцы, все получившие от царя, а неспособные даже оградить его от последствий того пагубного тумана, который застлал его духовные очи и лишил его возможности, в чаду придворной лести и правительственной лжи, правильно разбираться в истинных настроениях его встревоженного народа».
В.М. Пуришкевич в годы войны
Он попытался сделать это сам во время приема в Ставке в ноябре 1916 года, но Николай II никак не отреагировал на его призывы. Не найдя понимания на приеме у царя, Пуришкевич решил высказать свои опасения на всю страну, воспользовавшись думской трибуной.
19 ноября 1916 года атмосфера в Думе была наэлектризована до предела. Выступления депутатов были острыми как никогда. Но особое впечатление произвела речь Пуришкевича. Он открыто обвинил сановников в предательстве национальных интересов: «Дезорганизация тыла у нас составляет несомненную систему и создается твердой и непреклонной рукой. Эта система создана Вильгельмом и изумительно проводится при помощи немецкого правительства, работающего в тылу у нас…»
Он назвал по именам людей, которые в тяжелые военные годы греют руки на армейских поставках и грабят казну, он обличил представителей самых высоких кругов в шпионаже и двурушничестве. Выступление Пуришкевича, человека, «покрытого плевками общественного презрения *», вызвало бурю аплодисментов, впервые ему дружно рукоплескали центристы, либералы и левые. Крики «браво!» не смолкали несколько минут. Страстная речь Пуришкевича вызвала такой отклик, прежде всего потому, что он впервые за все военные годы открыто назвал с думской трибуны имя главного вдохновителя «темных сил» - Григория Распутина.
* Это выражение принадлежит Льву Троцкому.
После выступления Пуришкевича в Думе к нему обратился князь Юсупов, по-прежнему искавший союзников для организации антираспутинского заговора… Со стороны Пуришкевича Юсупов встретил не просто понимание, а готовность действовать.
А обстановка накалилась до предела не только в Петрограде, но и в других городах. Люди не скрывали разочарования и презрения к власти, и эти настроения умело раздувались невидимыми «организаторами». Морис Палеолог внимательно следил за реакцией общества на происходящее в стране и собирал разнообразную информацию, чтобы доводить до сведения французского правительства. Он охотно беседовал с разными людьми, анализировал эти разговоры и излагал их не только в служебных отчетах, но и на страницах собственного дневника. В декабре 1916 года он записал:
«Один из моих друзей, который был у меня вчера и который прибыл из Москвы, рассказал, что там крайне раздражены против императрицы. В салонах, в магазинах, в кафе открыто заявляют, что «немка» губит Россию и что ее надо запереть на замок, как сумасшедшую. Об императоре не стесняются говорить, что он хорошо бы сделал, если бы подумал об участи Павла I».
И Юсупов, и Пуришкевич были по разным причинам изгоями в некоторых слоях образованного общества (если Пуришкевича многие по-прежнему считали «политическим юродивым», то князю Юсупову ставили в вину развратный образ жизни), но в деле заговора против Распутина они не только нашли друг в друге единомышленников, но оказались достойными доверия соратниками, каждый из которых мог во всем положиться на другого.
«Сегодня, ровно в 9 час. утра, ко мне приехал князь Юсупов, - записал Пуришкевич в своем дневнике 21 ноября 1916 года. - Это молодой человек лет 30 в форме пажа, выполняющий, очевидно, военный ценз на звание офицера. Мне он очень понравился и внешностью, в которой сквозит непередаваемое изящество и порода, и, главным образом, духовной выдержкой. Это, очевидно, человек большой воли и характера: качества мало присущие русским людям, в особенности из аристократической среды.
Он просидел у меня более двух часов.
«Ваша речь не принесет тех результатов, которых вы ожидаете, - заявил он мне сразу. - Государь не любит, когда давят на его волю, и значение Распутина, надо думать, не только не уменьшится, но, наоборот окрепнет, благодаря его безраздельному влиянию на Александру Федоровну, управляющую фактически сейчас государством, ибо государь занят в ставке военными операциями»
«Что же делать? - заметил я. Он загадочно улыбнулся и, пристально посмотрев мне в глаза немигающим взглядом, процедил сквозь зубы - «устранить Распутина».
