Отрадней камнем быть
Дописать текст к десяти утра. Послать, рухнуть. Проснуться в шесть вечера
(безвозвратно, безнадёжно ушедшего дня. - «Отрадно спать, отрадней камнем быть». - Всей кожей чувствовать непоправимое утекание времени)
- тем отчаяннее впиться в работу -
- понимать, что совсем невиноватой чувствовать (тем более знать) себя не получается никогда -
- несмотря на всё удобство такого режима - в том числе психологическое, особенно психологическое -
- потому что одно дело удобство (и свобода, да, да, она часть удобства, но всё равно отдельно) -
- а другое - ответственность, простигосподи, перед социумом -
- вот с ответственностью перед социумом почти совсем никак
(и всё хочешь отработать, отработать себя миру как можно полнее, как можно более исчерпывающе, выматывающе, опустошающе, чтобы если не снять, то хоть немного уменьшить мучительное, непреходящее томление вины; впору уже назвать чувство вины особой разновидностью телесного состояния, простирающегося далеко за пределы рационального.
Как будто миру нужны твои буковки.
Но ничего другого у тебя нет).
Тревога об этом - гораздо больше даже об этом, чем об исторических событиях, влиять на которые нет никакой возможности (химически, лабораторно чистый опыт бессилия) - и гонит в работу, которая разбухает и занимает (почти) всё мыслимое пространство.
А вообще-то я сейчас - по общей организации жизни - живу так, как совершенно осознанно хотела уже лет в пятнадцать-шестнадцать. Вот это ночное существование с непрерывным письмом, чтобы видеть мир только в своём воображении, удерживать и разращивать его в нём.
«Ты не поверишь - всё сбылось».
(Вот если что-то и сбылось в моей жизни в полной мере, так это.)
Счастье ли это? Часть его - безусловно.
Та его часть, которая - соответствие себе, высокая степень точности этого соответствия.
Тоже, конечно, лишь часть такого соответствия - на отдельном узком участке; есть и другие участки паззла, где много чего щёлкнуло, но этот щёлкнул очень громко и встал, как влитой.
Картина Алессандро Тофанелли