И ещё о площадках распределения
…и есть ещё другие площадки пространственного - воображаемо-пространственного - распределения мыслей, вообще - всякого воображаемого, словом, внутренних содержаний: это школа, почему-то почти исключительно коридоры её, и дом и двор в Челюскинской (да, ещё проспект Старых Большевиков - ось, на которую нанизывалась жизнь - в двух своих, эмоционально и экзистенциально совершенно различных направлениях: к станции и к лесу. Направление к станции - светлое, к лесу - тёмное, всё темнее и темнее, всё жутче и жутче по мере приближения к нему. Даже на своём сорок пятом году, когда я ходила в сторону леса в последний раз, я не могла там ходить без глубочайшего внутреннего замирания перед неизъяснимой и априорной мистичностью этого пространства, превосходящей все слова и не нуждающейся в них. Туда даже и в воображении лучше лишний раз не заходить, это пространство чрезвычайного). Все они - из начала жизни (кажется, ничто, начавшее быть после моих, примерно, двадцати лет, такой площадкой распределения не стало (может быть, раньше - после пятнадцати? - пражская квартира ведь ею тоже не стала, хотя казалось бы) независимо от того, с какой степенью остроты они помнятся (некоторые помнятся с остротой прямо-таки обдирающей - и тем не менее). Следовательно, важна здесь не острота воспоминания, может быть, не глубина проживания этих пространств, но единственно изначальность.
А ведь в детстве-отрочестве само слово «Челюскинская» казалось мне мелким и легковесным: зеленовато-голубоватые льдинки, брызгающие во все стороны; «цвета капустного листа», что, разумеется, не могло означать ничего серьёзного (а означало в моих тогдашних внутренних глазах - исключительно мою оттеснённость на периферию жизни, которая «никому не нужна» и бесконечно далека от всего значительного, - а хотелось же в центр, в центр, в центр…). (Слово «Мытищи», изначальное же, было уже корневым, глубоко-хтоничным, но то другая история. Московский двор был в самой разогретой, раскалённой сердцевине жизни, но это опять другая история. Он и теперь там.) И вот, всю жизнь с тех пор я только и делаю, что обнаруживаю там залежи значительного и корневого, да ещё надёжнейшую площадку для его распределения.
А имя - что? - случайность, прилетело и улетело.
Но оставило всё, всё вообще забрызганным голубыми льдинками, осколками света.
станция Челюскинская, проспект Старых Большевиков. 2010-е.