Составилось «тайное общество» заговорщиков из князя Юсупова, великого князя Дмитрий Павловича, депутата Думы Пуришкевича и еще двух лиц, не обладавших высоким положением и не претендующих на крупную роль в истории - фронтового врача Станислава Лазоверта, служившего в санитарном поезде, которым командовал Пуришкевич, и лечившегося в Петрограде от ран поручика Ивана Сухотина, воевавшего вместе с великим князем Дмитрием. Ряд исследователей придерживается версии, что в покушении принимали участие и чуть ли не сыграли решающую роль также офицеры английской разведки. Но, во-первых, достоверных доказательств этого факта пока не представлено. А во-вторых, ни Феликс, ни Дмитрий не были людьми, поддающимися чужому влиянию. Как могли англичане заставить царских родственников совершить что-то? Подкупить? Князья Юсуповы на собственные средства могли купить пол Англии... Запугать, пригрозить компрометацией? Больше, чем Феликс скомпрометировал себя сам?
На убийство они пошли по своей воле, долго до него "дозревали", искали союзников и сознательно к нему готовились. Да и описания убийства, оставленные участниками, хоть и несколько расходятся, потому что и Юсупов, и Пуришкевич старались преувеличить собственную роль в содеянном, все же не дают простора для домыслов о том, что серьезную роль играли еще и англичане.
Разве что, в поисках помощников, на которых можно опереться, и получая отказы от Маклакова, Родзянко и прочих, Юсупов действительно обратился к офицерам английской разведки (он учился в Лондоне и имел дружеские связи в этих кругах)? И Освальд Рейнер, имя которого называют в качестве тайного участника убийства, воспользовался выпавшей возможностью порадеть интересам Британской империи?
Дмитрий Павлович
Дмитрий торопил с покушением. Будучи адъютантом императора, молодой князь имел возможность близко наблюдать за поведением своего царственного кузена в Ставке. Дмитрий пришел к выводу, что Николая Александровича опаивают каким-то препаратом наркотического характера, чтобы лишить воли и привести к полной апатии. Никак иначе Дмитрий не мог объяснить ту фаталистическую покорность судьбе, которую царь демонстрировал в последние месяцы своего правления.
Не исключено, что в этом была доля истины - тибетский целитель Бадмаев, приближенный к императорской семье восточный знахарь, работавший в контакте с Распутиным, избегая шумной рекламы, готовил для Николая какие-то эликсиры, которые никто не исследовал на предмет содержания наркотических веществ.
А может быть, Николай (не только монарх, но и просто живой человек с натянутыми до предела нервами) устал под грузом ответственности, военных неудач, вечной политической нестабильности, всеобщей нелюбви и разнузданной критики со стороны подданных, тревоги за больного ребенка, жесткого диктата обожаемой жены, и утратил волю к борьбе...
Но в версию нехорошего «зелья», подсунутого врагами, молодым заговорщикам хотелось верить больше.
«Дмитрий поделился со мной впечатлениями, какие вывез из Ставки, - рассказывал Феликс. - Были они тревожны. Показалось ему, что государя намеренно опаивают зельем, якобы лекарством, чтобы парализовать его волю. Дмитрий добавил, что должен вернуться в Ставку, но пробудет там вероятно недолго, потому что дворцовый комендант генерал Воейков хочет отдалить его от государя».
Что касается «злых козней» генерала Воейкова, Дмитрий Павлович ошибался. Что мог по собственной воле предпринять опытный царедворец против близкого родственника своего государя? «Отдалить» Дмитрия желала совсем другая персона. Уже год, как Александра Федоровна ополчилась на молоденького родственника, не полюбившего Друга, и, стало быть, автоматически переходившего в разряд ее врагов.
«Только не посылай с ответственными поручениями Дмитрия - он слишком молод и воображает о себе; хотелось бы мне, чтоб ты его вообще отослал от себя! Только не говори ему, что это я желаю», - писала императрица мужу еще в сентябре 1915 года.
Николай, вопреки обыкновению, не поторопился исполнять наказ супруги, и уже через несколько дней она напомнила, как бы между делом:
«Листья становятся желтыми и красными, я вижу их из окон своей большой комнаты. Мой дорогой, ты мне никак не отвечаешь про Дмитрия, почему ты не отсылаешь его в полк, получается нехорошо, ни один из великих князей не находится на фронте, изредка наезжает Борис, а бедные Константиновичи всегда больны».
Это, конечно же, было неправдой; молодые великие князья, включая и Дмитрия, мужественно сражались на передовой, а Олег Романов, как раз из «бедных Константиновичей», был смертельно ранен в бою. Уходя на фронт, он записал в своем дневнике: «Мы все пять братьев идем на войну со своими полками. Мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения».
Но Александра, пытаясь вырвать Николая из-под всякого влияния «антираспутински» настроенных членов семьи, неумело маскировала свои действия заботой о престиже романовской династии, доказывая, вопреки очевидному, что «Царская Семья» отнюдь не «на высоте положения», и не только Константиновичи, но прежде всего - раздражавший императрицу до глубины души Дмитрий...
Продолжение следует.